время попытаются использовать. Именно поэтому я и хотела, чтобы ты был в

курсе.

– Но ты уверена, что это изначально не интрига кого-нибудь из темных?

– Что изначально нет, я абсолютно уверена, – отвечала дочь так же

спокойно. – Я проверила все линии вероятностей. О моем первом визите к

49

Косте никто знать не мог и догадываться тоже не мог. Все произошло

слишком спонтанно.

С горя я ухватился за это «спонтанно».

– Надя, извини меня за бестактность, но может быть… – я запнулся –

извини, ты сама предложила такой тон разговора, но ты уверена, что ты его

действительно любишь? – Я замялся. Блин, как бы это поделикатней-то

сказать. Нет, определенно, манера дочери называть все вещи своими

именами имеет преимущество. И я брякнул:

– Ты уверена, что у тебя это не просто юношеский протест? Мы тебе все

так надоели с твоей светлой миссией, что ты неосознанно влюбилась просто

из чувства противоречия?

Надя, слава богу, не оскорбилась и не стала издавать возмущенные

восклицания.

– Думаю, что нет, – ответила она спокойно. – Хотя, может быть, некоторая доля протеста во всем этом и есть. Но я все-таки полагаю, что

наше чувство достаточно серьезно, хотя может быть когда-нибудь и изменю

свое мнение.

Ну и вот что я должен был делать в этой ситуации? Дочь меня

выслушала, со всеми моими характеристиками вампиров согласилась, с тем, что нужно быть аккуратной и опасаться провокаций – согласилась.

Абсолютно никаких рациональных доводов мне в голову не приходило. Я

рискнул воспользоваться нечестным приемом и спросил:

– И тебе не противно? Ты ведь знаешь истинный облик вампиров в

сумраке.

Надя не оскорбилась и не стала возмущаться:

– Нет, не противно. Про облик знаю. Кстати, он очень зависит от того, как смотреть.

В словах дочери прозвучала еле заметная ирония. Скорее всего она была

права. Похоже, в том, как мы видели других иных в сумраке, было очень

много субъективного. Завулон мне как-то сказал, что я отнюдь не выглядел

50

рыцарем в сияющих доспехах, и тогда я воспринял это просто как очередную

колкость. Сейчас, исходя из своего опыта, я вполне мог предположить, что

Гесер, смотрящий на меня в тот же самый момент вполне мог видеть во мне

безупречного Ланцелота, а какой-нибудь низший темный мог видеть и не то, что видел Завулон. И скорее всего, для подчиненных выход Завулона из

портала тоже выглядел совсем иначе, как для меня.

Черт возьми! Что я тут занимаюсь теоретизированием! Мне дочь, светлая волшебница, только что сказала, что любит темного, да к тому же

еще не мага, а вампира, да к тому же того, кто ее можно сказать насильно

инициировал… Стоп. Вот это действительно довод. Я осторожно сказал:

– Надя, а ты помнишь свою инициацию?

– Сейчас уже помню, папа. Давай все-таки присядем.

Ну да, дочь как всегда грамотно снизила накал страстей. Мы опустились

в кресла.

– Вы с мамой очень тщательно наложили блок забвения. Думаю, в

основном мама. Но сейчас я все помню. Да, возможно, Костя меня, сам не

желая того, инициировал, я даже допускаю, что за этим стояла чья-то тонкая

интрига. Хотя, возможно, это было предопределение. В любом случае ни я, ни ты не можем отмотать события на двадцать лет назад. Другой я стать все

равно не могу, да и не хочу. Папа, мы с Костей уже на десять раз все это

обсуждали.

Сказанные абсолютно естественным тоном слова «мы с Костей» больно

резанули меня, но я попытался сосредоточиться на сути разговора.

– Это может быть предопределение, это может быть случайность, это

может быть интрига Завулона, Гесера или кого-нибудь еще из высших, –

продолжала Надя. – Это может быть проявление каких-то неизвестных нам

законов природы, я могу тебе перечислить еще с пяток «это может быть».

