– Эко он! – обеспокоился Зябкин, ощутив чувство тревоги. В своем доме, а уж тем более, в собственной квартире, упырь не боялся никого и ничего. Это там, за дверями подъезда, по улицам города, бродят твари гораздо опаснее и могущественнее молодого кровососа, но в местном аквариуме, он – самая страшная рыба.

Был.

Ощущение того, что власть переменилась и что он, Зябкин, неосмотрительно выпустил в мир что-то страшное, темное и жестокое, ввергло вурдалака в легкую панику.

Огненный взгляд колдуна, казалось, прожигал насквозь щуплого вампира.

Зябкин попятился, совсем так же, как это делала недавно его мать.

– Низший? – голос колдуна в покрывале прозвучал глухо, но у вампиров прекрасный слух. Зябкин услышал и оскалился.

– Слуга? – словно бы размышляя вслух, продолжал бубнить чернокнижник. – Упырь? Кровосос? Отлично! – и выпростал вперед длинную руку.

Зябкина точно под дых ударили. Сильнейший удар повалил парня на пол, невидимые руки схватили молодого кровососа за шею и потащили вперед, к колдуну.

Сил сопротивляться не было.

– Сожрет! – запаниковал Роман. – Совсем сожрет, все соки выпьет. – и попытался сопротивляться, вцепившись когтями в драный линолеум. Не помогло – его продолжало подтаскивать к колдуну, а по линолеуму расползлись длинные царапины, уродуя затертое покрытие еще больше.

– Встань, слуга. – приказал чернокнижник и Зябкин, перестав сопротивляться, опомнившись, отодрал руки от пола.

«Слуга? – озадачился молодой кровосос, осознав, что, по всей видимости, вредить ему, в данный момент, никто не собирается. – Ну, и ладно. Пусть – слуга. Хорошо, что не обед и не ужин.»

– Господин? – осторожно обратился упырь к чернокнижнику, которого, едва не принял за Золотую рыбку. Как же – Золотая рыбка обернулась хищной чудой-юдой и едва не сожрала своего спасителя. – Чего прикажите?

– Какой нынче год? – голос колдуна, по- прежнему звучал отрывисто и глухо. – Война еще идет?

– Война? – несказанно удивился Зябкин. – Какая, война? В нашем мире всегда, где-нибудь, да идет война.

Колдун злобно фыркнул, несколько мгновений тяжело давил Зябкина сердитым взглядом.

– Та самая. – голосом, далеким от доброжелательного, пояснил он. – С Германией.

– Война с Германией? – тупо моргнул Зябкин, шевеля извилинами и вспоминая школьную программу по истории. – Так это, когда ж, было-то?

В глазах колдуна мелькнула ярость – небось, сетовал на то, что слуга ему достался на редкость несообразительный.

– Это – точный календарь? – требовательно тыкнул пальцем в картинку на стене, чернокнижник.

Календарь на стену повесила мать Романа, желая слегка разбавить темные тона в комнате единственного сына чем-то светлым и жизнерадостным. Получилось, по мнению Зябкина, убого – на фоне темно-серых обоев, алые капли маков смотрелись жутковато.

– Точный. – послушно кивнул Зябкин.

– Год? – продолжал настаивать колдун.

– 2022. – торопливо ответил парень, начиная понимать причину беспокойства, выкопанного из могилы, колдуна. – Что, много лет прошло с тех пор, как упокоили?

Чернокнижник медленно поднял взгляд на молодого упыря и поморщился – наверно, его задел несколько вызывающий тон слуги. Но, колдун не спешил с замечаниями по этому поводу. Серое лицо недавнего, почти что, покойника, выражало злость и досаду.

– Восемьдесят лет… – злобно прошипел чернокнижник, хрустя суставами кистей рук. – Восемьдесят лет без сил.. В забвении. Кто-то должен ответить за это.

«Ого! – не удержавшись, присвистнул упырь. – Не мало так, в земле ты, дядя, провалялся. И дольше бы лежал, коли б не я.»

По всей видимости, мысль о том же, посетила лысый череп колдуна. Морщины на лбу чернокнижника заиграли, глаза сузились, тонкие губы скривились.

– Меня ты выкопал, слуга? – небрежно свалившись обратно в продавленное кресло, спросил колдун. – Случайно аль, подсказал кто?

Зябкин понял, что врать не стоит. Не в этот раз.

– Случайно. – упырь передернул плечами. – Смотрю, из земли что-то торчит, вот я и заинтересовался.

