Только не бросай потом как надоевшую игрушку, иначе Хосоку не выжить.
Свободное время перед концертом в Осаке, и Джей Хоупа ловят в объятья во время очередной съемки. Крепкий обхват руками поперек груди, ни единого сантиметра между телами, и Хоби делает жалкие попытки вырваться из мускулистых рук. Чонгука сзади слишком много: слишком много мышц, слишком много юношеского напора и откровенного интереса. Длинные ноги, крепкие настырные бедра, солидная, совсем не юношеская ширинка. Обилие впечатлений снова срывает сенсоры, и хочется отстраниться, защититься от очередной эмоциональной перегрузки.
Когда он понимает, что нахрапом ему не спастись, осуществляет попытку сползти вниз. Но делает все только хуже. Проезжается собственной задницей по эрегированному чонгукову члену, заливая по макушки себя и макне топким желанием, врубая телам виброрежим.
Вырваться не получилось. Даже возбужденный Чонгук понимает, что светить миру ошеломляющую эрекцию после тесной притирки с чужими бедрами точно не стоит и продолжил прятать ее и тихие гортанные выдохи в тело Хосока.
И чем дальше, тем меньше Джей Хоуп понимает как к этим догонялкам относиться. Он знает, что их макне не занимать упорности и упрямости в достижении поставленных целей, но он так же и в курсе, что Чонгук юн и ветрен, и кто знает, что будет после того, как он достигнет очередной своей цели. Он играючи ставит их перед собой, настырно покоряет, и идет дальше, к следующей вершине. Возможно, Чонгук как хищник догоняет то, что смеет от него убегать? Инстинкт сильнейшего: догнать, схватить, поиграться, съесть. Не съесть, так закопать про запас. Но что будет с глупым влюблённым в маленького макне сердцем Хосока? Оно у него одно, и уже болит в предвкушении обид и равнодушия.
Хосок тонет, сходит с ума от его настойчивости, от рук и хитрой улыбки, словно ластиком стирающими один за другим запреты, убеждающими перестать убегать от себя и от него, вернуться в крепкие объятья, к теплой груди. Он улетает от каждой родинки, украшающей смуглую гладкую кожу молодого парня, которые совсем, ни в коем разе, никогда не надо было разглядывать, цеплять глазами.
Джей Хоуп уже устал от эмоциональных качелей, раскачивающих его итак не самую крепкую нервную систему по параболе эмоций, и он серьезно размышляет о том, чтобы один раз, один единственный раз дать себя догнать.
А с обиженным сердцем Хосок как-нибудь договорится.
========== 9 часть. ==========
— Юнги-хён, я устал бегать…
— А я тебе о чем говорю? Прекрати трусить и сделай то, что… Подожди, маску натяну…
— И это говорит мне тот, кто сам бегает почище зайца.
— У меня другая ситуация. Это все несерьезно…
— Ага, ага, кому ты там кряхтишь. Тебя серьезно обложили, а ты никак не…
— Заканчиваю разговор, объявили посадку…
— Трус… Стой, подожди! Ключи от квартиры друга у тебя в тумбочке?
— Да, а что?
— Мне надо еще немного одиночества…
***
Наконец-то с активным расписанием закончено. Наконец, у них свободное время, мемберы разъехались по домам, и общежитие многозначительно пустеет.
Гук для себя решает, что на эти выходные он никуда не поедет. И, если Джей Хоуп останется тоже, Чонгук примет это как согласие, как невысказанное да невысказанной любви. Он даст Хоби два дня. Два дня на то, чтобы решить для себя, что сильный, смелый, мужикастый в свои годы младший — это именно то, что надо маленькому, нежному, несмотря на хриплый голос и дерзкий рэп хёну. Что 3 года разницы ничего не значат. Заботливый Гук широкой грудью и сильными руками оградит своего трусоватого старшего от всех житейских невзгод. Рядом с Гуком ему не придется строить из себя взрослого, сильного мужчину. Для всего этого есть он, Чон Чонгук, а Хоби просто пусть продолжает дальше светить солнышком всем в округе, разливать щедро счастье и улыбки, радоваться мелочам. И иногда особой, самой нежной, самой сладкой улыбкой улыбаться ему, Гуку.
Первую ночь в общаге младший ночует один.
Весь следующий день Гук проводит в несвойственном ему самокопании.
