- Как надо, так и называется, а разглашать нам не положено.

  - А как отсюда выйти?

  - Куда?

  - Куда-нибудь.

  - Не положено.

  - А в туалет мне выйти положено?

  - В туалет можно, - неожиданно согласилась официантка. - Пойдемте, покажу.

  Сердце у меня колотилось как ненормальное: неужто я выйду из камеры?! Вслед за официанткой я и правда вышел в коридор и через пару шагов оказался перед коричневой дверью, к которой был прикноплен листок бумаге с криво написанной от руки буквой "М", на соседней двери висела такая же буква "Ж". За дверь оказался обычный учрежденческий туалет, обшарпанный, но довольно чистый. Без окон. Сделав свои дела, я вышел в коридор, но официантка уже исчезла. Я был совершенно один.

  Первым делом я подошел к окну: похоже, это примерно третий или четвертый этаж! За окном был двор-колодец, посреди которого стоял маленький уборочный экскаватор ярко-желтого цвета. Дома, окружавшие двор, были из красного кирпича с затемненными окнами. Безрадостная картина. К тому же окно было не только наглухо закрыто, но еще и заклеено полосками бумажного скотча.

  Я пошел осматривать коридор: люминесцентные мигающие лампы-трубки, стены грязно-лилового цвета, истоптанные полы, восемь коричневых дверей - по четыре на каждой стороне. На четырех дверях были обозначены номера, некоторые написаны от руки белилами, другие привинчены. Моя камера значилась под номером "8", соседняя - "17", а две напротив - "5" и "21". На последних двух висели таблички: на одной - "Выход напротив", на противоположной - "Выхода нет". В конце коридора нашлось еще одно окно. Я заглянул и изумился: точно такой же двор, что и в первом окне, с точно таким же желтым экскаватором, только стоит он ковшом в другую сторону. Ладно, проверим двери! Все они, кроме той, что вела в мою камеру, были закрыты, так что я тщетно дергал за ручки.

  Вздохнув, я пошел изучать наглядную агитацию, в изобилии развешанную по стенам: по три рамки с небольшими выцветшими плакатами в каждом простенке, всего восемнадцать. Подборка меня тоже изумила: на трех плакатах были напечатаны "Правила поведения пассажиров метро" - 64 пункта, большая часть которых обязывала, запрещала и не разрешала, и только девять пунктов сообщали, на что пассажир имеет право. Другие три плаката демонстрировали на картинках разные способы пеленания младенцев. Следующая серия из трех плакатов просвещала по поводу инфекций, передающихся половым путем - хорошо, без картинок.

  Остальные девять плакатов поражали разнообразием сюжетов: "Во благо всего мира пей стакан кефира", "Оппортунистам не место в партии", "Как работал, так и заработал", "Нет на свете краше птицы, чем свиная колбаса", "Все на выборы", "Осторожно с цапкой", "Не ходи по рыбе", "Лечите косоглазие очками" и плакат с изображением Пушкина и текстом на узбекском языке: наверху - "САЛОМ СЕНГА, НОТАНИШ, НАВКИРОН АВЛОД", внизу - "ПУШКИН ВАТАНИМИЗНИНГ ГУРУДИР".

  По коридору я гулял долго. Изучил плакаты, даже прочитал все 64 пункта для пассажиров метро, не один раз проверил все двери. И вдруг мне показалось, что дверь с номером "21" подалась! Я потянул сильнее, дверь со скрипом распахнулась, и я увидел маленькую комнату-пенал с единственной болтающейся под потолком лампочкой без абажура. В комнату надо было спускаться по ступенькам. Внутри стоял топчан, на котором сидела совершенно голая неимоверно толстая баба с седыми волосами, завязанными в задорный хвостик, точащий на макушке. Она ела ложечкой йогурт из пластикового стаканчика. Мы так и вытаращились друг на друга. Я увидел, как бабий рот, измазанный йогуртом, разинулся во всю ширь, и, не дожидаясь истошного визга, судорожно захлопнул дверь, да еще и навалился на нее всем телом. За дверью, однако, было тихо. Я осторожно приоткрыл и заглянул в щелку - о ужас: голая баба стояла прямо перед дверью! Я с силой надавил на дверь, отскочил и помчался по коридору, собираясь спрятаться в своей камере, но промазал и с разбегу ударился о дверь с надписью "Выход напротив" - она неожиданно распахнулась, я вылетел на лестницу, упал и прокатился кувырком по лестничному пролету до следующей площадки. Падая, я думал: "А я-то, дурак, все двери тянул на себя! Надо было попробовать и от себя..."

  - А, вот вы где, - раздался вдруг женский голос. - Давно вас ищу!

  Я взглянул вверх - надо мной стояла давешняя официантка. Она протянула мне руку, помогая подняться, а потом сунула желтую папку со скоросшивателем:

  - Идите скорей, вас уже ждут.

  - Куда идти-то?

  - В камеру номер восемь, куда ж еще. Ну вообще! Понаберут придурков, а ты виновата, - бормотала она, сбегая по лестнице вниз. И я послушно пошел обратно в камеру номер восемь. Дверь в коридор я приоткрыл с опаской, но голой бабы там не было, только валялся стаканчик из-под йогурта. В камере на моем месте сидел тот самый человек в черном костюме, которого я увидел первым. Он благожелательно - даже заискивающе - смотрел на меня. Я сел напротив него и открыл папку. В ней было подшито множество разнокалиберных бумажек разного цвета с разноцветными же печатями. Попадались белые, желтые, зеленые, голубые и даже одна черная со шрифтом белого цвета и розовой печатью. Кроме печатных документов встречались и рукописные, но все они никак не читались, словно были составлены на иностранном языке. Я закрыл папку и уставился на своего визави. Он наклонился в мою сторону и шепотом сказал:

  - Сейчас вы должны спросить, как меня зовут.

  - Как вас зовут? - машинально повторил я и вдруг вскочил, осознав, что тут не так. Ну, кроме того, что вообще все происходящее ни в какие ворота не лезет. Главное "не так" было со мной. Я не знал, как меня зовут, кто я такой и откуда тут взялся! В панике я выбежал из камеры и понесся, не разбирая дороги. Выскочил на лестницу и побежал вниз, но через два пролета меня остановили:

  - Стой! Куда это ты намылился?

  Это была все та же официантка, она сидела на подоконнике и курила, с любопытством меня разглядывая. Я, наконец, тоже ее разглядел: блондинка с тугими кудряшками - круглые голубые глаза, накрашенный ротик бантиком.

  - Чего ты такой вздрюченный-то? - спросила она.