– Упырь. – фыркнул чернокнижник, насмешливо рассматривая, неожиданно заробевшего кровососа. – Вампир обыкновенный, новообращенный. Что ж, будем работать с тем, что есть. Девку, небось, затащил в укромный уголок? – глаза колдуна проникали в самое черное нутро чернокнижника. – Крови захотел, вурдалак?

– И, крови. – спокойно выдержал тяжелый взгляд недобрых глаз Зябкин. Он не смутился ни разу – да, он – кровосос. Не по своей воле, но, как доходчиво объяснили ему подручные главы клана, внятно объяснили, при помощи ног и дубинок – навсегда. Обратного пути нет – если не кровь сосать, то, в могилу – червей кормить. Приходится с этим жить.

Зябкину нравилось. Не все, но придется терпеть.

– Дерзкий упыреныш. – широко усмехнулся колдун и у Зябкино отлегло. Говорят, нет души у вампиров. Брешут, поди. Отлегло ощутимо, откуда- то. Не от желудка же?

– 2022. – чернокнижник натянул покрывало на голые колени, торчащие вперед под острым углом. – Хороший год для того, чтобы отомстить. – и, улыбнулся снова. Жутко. Предвкушая.

Зябкину стало страшно, и он внезапно подумал о том, что жадность и любопытство – плохие советчики. Не доведут они до добра молодого и перспективного вампира. Кто знает, может быть, всем было бы лучше, если бы свинцовый саркофаг с останками древнего колдуна, остался в рыхлой земле городского парка.

– Называй меня – Чуран, слуга. – продолжал гнусно ухмыляться колдун и глаза его запылали особо яростным пламенем. – Не бойся меня, служи верно – ты получишь свою награду, обретешь то, чего желаешь. Чуран, слуга Чернобога, вознаградит тебя за спасение своей жизни.

*

Так началась новая жизнь молодого упыря. Нельзя сказать, что чернокнижник, сиднем сидевший в старом кресле, слишком давил на неживого подручного.

Нет, вовсе нет.

Колдун постоянно торчал в комнате Романа, не показываясь посторонним. Да, разумеется, чернокнижника приходилось кормить. Едой. Человеческой.

Зябкину пища смертных была до лампочки, с некоторых пор. Превратившись в вампира, он перестал нуждаться в настоящей еде. Бухло – иное дело. Выпить вампир был не прочь, как и все его соклановцы. Алкоголь обострял чувствительность и выявлял некоторые сверхспособности, которыми обладал любой из кровососов, в той или иной степени.

Зябкин, вон, мог баб пачками окучивать и пытался летать. Вернее, планировать. Очень полезное умение, как оказалось.

Жратву приходилось тырить у соседей – по чуть-чуть, незаметно. Люди в коммуналке проживали небогатые. Если наглеть, то они очень быстро смогут вычислить вора. Благо, но чернокнижник держал себя в черном теле – то ли на диете сидел, то ли отращивал себе новый желудок – Зябкин особо не вникал.

Как оказалось, ограничивая себя в еде, колдун в другом стесняться не желал. Он тянул силу. Ману, прану – да, как ни назови, но тянул, высасывая ее, точно пылесос из жильцов дома.

Вначале, под удар попали жители Ромкиного подъезда.

Первый раз, увидев гроб, который выносили из открытых дверей, Зябкин ничуть не удивился. Умерла Сидорчук, баба Тая, старуха с пятого этажа. Тихая бабулечка заснула и не проснулась. Дочка шептала громким шёпотом – мол, сердце не выдержало.

Зябкин не придал значения – умерла, да и пес с ней. Что ему до каких-то там бабок?

Потом, смерти пошли косяком – еще одна старая грымза, чуть моложе первой, сосед со второй квартиры – вечно глухой дед, со слезящимися глазами и шахтерской пылью, намертво въевшейся в кожу, бравая тетка-кондукторша, совсем молодая, пятидесяти не исполнилось, девушка из крайнего подъезда – тихая, серая мышка, жившая со старой теткой и другие.

Тут то до Ромки и дошло, что мор, напавший на жильцов его дома, не просто стечение обстоятельств, а злой умысел слуги Чернобога.

Да, не только Зябкин являлся слугой чернокнижника, но и сам чернокнижник истово и яро служил Чернобогу.

Что за бог такой, Зябкин не знал и узнавать – желанием не горел. Ну его, бога того. И так ясно, что дядька недобрый, раз позволяет Чурану людей морить без разбору.