— Ты тоже можешь посетить ярмарку после работы. Мы будем открыты до десяти вечера, — проговорил он, когда мы уже подъезжали к зданию бизнес-центра.

Я призадумалась на секунду. Хоть я обещала себе сторониться Квонов, я просто не могла отказаться от его приглашения, ведь у Боёна хорошо получилось убедить меня в том, что каждая вона важна для этой ярмарки.

— Я постараюсь успеть, — ответила я, выходя из минивэна и мысленно вычёркивая из списка планов пункт «заехать к подруге за прощением».

— Напиши мне, я скину адрес. — Боён протянул мне визитку, и я вновь ощутила себя дурочкой, что так легко повелась на обман Джунёна.

В этот день я постаралась как можно больше прислужить шефу, берясь за каждое немецкое слово, которое ему нужно было перевести. Он ни разу не припомнил мне о статье Junge Freiheit, за что я мысленно благодарила его, так как мои другие коллеги то и дело спрашивали меня, заставляя уже немного сомневаться в собственном решении. И даже Кэти, с которой я во время обеда созвонилась и попросила прощения, несколько раз назвала меня идиоткой, пытаясь убедить в том, что я не виновата в том, в какое положение попал Хёну, и что не обязана отдавать ему статью. Я была рада тому, что подруга быстро перестала на меня злиться, но не стала говорить ей о том, что собираюсь на ярмарку, организованную Боёном, так как она и его считала не совсем адекватным. Я просто пообещала ей, что проведу целый день в офисе и как можно поздно вернусь в свою, по её словам, злосчастную квартиру, чтобы не сталкиваться с братьями Квон. В какой-то момент, я и вправду хотела так сделать, но моя дурацкая совесть не позволяла мне этого, представляя перед глазами лица маленьких детишек, больных аутизмом, словно я им лично обещала, что приду на ярмарку. Хоть я и понимала, что моё отсутствие мало на что повлияет, я всё равно взяла такси и поехала по полученному адресу, оправдывая себя тем, что всегда хотела побывать на каком-нибудь благотворительном мероприятии.

— Сонхи, ты всё-таки пришла, — приветствовал меня Боён, стоявший прямо у входа в ярмарочную площадь и раздававший флаеры.

Я и не думала, что учредитель НКО может выглядеть так просто и совсем не отличаться от простого волонтёра.

— Я припозднилась немного. Заработалась, — ответила я.

Несмотря на постепенно темнеющую улицу, яркие огни, освещающие площадь и немалое количество людей, говорили о том, что они тут ещё надолго.

— Я рад, что ты с нами, — сказал он с широкой улыбкой на лице, и мне стало приятно от этого.

Я привыкла видеть своего соседа замкнутым и серьёзным и даже начала сомневаться в том, Боён ли это. У меня начиналась паранойя, так как я просто редко общалась с этим парнем, и не думала, что мы когда-либо пересечёмся с ним где-то кроме как в общем коридоре лестничной площадки. И, наверно, стоит поблагодарить его брата за то, что Боён смог как-то раскрыться передо мной. Оказывается, я пришла на ярмарку не просто для того, чтобы купить какую-нибудь книжку или украшения. Я на полвечера стала частью команды, организовавшей это мероприятие, и я не знала, что благотворительность может оказаться настолько интересной. Я ощущала себя нужной и что моё присутствие здесь определённо поможет хотя бы одному ребёнку.

— Надеюсь, ты не пожалела о своём визите, — проговорил Боён, когда мы убирались после окончания ярмарки.

— Что ты! Мне очень понравилось здесь. Если б знала, пришла бы ещё раньше. Благотворительность оказалась намного интересней скучных текстов, которые я переводила, — усмехнулась я, ощущая приятную усталость в ногах.

— Если б знал, что тебе понравится, то начал бы приглашать тебя ещё раньше, — произнёс он почти не слышно, смущённо улыбнувшись в землю, и я не решилась что-либо ответить, так как не была уверена, правильно ли его поняла.

Мы по одному развозили работников по домам и, пока минивэн был заполнен людьми, Боён молчал, задумчиво уставившись в окно. Я говорила с молодыми людьми об их работе и узнала, что многие из них простые волонтёры, совсем не зарабатывающие на своём занятии. Меня так привлекла эта сфера, что в голове начинала возрождаться идея о том, чтобы написать пост о работниках НКО. И когда мы остались с Боёном вдвоём в минивэне, он устало улыбнулся и впервые за всю дорогу открыл рот:

— Ты голодная? — спросил он, напоминая мне о том, что мы с ним так и не брали перерыва на еду, когда это делали другие работники.

