– Человек! – вскрикнул Глеб, когда пятно света скользнуло по фигуре, зависшей прямо над кроватью в путах треклятого шнурка. Недвижимое тело было густо оплетено веревкой, стягивающей его руки, ноги и шею. Будто огромная муха. Волосы человека падали на его лицо, но Глеб успел увидеть широко раскрытый рот и опустил фонарь.
– Как человек?
– Не может быть!
– Снимайте его, что стоите?!
Мимо Глеба в комнату проскочили остальные. Он оперся о стену, закрыл глаза и попытался унять дрожь в коленях. Рыба, гниль, землетрясения – бог с ними, но это… Это было слишком. В голове звенело, словно от придавленного подушкой будильника, а сквозь звон прорывался другой, странный и неуместный звук. Смех? Дурнота отступила, и теперь Глеб услышал совершенно отчетливо – смеялся Влад.
Он открыл глаза и увидел уродливое пластмассовое лицо с неестественно широко разинутым ртом. Вблизи блестящий паричок, пристроенный на пластиковой голове, было трудно перепутать с настоящими волосами. Влад согнулся от хохота и тряс перед Глебом здоровенной, в человеческий рост куклой, кое-где еще перетянутой шнуром.
– Знаешь, что это? – едва проговорил он. – Это ненастоящее!
– Ненастоящее? – пробормотал Глеб и прикоснулся к мягкому тряпичному телу.
– Наверное, это что-то вроде манекена, – заявил Поль. – На таких учат оказывать помощь. Искусственное дыхание там…
– Похоже на то, – Глеб вынул фляжку и вдруг пожалел, что внутри лишь вода, а не что-нибудь покрепче. – Неплохой, значит, манекен. Очень… натурально выглядит.
– Да, мы все порядком испугались, – Лора в свете фонаря казалась пепельно-бледной. – Давайте оставим здесь все, как есть, и пойдем скорее наружу. Дышать нечем! А дом придется как-то обрабатывать от плесени, это нельзя так оставлять.
– Спросим у Эрика, – Влад зашвырнул куклу прямо к себе на кровать. – А ты, ненастоящий, отдыхай пока!
Когда группа вышла на улицу, Влад на всякий случай закрыл за ними ворота гаража и пристроил на место замок.
– Я счастлив! – заявил он, раскручивая ключи на пальце. – Байк целый, гитары тоже, я их нашел! Надо только дрянь убрать. А палки мне даже понравились!
– Ветки? – переспросила Лора.
– Да, ветки. Обрежу потом те, что мешают. Остальные оставлю. Ну круто же выглядят?
– Круто, – кивнул Глеб. – Только, надеюсь, мы такого больше не увидим.
Приют Лоры оказался самым большим зданием во всем городке. То тут, то там Глеб замечал, что его обитатели, как могли, пытались сделать свой дом уютным: вокруг небольших веранд густо росли аккуратные кипарисы, клумбы были обложены камешками, а некоторые стены – сплошь расписаны красками. Где-то вокруг окон вился ядовито-зеленый плющ, украшенный огромными красными и синими цветами, где-то по растрескавшимся доскам плыли неизвестные рыбы с золотой чешуей, а по одной стене даже поднимались волны… Глеб остановился и провел пальцами по размашистым бугристым мазкам. Казалось, чем дольше он смотрит на роспись, тем яснее перед его глазами встает огромный вал, не подвластный законам природы и человеческому разуму, который вот-вот настигнет его лодку. Гигантская волна, поднимаясь по стене, доходила аж до второго этажа, где синие краски менялись на золотые, черные – на алые и бежевые. Глеб отступил назад, чтобы окинуть взглядом полную картину.
– Лора! – крикнул он. Голос его, должно быть, прозвучал настолько встревоженно, что заставил прибежать всю группу. Поль с Владом даже выхватили ружья.
– Что это? – спросил Глеб, указывая на стену.
– В каком смысле? Это роспись, – Лора вытаращила на него глаза. – Шутишь что ли? Мы часто рисуем, иногда и на стенах, это помогает…
– Нет, что это нарисовано? Кто это сделал?
– Да черт, Глеб! Селина – она живет здесь, у нее шизофрения! А какая тебе вообще разница?! – Поль и Влад, видимо, почувствовали, что ничем не смогут помочь, и спешно удалились. Лора, казалось, уже злилась не на шутку.
