Но Юнги смотрел прямо, смотрел трезво. Та самая необычная улыбка цвела на его бледных губах. Многозначительная, насмешливая. И Чонгуку реально надо пересмотреть, переосмыслить последние события. И обязательно вспомнить, кто придумывал те затейливые задания. Но это потом. А сейчас, в его руках таял изысканный, по-девичьи красивый хён, чью привлекательность так пронзительно подчеркнула пошлая одежда — как яркая зелень поляны оттенила изящество нежного цветка.
Сквозь прелестную оболочку он видел своего ворчливого рэп-хёна. В хитром прищуре глаз, в дерзкой ухмылке, в уверенных движениях — и это такой вынос мозга, до звезд перед глазами. Чонгука вело, мазало от этой двойственности, противоречия, нелогичности.
Хмурый Юнги в порнушных шмотках, кажется, совсем потерял терпение.
— Достал разглядывать! — буркнул он и шагнул ближе.
Тонкие руки зацепили за грудки и притянули в жадный, жгучий поцелуй. Мягкий рот требовательно надавил, изучил, исследовал. Острый его язычок мазнул по губам, заставляя распахнуться, принять, столкнуться со своим. Чонгука целовали собственнически, властно, но:
— О-о-ох, Шуга-хён, но девчонка сегодня не я, не я…
Бурчливый хен взбыкнул от наглого «девчонка», но Чонгук перехватил инициативу, толкнул его к ближайшей стене. Поцеловал в ответ яростно, глубоко, как давно хотел, сжал в крепкой охапке, и Юнги опять расслабился, растекся в объятьях. Поддался, поддался! Сегодня он — его зазноба, его детка! Руки задрожали, торопясь развернуть хёна из яркой, блестящей упаковки.
— Блядь, да где же тут замок…
— Какого хрена его спереди ищешь? — хмыкнул в губы суетящемуся Чонгуку развеселившийся Шуга. — Не знаешь что как в женской одежде?
— Ну я же её не носил… — отбил подачу Чонгук.
А у самого от прилива крови заложило уши и потемнело в глазах, какое там понять, где дернуть, распустить. Кое-как осознав, что молнии впереди нет, резким движением перевернул покорного рэпера к себе спиной. Сердце колотилось по грудине — вид упирающегося ладонями в стену Юнги лишил последнего спокойствия. Его отставленная круглая задница, выглядывающая из-под множества слоев юбки, разорвала Чонгука в лоскуты. Хён весь такой, как самая сладкая конфета. Нежная, мокрая шея, молочные плечи, напряженные, крепкие руки. Узкие бедра то и дело мелькали под пышной юбкой. Чулки сползли вниз по белым ногам и манили стащить их окончательно. Юнги дышал сипло, резко — ребра под плотным корсетом ходили ходуном, гоняя рваное дыхание, весь его вид подсказывал, что не одного Чонгука заводил гребанный кроссдрессинг.
Руки сами потянулись к мягким ягодицам. Пальцы подцепили тонкую ткань белья, собрали её в крепкий кулак. Пропустили собранную ткань между ягодиц, натягивая полоской — распаленный, сладкий хён в женском платье толкал на самые смелые эксперименты.
— Черт, больно же, сейчас пополам разрежешь! — донеслось до Чонгука его злобное пыхтение.
Тот переступил ногами в чулках, задрожал, но в противовес словам только сильнее выгнулся в пояснице.
— Не шипи, хён. Сегодня я воплощу в жизнь все свои фантазии…
========== 11 ==========
Комментарий к 11
Телеграм-канал по Юнгукам:
https://t.me/qfbts_yoonkook
Чонгук опустился на колени. Он готов вечность стоять перед своим маленьким хёном, лишь бы не оттолкнул, лишь бы принял. Широкие ладони в щедрой ласке прошлись по гладкой ткани чулок, по белоснежной коже над ними. Поправили, наоборот подтянули капрон обратно. Что будет завтра, неизвестно, может быть с утра его встретит крепкий хук справа от сурового Юнги, но сегодня Чонгук хотел его таким: порнушно обряженным, открытым, растерянным. И возьмет, больше не размышляя, сегодня тот позволит все.
Неторопливое движение рук по шелковым бедрам — Чонгук пробрался выше, стянул мешающееся белье. Эта нежная, мягкая задница весь вечер мелькала перед ним, распаленным, доводя его до исступления, и сейчас он собрался воздать ей должное.
