Лиза Потапова не спала. Слишком устав за день, она рухнула, едва добравшись до роскошной постели, а потом с ней случилось то же, что с девочкой Машей: "Кровать неудобная, подушка душная..." Лиза вертелась, как грешница на проповеди, и никак не могла понять: то ли ей жарко, то ли, наоборот, холодно. Наконец, решив, что воздух слишком спертый, она подошла к окну и, помучавшись немного с неподатливым засовом, распахнула плотные ставни. Свежий воздух ворвался в комнату и принес тревожный аромат незнакомых трав и журчание близкой реки.
- Что я здесь делаю? - подумала девушка, - вооружаю армию какого-то совершенно чужого мне человека, чтобы он победил другого, которого я вообще не видела. Откуда мне знать, кто из них на самом деле прав, кто виноват. И в самом ли деле этот Медведь такое чудовище, или это всего лишь пропаганда?
Когда с ней говорил Степан, она признала логичность его доводов и со всем согласилась - домой то все равно нужно, а другого способа нет. К тому же, как ни верти, герцог Игор пришел под эти стены как завоеватель, привел армию... Барон Нортунг спокойно себе сидел дома, никого не трогал. В общем, следователь ее уболтал. Потом все завертелось слишком быстро, Лизе пришлось решать множество мелких и не очень технических вопросов, и времени задуматься над морально-этической стороной дела как-то не выпадало. А сейчас, в ночь перед штурмом, она лежала на королевских перинах и мучилась сомнениями.
Скрипнул ставень. Она даже не повернула головы, подумав, что это ветер. Но потом ветер вдруг обрел плоть и вес, и, довольно ловко сиганув через подоконник, с глухим звуком прыгнул на пол.
- Кто здесь?! - подскочила Лиза.
- Не бойся, - торопливо проговорил чародей, - это всего лишь я. Я думал, ты спишь.
- Трей? - изумилась девушка, сразу перестав бояться. И ее удивление, и то, как мгновенно исчез страх, Трей почувствовал так, будто и удивление и страх были его собственными,- а почему ты не вошел через дверь?
- Ну и что ты ей теперь скажешь? - ехидно спросил чародей сам у себя, и сам же ответил, - Да правду и скажу. Что теперь прятаться за пустыми словами, если все равно спалился.
- Надо было мне на вора учиться, - вслух пожалел он. Девушка выжидающе смотрела на него из глубины спальни и белки ее глаз поблескивали, как светлые опалы.
- Я хотел посмотреть на тебя, - спокойно признался Трей.
- Зачем? - она удивленно моргнула.
- А зачем смотрят на звезды?
- Ах... в этом смысле, - Лиза смутилась и замолчала, не представляя, как можно поддержать подобный разговор.
- Почему тебе не спиться? - выручил ее чародей.
- Не знаю, - она пожала плечами, кутаясь в одеяло, - может быть, потому что тут слишком тихо. Я привыкла засыпать под телевизор и совсем не могу уснуть в тишине...
- Что такое телевизор?
- Это такой плоский ящик. Он передает изображение... и звук на большие расстояния. По нему иногда идут новости, о том, что происходит на самом деле. А иногда кино - о том, что никогда не происходило, это просто придумали.
- А! - сообразил Трей, - та штука, которая стоит у Мартына Борисовича! Вроде магического шара, только не нужно напрягаться, удерживая изображение. Мы смотрели довольно странную вещь: кот гонялся за мышью, и никак не мог поймать. Это было довольно забавно. Но это были не настоящая кошка и не настоящая мышь. Это и есть фильмы?
- Ну, в общем, да, - кивнула Лиза, не вдаваясь в подробности и внутренне радуясь, что колдун оказался таким просвещенным и сообразительным.
- Но если принести этот ящик сюда, он работать не будет, - с сочувствием сообщил Трей, - Уста Дракона объяснил мне... Нужна такая штука - электричество. Но если его еще можно добыть на мельнице, не представляю как, но он, кажется, знает... все равно ничего не получится. Там, в вашем мире, есть телевышки. А у нас их нет.
- Я знаю, - вздохнула Лиза. Ее растрогало, что этот парень так терпеливо пытается помочь в ее невеликом горе, - А может быть, ты мне споешь?
- Спеть? - теперь удивился чародей.
- Ну да. У тебя приятный голос.
- Спасибо... но я как-то не планировал петь. И не захватил маски.
- А у вас принято петь только в маске? - Трей кивнул, забыв, что она может не разглядеть его кивок в темноте, - Но я же не из вашего мира. Наверное, для меня можно спеть и так.