– Такая мне разница, что я видел это, – почти шепотом ответил ей Глеб. – Видел своими глазами, когда пытался уплыть с острова. Как же это может быть здесь, у тебя на стене?
Лора перестала хмуриться и подняла глаза к картине: на ней огромный вал вдребезги разбивался о крылатую фигуру, что поднималась прямо из воды.
– Это же моя скульптура, – прошептал Глеб. – Как?
Лора молчала, вглядываясь в картину так, будто видела ее впервые. Когда стало ясно, что Глеб не двинется с места, не получив объяснений, она вздохнула.
– В нормальном мире, – она медлила, подбирая нужные слова. – Все эти люди просто душевнобольные. Их слова – бред и галлюцинации. Но здесь… Они приобретают смысл. Или, скорее всего, только здесь мы правильно понимаем смысл сказанного. Энтропия в таких людях настолько высока, что они не могут жить полноценной жизнью. По крайней мере, среди тех, кого принято называть нормальными. То, что они говорят, видят и чувствуют, после обычно находит какое-то проявление во внешнем мире. Но бывает очень сложно понять, о чем конкретно идет речь. Селина увидела это недели две назад, – Лора взяла Глеба под руку и почти силой увела от картины. – Когда я спросила, что это, она ничего не ответила. Думаю, тебе самому стоит с ней поговорить.
Глеб поморщился. Конечно, ему совершенно не хотелось общаться с подопечными Лоры, какие бы чудеса они не творили. Но ведь роспись была о нем, а это совсем другое дело.
– Только, если ты мне с этим поможешь, – согласился он, понимая, что любопытство однажды пересилит в нем неприязнь.
Понадобилось целых три шнурка, чтобы проверить приют изнутри – настолько он оказался большим.
Пока Лора искала последнюю веревку, Глеб побрел вокруг дома в поисках тихого тенистого местечка. Часы показывали пять часов вечера, солнце уже успокоилось и сжалилось над бедной, все еще раскаленной землей. За весь день они сделали всего два коротких привала, и теперь ноги Глеба гудели, а живот болезненно скручивался. От жары он почти не сумел поесть, когда Поль достал из рюкзака крошащиеся галеты и консервы. Теперь, разумеется, он жалел об этом, но жаловаться и просить третьей остановки не решался. Лишь Влад то и дело подливал воды в его флягу. Глеб свернул за угол, опустился на дощатый пол веранды, присыпанный песком и листьями, и закрыл глаза.
Не успел он даже вздохнуть, как тихий шелест и хруст веток заставили его засучить ногами по будто скользкому песку и вскочить. В зарослях впереди определенно кто-то был. И это мог быть кто угодно. На ум почему-то сразу приходили герои страшилок.
Глеб схватился за мачете, попятился, и тут из густой листвы показались копна светлых спутанных кудряшек и улыбающиеся глаза-щелочки.
– Эй, привет! А ты что здесь делаешь? – Глеб спешно отпустил оружие, присел на корточки, чтобы оказаться с девочкой одного роста, и сцепил руки в замок. Та сделала несколько осторожных шагов и вышла из зарослей. В волосах у нее застряли листья, но в целом, вид ее ничуть не изменился. На руках, одежде – повсюду позвякивали те же «украшения», к которым лишь прибавились тонкие жемчужные бусы на шее. Правда, они были ей великоваты и свисали почти до самого пояса.
– Очень красиво, – Глеб обвел рукой вокруг шеи.
– Подагок, – протянула девочка и подняла голову повыше, показывая свою главную драгоценность.
Глеб пытался выглядеть спокойно и дружелюбно, хотя ему вдруг стало не по себе. Он понял, что не видел в церкви ни одного ребенка. Самым младшим из всех на вид был Ганс, но и тому было лет пятнадцать-шестнадцать.
– С кем это ты там разговариваешь? – заставил обоих вздрогнуть громкий голос Лоры, раздавшийся прямо за углом. Не успел Глеб раскрыть и рта, как девочка юркнула обратно в заросли и исчезла. На веранду выскочила Лора, а вслед за ней Влад с Полем – они снова схватились за ружья.
– Что происходит? – спросила она, и от ее резкого, как чугун, голоса Глебу стало еще более неловко. В него, все еще сидящего на корточках, уткнулись непонимающе взгляды.