Бубнящий телевизор, промятый за день диван, чашка на коленях, куда задумчивый Чонгук бухнул сразу несколько пачек разных снэков, и мысли шейкером мешаются в тяжёлой голове.
— Мне показалось? Неужели Хоби-хён просто настолько тактильный, что плавится от любых прикосновений и только я, дурак, выдумал себе что-то особенное? — Чонгук вторит телевизору, кидает в рот один снэк за другим и даже не чувствует вкуса. — Но я же видел, что от объятий Чимина, Тэхена, от контактов с Джином и с другими Хосоку просто хорошо, тогда как со мной хён течет, плавится, дышит через раз и старается из-за этого не контактировать? — Он замирает, не донеся солёную печеньку до рта, пока горько-сладкие воспоминания носят его по дорогам памяти.
— И что тогда было в джакузи? Возбужденный хён под моими руками не приснился же? Это же не плод моего воображения? — вдруг пугается Чонгук, снэк валится из ослабевших пальцев, усыпая крошками домашние штаны, и Чонгук вздрагивает, отмирает разглядывая последствия. Досадливо шикает, стряхивая мелкую пудру с колен. Джин-хён его пришибет.
— Кажется, я скоро чокнусь с этим вредным Хоби-хёном… — чашка переезжает на журнальный столик, Чонгук как подкошенный валится на диван, закинув руки под уставшую голову и задрав босые ноги по подлокотник. — Но ни за что не отступлюсь…
Он далеко не дурак, и давно понял, что означают острые взгляды и игнор старшего. Хоби таким образом ограждал себя от «неправильных чувств» к сопливому пацану, пусть и этот пацан и выглядит, как зрелый мужчина. Остается только надеяться, что за это время он успел убедить сладкого хёна, что возраст — это, ха-ха, всего лишь цифры, и им двоим будет хорошо до умопомрачения.
Хоби приходит под вечер второго дня. Гук, спрятавшийся в своей комнате от мыслей, мучающий в телефоне твиттер вдруг слышит, как хлопает входная дверь, как тот бурчит и копается на пороге.
Чонгук подлетает с кровати, подбегает к закрытой двери. И останавливается.
— Надо еще немного потерпеть, — шепчет себе Чон, уперев взмокший от волнения лоб в тёмное полотно двери, — Я миллион шагов сделал навстречу, осталось только упасть на колени и взмолиться, чтоб тот перестал меня мучить и что-нибудь уже решил.
И Чонгук терпит, ждет, когда Хоби сам к нему придет. Каменно замирает под дверью, вцепившись рукой в дверную ручку. И переживает до дрожи, ровно как 21-летний*, первый раз влюбившийся пацан. Момент истины, после которого или пан, или пропал.
Осторожные шаги и неуверенный стук в дверь заставляют вздрогнуть и судорожно выдохнуть. Уставший, глухой голос доносится с той стороны двери:
— Чонгуки, ты тут? Идем выпьем. Я принес пиво и курочку.
========== 10 часть. ==========
Комментарий к 10 часть.
Не оформлено.
Пожалуйста, ПБ включена, у меня под ночер большая проблема с постановкой слов, поправьте, где тупо звучит :((((
Чонгук на кухне появляется не сразу. По пути заворачивает в ванну, умыть взмокшее от волнения лицо и по возможности успокоиться. Каким-то глобальным дзеном и не пахнет, но охладить жар предвкушения, зажигающий на щеках алые пятна — самое то.
Иллюзия спокойствия разбивается тут же, жалобно позвякивая где-то на задворках сознания, стоит только толкнуть дверь и через порог зацепить взглядом выпивающего Хоби. Тот сидит за столом, в профиль к Чонгуку: короткие шорты, широкая футболка, порнушно съезжающая рукавом, пушистая шапка влажных волос над тонкой шеей. Картины смуглого плеча, голых рук с нежными локтями навечно выжигаются Гуку на сетчатке глаз.
Хён пытливо рассматривает дно пивного стакана, частыми глотками пытается до него добраться, и Чонгуку не нравится эта торопливость. Трусливый Хоби сделавший шаг навстречу, сейчас глотает пиво так, будто собирается убежать обратно в привычную несознанку, вырубает себя алкоголем до пьяного беспамятства.
Чонгук отлипает от дверного косяка, не спеша проходит на кухню. Под острым взглядом темных глаз выдвигает ближайший стул и садится рядом, оглядывая курино-пивной пикник, организованный хёном для них двоих.