- Ну, пойдём, - махнул рукой мародёр. - Полюбуемся на этот легендарный городишко. Стоило ли ради него в такую даль переть... обещали горы руды драгоценной да сокровища несметные...
Пролив пришлось переплыть вплавь, но хищные рыбы, с которыми повстречался Януш в прошлый раз, не тронули в этот: карлик не соврал, переправа была безопасной. Януш первым выбрался на берег, отряхнулся — вода казалась липкой, неприятной — и подал руку выбиравшемуся вслед за ним из воды Бексу.
- Быстрей, - поторопил земляка Януш. - У нас правда мало времени...
Почва под ногами оказалась выжженной, каменистой, и сапоги обоих стучали по ней, как по мощеным улицам далёкого Галагата. Януш не считал нужным скрываться: колдуны, если и были в Нектарисе, учуют их за версту, даже если оба будут красться на цыпочках.
На дорогу они всё-таки выбрели. Она оказалась широкой, некогда устланной ровным, как зеркало, камнем; и она же вывела их к окраинам бывшей столицы Туманных Островов.
Каждый шаг давался труднее предыдущего. Слабость, подкосившая их ещё на берегу Ира, лишь усилилась жаром; кожа покрылась липким, неприятным загаром, ощутимым даже прохладной ночью; рвотные позывы донимали уже не только Бекса, но и Януша. Раскалывалась голова — лекарь, обмотавший лицо шарфом, время от времени постанывал, с силой прижимая кулаки к вискам, Бекс поругивался сквозь зубы, когда спазмы пронзали голову, бил себя кулаком в лоб — но продолжал идти.
Город действительно оказался почти стёртым в пыль — кое-где уцелели стены, остовы гигантских зданий, широкие мостовые и улицы, металлические столбы, остатки переброшенных через рвы мостов — и всюду лежала густая, липкая, как сажа, мёртвая пыль.
- Ох... Клеветник меня раздери... - Бекс, кривясь, прижимая одну руку к голове, вторую к животу, огляделся. - Где тут... дворец князька местного? Мне туда... надо бы... туда никто не заходил, а ведь там сокровищ немеряно...
- Вон... на севере, - слабо кивнул Януш, и едва не повалился с ног от простого движения. - Тебе туда...
- Ну, бывай, мессир Януш... - пробормотал Бекс, не глядя на лекаря.
Они разделились молча — не осталось сил даже на то, чтобы договориться про обратный путь. Януш не был уверен, что пойдёт назад, а мародёр знал, на что шёл.
Камень смерти отыскался в центре города. На этот раз никто не возник перед ним из-под земли, никто не сыпал молниями, не прогонял из города — Януш впервые был в Нектарисе. И камень смерти видел тоже впервые.
Он лежал в огромной, больше главной площади Галагата, воронке, на самом её дне, и оказался до неприличия обыкновенным на вид, и очень маленьким. Зато невидимая смерть, та самая, дыхание которой они ощутили на себе ещё на Ире, здесь в буквальном смысле сбивала с ног. Януш упал на колени перед воронкой, вглядываясь в чёрный камень, обугленный, гладкий, с металлическим отблеском. Воронка разворотила не только город — гигантские трещины, пошедшие по земле, выявили просевшие, осыпавшиеся проходы располагавшейся поблизости шахты. Вход в шахту находился на окраине Нектариса — они проходили наглухо заколоченные двери в каменистом холме ещё с Бексом.
Взрыв небесного «камня смерти» разворотил осыпавшиеся, просевшие улицы города, стоявшие на шахтовых коридорах, и разбросал вокруг воронки толстые пласты обугленного, тяжёлого, серебристо-белого блестящего металла...
Голова закружилась, и Януш попытался отползти от воронки. Где бы ни была Виверия, здесь её быть не могло. Ни её, ни его сына. Карлик оказался прав — на Парадисе нельзя жить. Колдуны, если и выбирались в Нектарис для своих обрядов, наверняка перебирались затем обратно на Ир... хотя невидимая смерть убивала и там тоже...
Януш понимал, что теряет сознание — перед глазами меркло, голова раскалывалась, кружилась, кожа горела, точно он пробирался не сквозь воздух, а через раскалённый металл — и пытался отползти как можно дальше от камня смерти, прочь от развороченной городской шахты с незнакомым серебристо-белым металлом, прочь от пропитанных дыханием смерти улиц...
