— Тебе хорошо, Луни? — Сириус целовал парня в щеки, нос, губы, плавно стягивал с него куртку.

— М-х-м… — подтвердил Римус стоном.

— Тогда похуй, что мы делаем, — Блэк зарылся пальцами в кудрявых волосах и поцеловал так яростно, так обжигающе, что внутренности Рема сделали сальто. На вкус Бродяга был, как табачный дым, мятные леденцы и сладкая влага. Абсолютно ахуенный.

— Просто… Проста-х-а… — глаза Луни закатились, потому что теперь нежная ладонь Сириуса расстёгивала ширинку и доставала набухший, влажный член. — Что, если мы испортим друж-жбу?

Блэк глядел на него, как на умалишенного, язвительная ухмылка на губах.

— Дружбу? — приподнял он бровь. — С каких пор мы дружим?

— Ладно, ты прав, — рассмеялся Луни и позволил телу отдаться этому пьянящему желанию. — Испортить мы точно ничего не смож…

Он не успел договорить, потому что Блэк толкнул его на покрывало и расстегнул брюки так, чтобы… чтобы было удобно поднести губы к члену Римуса.

— Ебаное дерьмо, — зажмурился Люпин, потому что орган уперся в мягкую щеку, а руки вцепились в длинные волосы. — С-Сириус…

Когда рот обхватил влажный кончик, запустил половину длины и облизал по стеночкам языком, Луни чуть не задохнулся. Жалобно проскулил, поглаживая мягкие, шелковистые волосы.

Где Сириус этому научился, черт возьми? Когда? С кем?

Ответ был не так важен, потому что Римус растворялся, плавился и извивался, проглатывая рвущиеся наружу стоны. Так влажно, горячо, так много… Так много Сириуса, его движений, его языка. Казалось, Люпин ощущал чужой рот повсюду.

И Римусу потребовалось не так много времени, чтобы заскулить в настоящем экстазе, закусить губы, дрожа всем телом. И заметить, как Бродяга глотает светлую жидкость, продолжая целовать и поглаживая член.

Такой красивый. Такой, сука, невероятно сексуальный.

— Посмотри до чего ты довёл меня, крысёныш, — смеялся Бродяга, бледная кожа розовела от смущения. Он подполз ближе, чтобы поцеловать улыбающегося Римуса в губы.

— Я тебя довёл? — усмехнулся Лунатик, целуя тёплую кожу на фарфоровом лице. Пахнущую, как чистое желание. — Ложись, кретин…

Римус оголил горячую грудь парня, стянул куртку и белую майку. Целуя и облизывая каждый миллиметр от сосков до пупка и паховой области.

— Луни… — застонал Блэк своим сладким, хриплым басом.

И Люпин попытался отдать ему все то наркотическое наслаждение, что изнывало на коже. Попробовал на вкус розовый, твёрдый член, позабыв о любом стеснении или неловкости. Сосредоточился на обрывистых вдохах и матерном стоне, что вырывался из уст вокалиста.

Как же ахуенно.

Наверное, Люпин был далеко не опытным любовником, по сравнению с той кучкой девчонок по вызову, которых снимал Блэк. Но, судя по тому, как извивался брюнет, как отчаянно хватался за песочные кудри… Это было вовсе не важно.

Так они больше часа исследовали обнаженные тела друг друга, целовались и задыхались в приливах бурлящего возбуждения. Не хотелось ни говорить, ни останавливать друг друга. Только целоваться, целоваться, целоваться… Под ночным небом, прохладным воздухом и тихой джазовой мелодией, что доносилась из квартир этажами ниже.

— Ты промёрз…

Римус чмокнул дрожащие губы Бродяги и отстранился, чтобы достать свой свитер из кучки вещей. Натянул на сонного, одурманенного поцелуями парня и прилёг, чтобы притянуть в крепкие объятия. Как ласковый котёнок, длинноволосый приластился щекой на груди.

— Ты не убежишь сегодня? — Сириус звучал так расслабленно, так спокойно… Его дерзкий голос был почти неузнаваем.

— Хочешь встретить тут рассвет? — улыбнулся Луни, потому что, честно говоря, это все, на что он был способен. Щеки болели от того волнительного счастья, что он никогда не испытывал прежде.

Раньше он трахался с парнями в клубах и на вечеринках, убегал от них через несколько минут после секса и ощущал… мучительную пустоту. С Китом они просто-напросто не успели дойти до этой стадии, поэтому опыта в подобной романтике у Римуса не было вовсе.