Вот теперь Надя действительно выглядела взволнованной:

– Но тогда мне можно вообще не жить. Можно сесть и просто до

бесконечности гадать, какой мой поступок является собственно моим, а

51

какой предопределен обстоятельствами. Этак и свихнуться недолго, а мне бы

этого не хотелось.

Возразить было нечего, тем более весь мой опыт тоже говорил о том, что

в делах иных разделить судьбу, интригу и свободу воли практически

невозможно. Сколько раз я сам на этом обжигался. Я попытался

использовать еще один нечестный прием:

– Надя, ты говорила с мамой?

– Нет, и боюсь, что не смогу. Папа, ты лучше сам ей об этом сообщи. У

нас с ней выйдет слишком неприятный разговор. Для нее все это слишком

физиологически неприемлемо.

И вот что мне оставалось делать – только смириться. У меня в голове

мелькнула еще одна спасительная мысль:

– Надя, в конце концов это просто опасно. Все равно рано или поздно об

этом узнают. Ты представляешь, сколько темных и светлых будут

возмущены вашим… вашими… отношениями?

– Представляю. Именно поэтому, папа, я прошу тебя дать слово ни при

каких обстоятельствах не нападать на Константина. Разумеется, ты можешь и

не давать слово, но я хотя бы буду знать, чего мне ожидать.

Ну все, шах и мат. Надя загнала меня в угол. Слово мне давать

категорически не хотелось, а хотелось сию минуту развоплотить

Константина, и было очень жаль, что я остановил его тогда на космодроме.

Ну и какой, интересно, у меня был выход? Сообщить дочери, что я готов

приложить все силы, чтобы уничтожить человека, то есть нет, иного, которого она любит? Я мрачно сказал:

– Да не буду я изображать из себя Кочубея. Клянусь абсолютным светом.

На моей ладони вспыхнул ослепительный белый шарик.

Глава 7. Влюбленные

Река Каменка днем была так же прекрасна, как и ночью. В заводях

плавали кувшинки, по берегам цвели ромашки, иван-чай и таволга. Два

52

леопарда, несшиеся игривым галопом вдоль берега реки, также были

прекрасны, хотя и несколько диссонировали с окружающим пейзажем.

Леопарды продефилировали по берегу и скрылись в зарослях ивы.

– Красиво, – сказала Надя. – но не слишком экологично, в смысле

соответствия природе.

– Красиво, – согласился Костя. – Но слишком напоказ. Это явно юлькина

идея. Строго говоря, с точки зрения экотопа здесь был бы еще уместен

камышовый кот или лесная кошка, но никак не леопарды.

Леопарды, отряхиваясь, выбрались из зарослей борщевика и крапивы и

подошли ближе.

– Лесной и камышовый кот не так эффектно, – сказала самка. – На рысь я

бы еще согласилась.

Да, слух у леопардов был отменный – реплику Нади они услышали

метров за двадцать.

– Извините, – сказала Надежда.

– Ничего страшного, – ответила леопардиха, изящно помахивая

грациозным хвостом. – Где-нибудь в кратере Нгора-Нгора это действительно

смотрится органичнее. А давайте махнем туда на недельку? Все вчетвером.

Костя, мы тебя уже сто раз звали. Подумаешь, регистрация. Никто ничего и

не заметит. Тебя уже давно не контролируют.

– Юлька, не кипиши, – перебил ее леопард. Прекрати подбивать

законопослушного темного на нарушение правил, да еще в присутствии

светлой. В тебе вечно, после того, как ты перекинешься, излишний задор.

Леопардиха взмахнула хвостом, на этот раз сердито:

– Ну хорошо, я прогуляюсь и стряхну излишний задор. Можете

пообщаться без меня.

Гордо покачивая хвостом, она направилась к зарослям.

– Только на глаза никому не попадайся, – с тревогой рыкнул ей вслед

леопард. Костя поднялся и медленно пошел по тропинке:

– Я на всякий случай пригляжу.

53

– Я прошу прощения, – сказал леопард. – Кстати, мы так толком и не

представились. Я – Вадим, она – Юля.

Надо сказать, что несмотря на юный возраст леопарды владели