Помимо потрясающего, черт возьми, вида на город, сияющие огни и ночное небо… На крыше уютно лежал клетчатый плед, радиоприёмник, ещё не зажженные свечи и корзинка с едой…

Какого. Мать. Его. Хуя?

— Да ты издеваешься, — усмехнулся Лунатик, не веря своим глазам. Сириус непонимающе уставился на него, волосы развевал тёплый сентябрьский ветер. — Серьезно, блять?

— Что? — искрящиеся глаза Блэка мгновенно потухли, будто он ожидал совсем другой реакции.

— Твое эго настолько было задето сегодня? Тем, что я не сказал три несчастных, сука, слова? — Римус прищурился, изучая этого застывшего дурака. — Сириус, одно дело – снимать майки и проливать йогурты… Но, совсем другое – тащить меня на край города, чтобы выдавить из меня ответ!

Брюнет сжал челюсти, взгляд вовсе не… Веселый и не такой насмешливый, как на протяжении целого дня. Он действительно выглядел… обиженным?

— Пошёл ты нахуй, Римус, — выплюнул Бродяга. — Тебе не приходило в голову, что я хотел услышать те три слова, потому что ты мне, сука, нравишься? Нравишься, мудила! И потому что я спать не могу, думать не могу, в моей голове только ты, и та дурацкая ночь, и то, как ты смотрел на меня… За двадцать один год я ни разу не спал с парнями, и ты думаешь, это для меня какая-то шутка? Детская прихоть?

Сириус сглотнул поток слов, абсолютно… униженный.

Блять.

Блять.

Стоп… Что он сказал?

— Сириус… — начал перепуганно Люпин.

— Нет, пошёл ты нахуй, Римус! — Блэк уже спешил к пледу собрать все вещи в корзинку. Закинул туда свечи, кассеты… — Нет, я могу понять, что такое дерьмо, как я, тебя не устроило, но, как можно… Как можно спать с кем-то, не желая этого? Ещё и… Ещё и…

Голос Сириуса дрогнул, и он… упал коленками на плед, губы дрожали.

— Сука! — выругался Бродяга, откидывая кассету куда-то в сторону.

Господи, гребаное дерьмо.

Римус был уверен, что вокалист к нему пришёл в ту ночь, потому что был нарциссом, готовым переспать со всем, что движется. Особенно, учитывая, что Луни признался ему в своей ориентации.

Он не думал, что… Что… Римус ему нравился? Как друг? Как человек? Как… парень?

— Я знаю, что оттолкнул тебя на той пресс-конференции, — продолжил Блэк, не поднимая взгляда. Руки теперь судорожно собирали фрукты на земле. — Но я просто… Я испугался самого себя… Потому что ты такой, сука, правильный и идеальный, что аж тошно… И я тебе всё порчу. Я не знаю, зачем пришел извиняться в ту ночь и поцеловал тебя, ясно? Но я просто… — брюнет поднял взгляд на Лунатика, глаза сияли от слез. — Но я просто на секунду решил, что мои дебильные чувства могут быть… вз… взаимными.

— Сириус… — светловолосый подбежал к нему и упал на колени. Нет-нет-нет, только не слёзы, только не глупое самобичевание. — Сириус, я же просто шутил сегодня… Конечно, я этого х-хотел… Я этого хотел. Ты сейчас серьезно? — Луни обхватил холодные, дрожащие руки своими. Боже, что, черт возьми, происходило? Почему сердце так бешено колотилось? — Ты правда думаешь, что я изменил Киту просто так? Потому что ты попался под руку?

Блэк замотал головой в отрицании, кусая губы почти до крови. Видимо, чтобы не разреветься.

— Хэй… — Римус погладил его по нежным ладоням. — Прости меня.

Сириус только издал тоскливый смешок, поднимая тяжёлые от влаги глаза. Такие уставшие и измученные.

— Пожалуйста, поговори со мной… — прошептал Римус, дыхание замерло где-то в груди. — Я знаю, ты не любишь выражать эмоции словами, но, прошу, просто скажи, что ты чувствуешь… Иначе я ничего не пойму и не смогу помочь…

— М-х-м… — Бродяга активно закивал головой. Одна слеза все же скатилась по щеке, и он вырвал руки, чтобы вытереть ее кожаным рукавом куртки. — Блять… — выдохнул вокалист, будто собираясь с мыслями. — Я не знаю, что это за хуйня. Но я уже неделю… Неделю не могу дышать. У меня все время болит тело, будто очередные приступы ломки. И это дерьмо… Оно вообще не отпускает, когда ты рядом. И я постоянно… — Сириус теперь прожигал своими глазами раскрасневшегося Лунатика. — Я постоянно делаю что-то не так, но я просто боюсь себя… Боюсь этого всего… Прости меня, пожалуйста, Римус. Я не знаю, что со мной…

Сердце Луни умилительно растаяло в грудной клетке. Сириус только что описал… влюбленность? Корявым, абсолютно хуевым способом, но это… была она?