- Ты этого хочешь? - тихо спросил чародей, едва двигая вмиг пересохшими губами. Какие песни, горло перехватило, словно удавку на него накинули!?
- Опомнись! - одернул он себя, - она ничего не знает. И ничего такого не имеет в виду. Она просто волнуется перед завтрашним штурмом.
- И ты будешь петь? - ехидно спросил кто-то, кто, наверное, и подначил чародея на эту безумную выходку.
- Тебя не спрошу, - огрызнулся Трей.
- Ну - ну... - ехидно прокомментировал невидимый собеседник. Если б его слышала Лиза, то, наверное, определила бы как беса, который толкает мужиков в ребро.
- ...Сколько мужчин вот так же готовились спеть, не во славу Алами, а просто для женщины. Но я, наверное, единственный придурок в Мире, который будет петь колыбельную, - с невольной улыбкой подумал Трей.
- Ты споешь? - напомнила о себе Лиза. Как будто он мог о ней забыть.
- Конечно. Раз ты хочешь.
Дождись меня, я буду скоро.
Не уходи с причала спать.
Из миражей соткался город.
Осталось лишь его догнать.
Там впереди полоска света,
Так что с того, что здесь темно.
И мне б еще немного ветра,
И чтоб не кончилось вино.
Чтоб не бежать за миражами
Найдется тысяча причин.
Нам лгут словами и делами,
А мы в отместку лжем другим.
Но я скажу, что ждать недолго,
И я правдив, как никогда.
И мне б еще улыбку бога.
И чтоб не кончилась вода...
- Уходили бы вы отсюда, Ваша Милость, - Тосер, мужичок из ополченцев, осторожно кивнул лохматой головой, показывая, что Степану лучше бы спуститься вниз, под защиту массивных каменных стен, - Оть, оне, Медвежки-то, думаешь, по-вашему, по-благородному, воевать будут? Выйдут под знаменем, в дудки подудят? Ни-и. Оне ж не глупые, по-своему воюют, по-хитрому. Подползут поближе, в кустах-то не видно, да и стрельнут!
Степан кивнул, признавая, что в данной ситуации выходить и "дудеть в дудки" и в самом деле махровая глупость. Сторожевая башня была построена на совесть. В отличие от артиллерии Арса, которая и впрямь не только доброго, но даже матерного слова не стоила, стены клали настоящие мастера. Вязов прикинул, чем в наше время можно было бы раздолбать такую кладку, замешанную, скорее всего, на яичном белке или еще на чем-нибудь таком же хитром. Авиационной бомбой? Если ее только аккуратно на самый венчик уронить, а если всего лишь рядом, так башня вздрогнет - и снова встанет еще плотней прежнего. Если только ядерный фугас ей вставить... При таком раскладе Медведь был бы полным идиотом, пытаясь штурмовать ее в лоб, "по главной улице с оркестром". За две сотни шагов, даже с этими баллистами, можно раскатать в тонкий блин почти какую угодно армию. И чем она больше - тем больше блинов получится. Значит, что? Полезут, скорее всего, из леса. Степан предполагал, что всю ночь к башне скрытно подходили воины, и теперь такой мирный зеленый полог, наверняка, щетинился арбалетными стрелами. И именно поэтому он был уверен, что выстрела не будет - не сейчас, чтобы не демаскировать себя. Только по сигналу к штурму. Но никто в лесу пока не "куковал" и не "кукарекал".
- И оружие у вас... - Тосер с сомнением посмотрел на Вязова, который намотал на кисть обрывок колодезной цепи, утяжелив концы, и этим ограничился, - вы бы хоть топорик взяли, если уж щитом брезгаете.
...Брезгливость тут была не при чем. Боевые топоры: мощные, довольно легкие - всего около трех килограммов, с острой режущей частью и мощным крюком, с прочной рукоятью, способной блокировать даже очень сильный удар - внушали Степе восхищение. Он с огромным удовольствием, с разрешения комина (что-то вроде сержанта) Красного отряда подержал его личный топорик в руках и даже попробовал проделать несколько фехтовальных приемов, попроще. Комин был прирожденным дипломатом: он вежливо улыбнулся, и заверил, что после года тренировки из Вязова мог бы получиться неплохой боец на топорах. В глазах у парня был даже не смех - жалость! Так что Степан не стал корчить из себя Эрика Кожаные Штаны, а вооружился тем, с чем мог управиться. Конечно, идти против вооруженных ребят с колодезной цепью было глупо... Но оружие, которое не стало продолжением руки - преимущество не твое, а твоего врага, в этом Степана давно убедила жизнь.