— Хочу побыть с тобой подольше, — прошептал Сириус, и, черт возьми… Сердце Люпина дрогнуло от такой пленительной нежности… Ему казалось, он в одно мгновение начал понимать смысл дурацких песен о любви и черно-белых кинофильмов. Начал понимать, что такое взаимное желание. — Ты не против?

Римус окинул засыпающего парня заботливым взглядом, мурашки прошлись по коже.

— Нет, — поцеловал он губами висок брюнета. — Нет, не против…

Какой же хорошенький, какой… Трогательно-манящий был Сириус в своей искренней форме. Без лишнего пафоса, дерзости и напыщенности.

— Откуда у тебя это? — Луни погладил тонкий шрамик на шее. Таких царапин было полно и на спине. Ещё в первые дни знакомства они напомнили Римусу следы от когтей.

— Пустяки… — Сириус весело ухмыльнулся, но голос заметно… дрогнул. — Они у меня уже давно.

— Откуда? — Римус продолжал ласково поглаживать тонкую шею.

— Собака в детстве напала…

Римус кивнул парню, хотя и не до конца понимал, что за животное могло оставить такие фиолетовые отметины и в таких количествах…

— Обещаешь, что никому не расскажешь? — вдруг Блэк приподнял лицо и уставился на него грустным взглядом.

— Обещаю…

Бродяга несколько секунд колебался, но наконец издал тихий вздох и провёл пальчиком по груди Лунатика.

— Ты ведь знаешь, что я сбежал из дома в шестнадцать? Это было в газетах…

Римус тихонько кивнул, сердце заскулило в волнении.

— Джонатан не знал, почему именно, когда сливал эту информацию… — издал смешок темноволосый, хотя глаза и выдавали невыносимую боль. — Но… У меня была чертовски хуевая семья.

— Блэки? — осторожно прошептал Луни.

— Да, те самые владельцы банков, со своей ебучей монополией, — фыркнул Бродяга. — Можешь предположить, насколько много бабла раньше вращалось вокруг меня… Кормили из серебряной ложки, черт возьми. Обучали высшему искусству, презирали рабочих и разрешали учиться только в самом лучшем пансионе Лондона.

— Где ты встретил Сохатого и Хвоста? — попытался подбодрить его Люпин.

— Да, — тень улыбки появилась на пухлых губах. — Да, они были глотком свежего воздуха… Я впервые услышал Боуи на стареньком проигрывателе Джеймса, впервые попал в грязный кабак, с простыми, бедными людьми. Которых обкрадывали такие, как мой папаша… — челюсть вокалиста сжалась в приливе настоящей злобы. — Я не сбежал, потому что ненавидел их взгляды на жизнь, нет. Я хотел бы, чтобы все было так просто…

— Почему? — сердце Римуса вдруг сжалось от страха.

— Потому что я пытался любить тех, кто… просто не умел этого в ответ, — серые глаза наполнились тоскливой печалью. — Я пытался принять их, пытался научиться закрывать глаза на недостатки… Но они… Они никогда не могли сделать того же в ответ. Не могли принять меня.

Сириус отодвинулся, чтобы присесть на покрывале. Приподнял свитер, оголяя фиолетовые отметины.

— Это конкурный хлыст, — прошептал длинноволосый. — Его использовала моя мама для катания на лошадях… Ну и…

Сириус опустил свитер, потускневшие глаза вновь встретились с Римусом.

— Ты же не хочешь сказать, что… — начал Люпин, лицо сморщилось в неверии.

Бродяга только сделал жалкую попытку улыбнуться.

— Какой пиздец, — выдохнул Римус, сердце начало выбивать бешеный ритм настоящего ужаса. — Какой пиздец, Сириус…

Других слов подобрать Люпин просто не мог. Он сорвался с лежачего положения и обхватил крепко руками тоненькую талию потрясывающегося на холоде парня. Если Блэк сбежал из дома в шестнадцать… Сколько ему, сука, лет было, когда мать изуродовала всю спину?

— Не повезло с мамой один раз, может, повезёт в следующий? — попытался пошутить Бродяга, но хрипота в голосе выдавала его.

— Как часто? — прошептал Римус, поглаживая парня по волосам и целуя в спину.

— Не знаю… — Сириус провёл пальцами по светлым волосам. — Но достаточно для того, чтобы я… однажды не выдержал.

Римус только понимающе кивнул, а затем сжал худое тельце парня, своими руками, как мягкую, тёплую игрушку. Поцеловал в лоб.