Гук снимает с себя майку, тянет со сказочных ног мешающиеся тряпки. Освобождает себя от штанов. Замирают обнажённые, цепляясь взглядами друг за друга.

— Смотри же, хён, это все твое… — и Хосок смотрит, ласкает взглядом охуенное тело. Глаза спускаются ниже и распахиваются пораженно. Чонгука оценивают нервно, закусив губу.

— То-то я неделю сидеть не мог…

— Трусишь? — вспыхивает гордым весельем Гук. — Все уже было, хён, у нас все получится.

Прижаться кожа к коже, вытянуться сверху, раздвинуть толчком бедра, проехаться возбуждением по возбуждению. Он снова и снова толкает бедрами хёна, выжигает узоры языком на шее, возвращает засосы на законное место.

Кажется, будто тонкий запах вишни кроет нос, и от этого сладко, терпко, навылет. Мажет россыпью чувств от вида распаленного, нетерпеливого, жаркого хёна.

— Быстрее, Гук. Хочу тебя сумасшедше, — Хоби смотрит с вызовом, тяжёлые выдохи рвут грудь. — Я подготовился… — и эти два слова запускают Гука прочь с планеты.

— Покажи, хён, покажи как ты это сделал…

Хоби щурится, закусывает свои блядские губы, но не спорит. Раздвигает стройные ноги шире. Медленно проходится рукой по шее, груди, твердому прессу, оглаживает свой член, спускается рукой ниже. Трогает пальцами розовый скользкий вход.

Гук плавит, прожигает взглядом движения тонкой твердой руки. Длинный палец скрывается в глубине тела, чтобы неторопливо показаться обратно. Одновременный стон обоих парней сжигает остатки кислорода в комнате. Толчки все чаще, стенки охотно и мягко впускают каждое движение. Хоби добавляет второй палец. Его голова откинута, темный румянец растекается от щек и ниже, по шее и груди, тело дрожит от ощущений и стыдного понимания, что сейчас за ним яростно, жарко, неотрывно наблюдают.

Гук берет чужую ладонь, сближает указательные пальцы обеих рук и толкается обратно в узкое, жаркое нутро. Пальцы ловят толчки бедер, ласкают гладкие стеночки, сплетаются внутри и раздвигаются, чтобы опять встретиться на пике.

— Ох, блядь, детка-хён… Что ты со мной творишь…

Если Гук сейчас не окажется внутри, его просто напросто разорвет. Он нависает над старшим, закидывает смуглые ноги себе на поясницу и направляет себя в распаленный вход. Член внутри сжимает тесно, до боли, и Чонгук тягуче медленными толчками продвигается вперёд, выбивая из хёна громкие стоны. Черт, какой же он узкий, даже растянутый и смазанный. Гук полностью оказывается внутри, и его ведет от теплоты, влажности, от того, как жадно хён обхватывает его там.

Бедра невозможно удержать в неподвижности. Его хватает только на то, чтобы куснуть яркие аккуратные губы, слизать капли пота с виска, пройтись губами по закрытым, дрожащим векам. А дальше только назад, чтобы заново скользнуть на всю длину. И еще, и снова. Он двигает телом, слипаясь потными животами, подхватывает за задницу, натягивая плотно на себя. Хосок хватает его в ответ и ловит ритм. Идеально. Поддаётся, покоряется, отдаётся трепетом под кожей. Скулит-стонет-всхлипывает на каждый удар бедер. Куда теперь Гук без него? Невозможно.

— Хён, разве ты не чувствуешь? Мы же созданы друг для друга. Где заканчиваюсь я — начинаешься ты. Каждый угол и впадина тела идеально совпадают как кусочки пазла. Не отталкивай меня, и вместе мы будем счастливы всю оставшуюся жизнь.

Гуку все мало, мало такого мокрого, оттраханного старшего. Хочется больше, ближе, глубже. Его узкий, гибкий хён все примет. И он, не выходя из тела, затаскивает Хосока к себе на колени, продолжает брать во всю силу. Вбивается уже резко, четко до пошлых шлепков. Мокрый член Хоби снова и снова проезжается по животу, трется, зажатый, между двумя телами.

— Ах, я кажется!.. — и замолкает, не договаривая, взлетает ракетой, спуская, пачкая себя и Чонгука. В изнеможении упирается лбом в плечо Гука и продолжает принимать, сжимает собой чужую эрекцию, что поршнем ходит внутри него.

Блядская секс-машина.

— Кончай, Гуки, кончай, уже можно… — обнимает за шею и сам ловит твердые губы, дышит часто, тлеет щеками.

Гук кончает так - от грохота пульса закладывает уши. Пальцы впиваются в талию до синяков, бедра немеют удовольствием. Толчок, еще толчок, ленивые движения по сперме. Хочется пометить, наложить свое клеймо где-то глубоко внутри, запереть их в таком положении до самой старости. Любви Чонгука так оглушающе много, теснится жадно под кожей, дари ее всю, еще останется, хватит прожить всю жизнь с любовью. Только вот…

— Отпусти меня, мелкий…

Чонгук аккуратно снимает Хосока с себя, и тот выпускает мокрые плечи, отлипает от младшего. Пережитое наслаждение прибивает его усталостью к кровати. Чонгук укладывается рядом, слепо ищет сухой участок белья и обтирает обоих. Губа кровит, и Хоби ловит ее языком, залечивая, словно вавку в детстве.

— Завтра опять сбежишь, хён?

Хосок щёлкает по носу серьезного Гука.

— Завтра и навсегда я останусь с тобой. Ты же МОЙ юный мужчина…