Я еле кивнула, зевнув себе в ладонь. Давно я так не уставала, и мне было хорошо от этого ощущения.

— Можем остановиться у кафешки возле дома, купим что-нибудь с собой, — предложил Боён, но я остановила его перед тем, как он обратился к водителю.

— Не надо. У меня дома целая кастрюля куриного супа, который ты так сильно люби… — я быстро заткнулась, прикрывая ладонью рот. Надо же было так запутаться. Куриный суп любил Джунён, и Боён, скорей всего, понял, что я только что перепутала его с братом. — Могу приготовить для тебя что-нибудь веганское, — добавила я, надеясь так поменять тему, но успокаивающая улыбка парня говорила о том, что мои слова его задели.

— Ничего, я не голоден, — он отрицательно покачал головой, поворачивая её к окну, а я никак не могла перестать себя ругать за такую ошибку.

— Может, сварить тебе рис с грибами. Веганы ведь едят грибы? — поинтересовалась я, поняв, что ещё ни разу не готовила Боёну.

— Ничего не надо мне готовить, Сонхи, ты устала, — ответил он, посмотрев на меня и улыбнувшись уголками губ.

Я хотела что-то сказать, предложить ещё что-нибудь, так как не хотела оставлять его голодным, но минивэн уже доехал до нашего подъезда. Парень быстро вышел из транспорта, взяв свой рюкзак, и помог мне, протягивая ладонь, за которую мне было неловко опираться, чтобы спуститься на землю. Попрощавшись с водителем, мы молча направились к лифту. От этого молчания становилось так неприятно, и, когда мы вошли в кабинку лифта, я собиралась было её нарушить, но Боён меня опередил.

— Ты часто готовила Джунёну? — спросил он, заставляя меня резко поднять на него удивлённый взгляд.

Впервые за день он заговорил о брате, и я совсем не ожидала, что это будет такой вопрос.

— Да, почти каждый день, — ответила я, не намереваясь что-либо скрывать. — Он говорил, что давно не ел домашней еды. Теперь понятно, почему, — тихо добавила я, стыдясь того, что опять ругаю Боёна за то, что тот не навещал брата в лечебнице.

— Мы перестали есть домашнюю еду с тех пор, как мать бросила нас, — проговорил он, словно отвечая на мой укор. — Отец ещё в пять лет научил нас заказывать еду по телефону, — его голос начал дрожать, и я постепенно догадывалась, что проблема не только в бросившей их матери, но и в отце. — Сонхи, — он уставил на меня пристальный взгляд, и я заметила накопившиеся капельки слёз в его глазах, — мне бы хотелось попробовать твоей домашней еды, — сказал он с лёгкой улыбкой на губах, и я застыла, не зная, что на это ответить.

В этот момент дверцы лифта открылись, а я не успела что-либо сказать, так как перед нами стоял Джунён с опущенной вниз головой. «Сахарная вата» начала медленно подниматься, открывая лицо парня, взгляд которого при виде нас резко стал хмурым. Я впервые видела одновременно близнецов Квон, поэтому неосознанно метала взгляд от одного парня к другому, выискивая различия между ними. Сами братья молча испепеляли друг друга взглядом, пока дверцы лифта не закрылись, оставив нас с Боёном в тёмной кабинке. Сильный удар с той стороны кабинки напугал меня, и я прижалась к руке парня, как за спасение.

— Не бойся, — проговорил он, и мне хотелось посмотреть в его глаза, так как я начинала испуганно дрожать.

И когда дверцы лифта опять открылись, освещая кабинку, я заметила, что крепко сжимала ладонь Боёна. Джунён, как назло, тоже это заметил, и его взгляд постепенно становился ненавистным. Его брат выглядел на удивление спокойным и так же безмятежно вышел из лифта, не выпуская моей ладони.

— Какого чёрты ты с ним? — крикнул Джунён мне вслед, а я, несмотря на сильное желание оказаться в своей квартире, даже не начинала копаться в сумке в поисках ключа. — Что? Оба будете делать вид, что меня не существует? — спросил он через несколько секунд молчания.