— … Есть чистая логика экономического поведения, которая не зависит от времени и места, ее можно реконструировать… — Джин горячится, руки мельтешат, как лопасти мельницы, щеки покрываются пунцовым румянцем.
— Экономическая наука — это историческая наука, а значит, в ней нет всеобщих законов. Поэтому общая экономическая теория, универсальная экономическая теория вообще лишена смысла, — Чонгук давит аргументами, вызывая переполох в стройных четких выводах Джина.
— Отсутствие влияния контекста или закономерности, которые стабильны относительно разных контекстов, и есть то, что делает экономическую науку наукой…
— Каждая страна, каждая культура, каждая эпоха должна иметь свою экономическую теорию. Не нужно теории, которые были разработаны для одного исторического и географического контекста, переносить на контекст других стран или эпох…
Судя по всему, Джин готов убивать. Весь курс замер, наблюдая, как выскочка-первокурсник спорит с президентом студенческого совета. Чем закончится столкновение?
— Не будем больше спорить о методах экономической теории… Разные экономисты по-разному смотрят на предмет и метод экономической науки. Главное, что мы знаем, что экономическая наука — это наука особая… — выворачивается хитрый, поучаствовавший во многих экономических дебатах Сокджин-сонбэнним, и его взгляд сулит Чонгуку тысячу смертей. Самыми разными способами.
«Скажи, хён, там есть смерть от оргазма? Тогда я согласен», — Чонгук нежно, ярко улыбается злому сонбэ, пуская в ход все свои чары, вынуждая того засмотреться на мальчишескую, самоуверенную улыбку. — «Не отворачивайся от меня. Не считай меня мелким, глупым, двадцатилетним* пиздюком. Жизнь такая сложная и разнообразная, кто сказал, что все должны жить по шаблонам? Кто сказал, что я живу по шаблонам. Доверься мне еще раз…»
Сокджин прилипает жарким взглядом к его улыбке, будто читая мысли. Хлопает глазами, смаргивая морок, и отворачивается.
Это будет самый огненный факультатив из всех, куда ходит Гук. Экономическая теория тогда, сейчас и навсегда — самый любимый его предмет.
Комментарий к 14
*Ханчи - корейский меч.
Теория о экономических спорах стырена отсюда https://postnauka.ru/video/89076
========== 15 ==========
Вечером в общаге Чонгук отвлекает Чимин-хёна от переписки в телефоне, мучает его расспросами:
— Хён, расскажи, как Сокджин-сонбэ парня отшил.
Чимин валяется животом на кровати, блаженно улыбается в экран телефона и отвлекаться не торопится:
— Что?.. Кого лишил?..
С кем он там переписывается такой потерянный?
— Говорю, расскажи, что видел… — Чонгук крутится на компьютерном стуле и ногой достает круглое аккуратное полупопие.
Маленький хён сразу скучнеет. Откладывает телефон, привстает, зарывается пальцами в темные волосы.
— Это был Намджун-сонбэ… Это его отшил Сокджин-сонбэнним. Еще и по морде дал, когда тот по пьяни взял его за руку и полез целоваться… Как раз год назад было, в походе.
— Он что, прилюдно полез? — вот это да, от серьезного Намджуна такого не ожидаешь.
— Они были наедине… — Чимин неожиданно вскакивает с кровати, суетится возле стола, разгребая завалы тетрадей и книжек.
— Чимин-ши-и-и, ах ты ж, вуайерист, как умудрился подсмотреть? — у Чонгука даже настроение поднимается, подпорченное картинами, как Намджун целует Джина. Стоп богатой фантазии.
— Да никак я не подсмотрел, Гуки. Подвыпимши свалил в комнату в кемпинге, завалился на кровать, не включая свет. А тут и сонбэннимы… Я даже не успел подать знак, что они здесь не одни. Слава Богу, Сокджин его отшил, а то ко мне на кровать завалились бы. Вот это был бы конфуз…
— Все, все, лишняя информация! — не надо Чонгуку портить настроение картинами Сокджина в кровати с Намджуном. И с Чимином. Нет, просто нет.
Хмыкающий Чимин опять берет в руки телефон, но Чонгук снова пихает его ногой: рано, рано еще, хён, уходить в мир виртуальной реальности.
— А где Сокджин-сонбэ живет? Его родители из Сеула? Он с ними живет? В универ каждый день приезжает? Он рулит? — юноша сыпет вопросами, как из пулемета. Все, что касается цветочного президента кажется важным, нужным, значимым.