Сириус. Блэк. Только что серьезно говорил своему главному неприятелю, что не мог дышать рядом с ним?

— Я после случившегося не мог нормально есть, — улыбнулся смущенно Люпин, прикусывая щеку, чтобы не расплыться в глупой ухмылке. — Не мог спать или говорить с людьми… Ты мерещился мне… Повсюду.

Опечаленные глаза Сириуса теперь жадно хватались за его губы, шею… Блять, все тело заколотило от такого томительного ощущения близости, которое память Рема пыталась восстановить с той самой ночи.

— Что это за хуйня, Луни? — прошептал Блэк, как маленькое дитя. — Что происходит?

Люпин только сейчас начинал понимать значение слов Бродяги о том, что он никогда прежде… не влюблялся. Парень не знал, что это такое, и как оно ощущалось… По правде, Римус и сам не был уверен ни в чем.

Но, если это было так… Если они правда втрескались друг в друга… Какая же глупая ситуация, гребаный стыд. Как же глупо… Как же…

Римус аккуратно взял чужое лицо в ладони и провёл большим пальцем по нежной щеке. Какой же шелковистый… Какой красивый. Даже сломленный изнутри Сириус был произведением искусства.

— Я не знаю, Бродяга, — проговорил басист шёпотом, по всей коже бегали волнительные мурашки. — Мы этого захотели… Все просто.

Блэк тихонько рассмеялся, узнав цитирование своих же слов.

— Аг-х… — выдавил он с отторжением. — Я ненавижу тебя, крысёныш. Ты появился в моей жизни так внезапно… И сначала я, блять, завязал с наркотой, затем вот… вот это вот все. Почему… почему ты такой?

— Какой? — Люпин уже давно утратил нить с разумом. Губы глупо плыли по смущенному лицу в улыбке.

— Такой… Такой… — Блэк не мог подобрать слов, грудь обрывисто вздымалась. — Такой Римус. Не похожий ни на кого, из всех чертовых людей на этой планете.

— Это хорошо? — Луни теперь хихикал, как полный идиот, а сердце таяло… Таяло и плавилось в состоянии, которого ещё не удавалось испытывать прежде.

Сириус ничего не ответил, только приблизился ближе и оставил лёгкое касание губ на тёплой щеке светловолосого. Прижался носом к коже и сделал глубокий вдох.

Ох, ебаное дерьмо. Как же хорошо… Как же невероятно хорошо все-таки было прикасаться к этому придурку. Ощущать его дыхание, подобное электрошоку.

— Римус… — умолял Блэк, обжигая уголок рта шёпотом. — Риму…

Он не успел закончить, потому что Люпин уже обхватил его лицо ладонями и прижался в страстном, долгожданном поцелуе. Выплеснув все сомнения, обиды и отчаяние, что накопилось за три дня.

Сириус глухо рассмеялся, все сильнее и сильнее сжимая парня руками. Язык изучал нёбо, зубы, впитывал влагу и слюни Римуса. И они в каком-то обезумевшем экстазе вцепились друг в друга. К члену настолько быстро прилила кровь, что уже через секунду Римус вжимался стояком в бедро вокалиста. Терся и поскуливал от того, как ликовала физическая память. Тело снова ощущало жар Сириуса, его ласки и влажные губы.

— Та ночь была такой ахуенной, Луни, — прошептал Сириус и провёл линию языком от шеи до мочки уха, посасывая. — Как же ахуенно было, черт возьми…

Луни судорожно закивал, потому что было так хорошо, так жарко. Он не мог говорить или думать, как и в ту ночь. Тот секс действительно был лучшим в жизни Римуса. И переплюнуть его было было сложно… Может быть, только если… Если они снова… Если они снова повторят?

И, гребаное дерьмо, как же Римус желал этого.

— Сириус, стой… — попытался противостоять ласкам Люпин. Руки темноволосого теперь массировали его стояк в брюках. — Сириус-м-х… Нам нужно поговорить…

— О чем?

Блэк теперь усаживался на бёдра светловолосого, задницей прямо на…

— Блять, — выдохнул Люпин, пальцы вцепились в кожаную куртку на спине вокалиста. И Блэк, чертов засранец, довольно рассмеялся. — О том, что мы д-делаем… Зачем?