Он не помнил, как оказался на побережье, не помнил, как перебрался на другой берег. Просто в какой-то момент осознал, что ползёт не по выжженной каменистой почве Парадиса, а по жёсткой траве лесной полосы Ира. Только тогда он кое-как поднялся, цепляясь за ствол растущего рядом дерева, и нетвёрдым, шатким шагом пошёл вперёд. Кругом стояла ночь, но он даже не вспомнил об опасностях, которые таил в себе остров. Он просто пытался уйти как можно дальше от обжигавшего, нагонявшего его дыхания смерти, и не знал даже приблизительно, куда идёт. В какой-то момент он упал, окончательно сломленный слабостью в отяжелевшем, будто чужом теле — и накрывшая его сознание мутная пелена поглотила последнее, что он увидел — каменные плиты заброшенного деревенского кладбища...
Когда он пришёл в себя, вокруг по-прежнему царил полумрак. Над головой раскинулись кроны деревьев, скрывавшие закатное небо — сколько же он здесь пролежал? Выходит, почти сутки...
Януш попытался подняться и не смог. Дёрнулся раз, другой, и тут только догадался повернуть голову. Он лежал на широком каменном столе, распятый, в одной лишь нательной рубашке и штанах, и крепкие верёвки не давали провернуться, сменить неудобную позу. А сам стол... сам стол находился в центре того самого кладбища.
- Проснулся, любовь моя? - произнёс знакомый голос. Януш запрокинул голову, пытаясь увидеть стоявшую над ним ведьму. - Говорила тебе, мальчик мой... загубишь себя!
- Ви... верия...
Ведьма обошла стол, легко запрыгнула на столешницу, оседлала его бёдра — совсем как во сне — и провела обеими руками по лицу лекаря. Скользнула ладонями под рубашку...
- Всё ещё красив, - улыбнулась ведьма, тряхнув отдающими зеленью волосами. - Всё ещё силён. Это ненадолго, любовь моя. Ты глотнул смерти достаточно, чтобы загубить и то, и другое. Скажи мне... зачем? Зачем ты искал меня?
- Не тебя, - вытолкнул непослушными губами лекарь. - Нашего сына.
- Моего сына, - поправила ведьма, и голос её, изменившийся, металлический, зазвучал неприязненно, почти яростно. - Не заставляй меня повторяться, Януш! Велегор — только мой сын. Я знала, что ты здесь. Почувствовала твой запах, как только ты ступил на земли Стилоса... Лишённый благословенного дара своего Бога... изгой, такой же, как все! Ты больше никто, Януш! Ты мне больше не нужен!
Ведьма одним движением разорвала его рубашку, впиваясь острыми когтями в грудь, нажала, проворачивая ладонь, вспарывая кожу...
Януш не удержался, вскрикнул, когда неожиданно длинные, как ножи, когти прочертили почти ровный полукруг — там, где ещё билось его сердце... Лицо Виверии вытянулось, пожелтело, изменилось, превращаясь в жуткую нечеловеческую маску... Сейчас, вот сейчас она вырвет сердце из его груди, чтобы принести в жертву Клеветнику...
- Не сегодня, - прошипела она, наклоняясь к самому его лицу. Когти-ножи сжались, подбираясь к рёбрам, и Януш прерывисто выдохнул, чувствуя, как жуткие пальцы орудуют внутри него. - Нет. Я хочу, чтобы твоё тело, мой любимый, ещё сослужило мне службу. И не только как зомби. Их здесь и без тебя полно! - ведьма расхохоталась, выпрямилась, отрывая руку от его груди.
Януш застонал, когда когти с чавканием оторвались от плоти, повернул голову, только теперь разглядев, что жертвенный стол окружили фигуры в тёмных плащах. Капюшоны были откинуты, и лекарь сумел наконец рассмотреть то, что не удавалось увидеть никому из жителей Сакса — их лица. Жуткие, обожжённые дыханием смерти лица с наростами повреждённой кожи на глазах и ушах, с почти неузнаваемыми провалами ртов... Были среди них и относительно здоровые, с ещё гладкой кожей — из тех, кто прибыл на Ир вместе с Виверией, и провёл здесь не так много времени, как прочие.
Жажда власти, жажда тайных знаний влекла всех этих людей, желание утолить собственное тщеславие... Все они получили то, что хотели — преобразовывая энергию небесного камня в магию, они получали иллюзию всевластия. Вот только их магия слабела с удалением от Парадиса. Лишь сын ведьмы, рождённый от когда-то сильнейшего светлого, мог вернуть магию в мир — и сделать их окончательно свободными. Только тогда они смогли бы перебраться на материк, выпустить тёмные силы...