Парень задрал юбку, огладил мягкие половинки и оставил яркий розовый укус на белом полупопии. И Мин, удивительно, не пихнулся пяткой в ответ, только тягуче простонал, и этот звук прикончил последний кислород в комнате.
— Чонгук, блядь… — чертыхнулся Шуга, оглянулся на коленопреклонного Чонгука. Бедра его вильнули, проехались по лицу, задевая губы. — Сними с меня это дерьмо, — скомандовал он, покраснев, и снова спрятал румяные щеки в сгиб локтя.
Кто такой Чонгук, чтобы спорить. Пройдясь напоследок ладонями по белым ягодицам, встал, потянулся к замку на платье. Корсет был вполне себе современный, скроенный по последним швейным технологиям — не надо было распутывать ленты спереди или шнуровку по бокам. Молния медленно разошлась, обнажая узкую дрожащую спину. Юнги облегченно выдохнул. По ребрам расцветали следы от жесткой ткани, и Чонгук провел по ним пальцами, развел ладони по влажным бокам.
Стук сердца хёна можно было потрогать руками. Особенно если пройтись по гибкой впадине позвоночника, задержать ладони на трепетно сведенных лопатках. Юнги нетерпеливо переступил ногами, застонал, и Чонгук, наконец, стянул мешающуюся тряпку, оставив его нагим, открытым.
Платье точным пинком отправилось в угол комнаты, вслед за бельем.
— Ты мой, хён… Этим вечером ты весь мой, от кончиков пальцев, до кошачьих ушей. Хочу тебя безбожно, — Чонгук тронул губами нежную шею, пересчитал губами позвонки. Прижал Шугу к горячему телу, слушая сбивчивый шепот «Твой, твой же, бери…»
Одежда Чонгука полетела в тот же угол.
Юнги решил не терять времени даром: оттолкнулся от стены и развернулся — показал себя во всей красе. Чонгуку похоть тут же выдула остатки мозга. Его тонкий и звонкий хён с крепкой эрекцией, в чулках и в ушках, с чокером на шее одним своим видом смог вышвырнуть за пределы вселенной. В голове раскрошились последние здравые мысли, а член чуть не лопнул от избытка крови — туда словно молния шарахнула, скрутила узлы в паху.
— Ты же понимаешь, что я тебя больше не отпущу, хён? — проскулил Чонгук и бесстрашно потянул того за кольцо чокера.
— Болтаешь много! — огрызнулся Юнги, опалил его острым взглядом из-под ушей, но покладисто двинулся в сторону кровати.
— Будь моя воля, я бы поводок к чокеру прикрутил и на всю жизнь к себе привязал, — не испугался Чонгук, лихо улыбнулся и усадил хёна к себе на колени.
Колючий хён только с виду такой. Расцвел красными пятнами ниже, по шее и груди, запунцовел до маленьких полукружий сосков, но уселся удобнее, мазнул влажной головкой по чонгукову животу, и младший опять поцеловал его розовый рот, мягкую шею, перебрал губами острые ключицы. Нежные, как у девочки, хёновы пальцы сжимались и разжимались на широких плечах.
Хорошо, до обморока. Чонгук дурел каждый раз, когда Юнги позволял: поддавался движениям языка, плавился под руками, принимал все его внимание и ласку. Он был такой мягкий сегодня, покорный, вздрагивал каждый раз, когда касались его тела.
А у Чона сегодня краш по заднице хёна. Рук не мог оторвать, гладил, сжимал мякоть в охапках, от чего ноги в чулках мелко тряслись и разъезжались шире. Скользнул пальцами поглубже, развел белые половинки. Кончики пальцев кружили, обводили сжатый вход. У Чонгука ничего не было, кто же знал, что случится сраное порно-платье на суровом не по-девичьи Шуге, иначе подкупил бы необходимое. Но где-то на тумбочке стояло масло, кажется жожоба, и пойдет, выдержки не хватало искать что-то подходящее. Чонгук щедро плеснул на руки, растер по пальцам и снова нырнул, проник по скользкому внутрь. Хён был такой узкий, стеночки неохотно поддавались давлению пальца, но Юнги решительно вознамерился ускорить процесс. Он куснул Чонгука за губу, сипло задышал и насадился поглубже.
— Не торопись, маленький, у нас времени вагон, — заскрипел Гук, но тот только наподдал, рыкнул «давай еще», изогнувшись, принял два пальца.
Слишком долго Шуга ждал, и теперь, когда добрался до крепкого тела, добился внимания, разыгрывая пьесу, как по нотам — не собирался больше терять время.