— Ты что, таки имеешь планы насчет Сокджина? — хён, наконец-то, делает правильные выводы по поводу бурного интереса юнца. — Гуки, ты замахнулся на нереальное. Сколько обламывались. Тот же Намджун…
— Я не они, хён… — Чон смотрит на Чимина серьезно, уверенно. — Так что?
С этого упертого жука станется заполучить то, с чем другие обломались, думает Чимин, глядя на насупленное, пышущее упрямством юношеское лицо. Поэтому, чем черт не шутит… И Чимин решает не вредничать:
— Да, его родители с Сеула. Но он с ними не живет, не спрашивай почему, не знаю. Живет сонбэ тут, в общаге, на нашем этаже кстати, через 3 двери налево.
И Чонгук оставляет хёна в покое, впечатленный мыслью, что его неласковый сонбэ живет, дышит и спит так близко. Почти рядом с ним.
Следующим же весьма ранним утром, Чонгук, спешащий на пробежку, как по заказу сталкивается в коридоре с Сокджинни-хёном.
— Куда это он такой нарядный в дикую рань? — бухтит он себе под нос, вскидывая к глазам запястье с электронными часами. На часах 7 утра, в коридорах никого. А Сокджин, и правда, как с иголочки. Узкие, строгие брюки, стильные туфли, белая рубашка, дорогие часы против черной худи с капюшоном, вытянутых спортивных штанов и растоптанных кроссовок. Не то чтобы Чонгук расстраивается из-за своего непрезентабельного вида, но преимущество явно на стороне старшего.
Обжигающий взгляд проходится с ног до головы по стройному телу, примечает очертания таблеточного блистера в кармане рубашки.
— Черт! — закусывает губу Чонгук. Ему нужен план. Разозлить? Завлечь? Отвлечь?
Времени на раздумья мало, Джин вот-вот пройдет мимо, и Чонгук ориентируется быстро: нагло прикипает взглядом к малиновым губам и низко выдыхает:
— Привет, Сокджинни-хён.
И тут же крепкая рука хватает его за рукав худи, задерживая на месте. Есть контакт.
— Чонгук? Ты, кажется, занимаешься тхэквондо? — а президент умеет удивлять. Без лишних расшаркиваний, с места в карьер, даже не здороваясь. Да и хёна игнорирует. Пункт «разозлить» с пол пинка не срабатывает.
— Да, занимаюсь… — Чон снимает капюшон с головы, откидывает пятерней волосы со лба. Хитрые маневры открывают крепкую шею и ямочку под ней в вырезе худи. Пункт «завлечь» в действии.
— Давно? — Джин мажет взглядом по открытому лбу, по круглым темным глазам, четким губам и, кажется, забывает отнять руку от рукава.
— С восьми лет*… Надо же, запомнил, Джинни-хён, — Чонгук, как на буксире медленно тащит старшего к стенке коридора.
— Не тешь себя надеждой, ты мне сам информацию на факультет передавал. И перестань называть меня хёном, — Сокджин блестит глазами, как на явное замешательство Гука, так и на упрямое хёнканье. Вспоминает про хватку на чужом рукаве и отнимает руку. — Так вот… В октябре в университете пройдут соревнования по азиатским боевым искусствам между факультетами. Будешь участвовать от нашего факультета?
Тешь, не тешь себя мыслями о чужом упрямстве, а старший уже около стены и даже не замечает этого.
— А ты, сонбэ, придешь за меня поболеть? — Чонгук близко, пристально смотрит на нежно-смуглое лицо, полные губы, глаза, полуприкрытые тяжелыми веками. Давит черной худи на пространство перед белой рубашкой, заставляя того прижаться к стенке.
— Я… всегда присутствую на межфакультетных соревнованиях… По должности обязан, — кажется, кто-то теряется от неожиданного, наглого напора — растерянно заикается.
Рука Чонгука упирается в стену рядом со светлой головой сонбэ.
— А болеть, болеть за меня будешь? — он очерчивает ладонью второй руки воздух вокруг лица Сокджина, плавно ведет вдоль шеи вниз, трогает ворот рубашки. Уверенно касается пальцем пуговицы на груди.
— Буду… — поплывший взгляд сонбэ замыкается на лице Гука, рубашка ходит ходуном, вена на шее частит пульсом. Пиздец, как хочется Чону прижаться туда губами, измерить частоту ударов языком.