Все тело парализовало от осознания, что происходило. И накопленный гнев вышел из Лунатика, словно оргазм. Вся та агрессия, что бушевала в его измученном сердце, растаяла от прилива горячего желания. Тысяча мурашек прошлись по спине пугающей волной.

— Блять, — прошептал он в чужие губы, задыхаясь. Сириус прервал с хлюпом поцелуй. Начал дышать Римусу в рот, не отрывая испуганного взгляда. — Блять.

Римус обхватил ублюдка за талию, прижал к себе и жадно смял мягкие губы своими. Вдохнул носом запах кожи, запустил пальцы в длинные мокрые волосы. И поволок парня к ближайшей стене, чтобы, нахуй, втолкнуть его в неё с неконтролируемой грубостью.

Сука, как же ахуенно. Как же ахуенно, Иисус, мать его, Христос. Чувствовать эти уже такие знакомые потрескавшиеся губы, их мягкую плоть, сладость слюны и сбивчивое дыхание. Ощущать руками, как дрожащий парень только сильнее напрягается и вжимается в стену, спотыкаясь трясущимися ногами.

— Луни… — выдохнул Сириус, будто все ещё переваривая происходящее. Будто в лихорадочном припадке. — П-прости меня…

Римус только простонал в чужие губы, будто мысленно посылая вибрации: «Не говори ничего, мудак. Только не прекращай, умоляю. Мне похуй на то, как это случилось и почему, но мы не можем прекратить это сейчас».

Блэк агрессивно схватился за песочные кудри и притянул к себе ещё ближе. Ещё более жадно ответил на поцелуй, запуская язык в чужой рот и обхватывая бедра Римуса ногами. Как только их пахи встретились, Люпин чуть не завыл от прилива наслаждения. Его разума больше не было. Он вообще ни о чем не думал.

Его член – все, что сейчас руководило сознанием.

Римус таял, плавился, взрывался электрическим зарядом под прикосновениями Сириуса. Сгорал от оргазмического наслаждения. И вся прочая хуйня, которую он прежде видел только в кино. И он даже подумать не мог, что у этого ублюдка было так много власти над ним. Даже подумать не мог, что все это время, трахнуть Блэка было куда более желанно, чем ненавидеть его.

— Аа-х-м… — простонал Сириус во влажные губы. Прижатый к стене, он извивался, будто потерял способность дышать. Такой сладкий, такой шелковистый… Весь фарфоровый и абсолютно, сука, нереальный.

Их языки яростно переплелись, и Блэк Буквально начал трахать парня своим ртом. Словно между музыкантами началась борьба за доминирование.

Римус напрочь забыл о Ките, забыл о совести, забыл о том, кто он был и где находился. Забыл о том, что после происходящего ему придётся смотреть Блэку в глаза. Но было глубоко и искренне насрать. Ему никогда ещё в жизни так не хотелось трахнуть кого-то. Ощутить членом прикосновения, услышать стоны Сириуса.

Как только Люпин поцеловал горячую, влажную шею, брюнет вцепился в его волосы и издал жалобный, судорожный вдох. И какой же вкусной была кожа, как же желанно пахла каждая клеточка худенького тела. Сириус был соткан из нежности и горячего безумия.

— Луни… — задыхался Блэк, паховая область начала тереться о ногу Римуса. — Блять, умоляю…

Люпина не нужно было упрашивать. Он поднял Сириуса рывком на свои бёдра и поволок в комнату, жадно изучая языком рот. Пока он нёс его на себе, то несколько раз ударил брюнета о стены, повалил какую-то старую лампу с треском на пол, перевернул стул. Сириус начинал смеяться в поцелуй, но Римус не останавливался и стягивал на ходу мокрую толстовку парня.

Пульс Лунатика отбивал бешеный ритм неверия.

За двадцать один год он успел переспать от силы с тремя, может, четырьмя парнями. Это было странно, неловко, иногда даже болезненно. Но сейчас он едва дышал и стоял на ногах, настолько ахуенным было целовать Сириуса. Настолько, блять, ахуенным, что Римус, должно быть, об этом только и мечтал последний месяц. Хоть и не признавал этого вслух. Хоть и думал, что ненавидел Блэка…

Все это время он его не ненавидел, он его… Хотел.

Как же глупо.

Как же, мать его, глупо.

— Римус, я… — прошептал испуганно Блэк, когда светловолосый яростно повалил его на кровать и заполз сверху. — Я не…

Люпин на секунду замер, и оба парня задышали так сбивчиво в тишине комнаты. Было удивительно, как они, блять, не задохнулись.

— Ч-что? — прошептал Римус, разглядывая красное, обезумевшее лицо перед собой. Блять. Просто блять. Сириус был ахуенным.

— Я никогда не был-м-х…

Ох, черт. Конечно, Сириус не был снизу. При всем желании, Люпин не мог оттрахать его с первого раза так, чтобы брюнет не закричал от самого настоящего ужаса.

— Хорошо… — выдохнул Римус, неосознанно постанывая от того, каким чувствительным было все тело. Член влажно извивался в тугих боксерах. — Хорошо…

Люпин поменялся с парнем местами, и Сириус тут же забрался сверху на светловолосого, впиваясь мокрым ртом в губы, шею, ключицы. Его нос нашёл кудрявые локоны и жадно втянул запах Римуса. Блять… Как же хорошо. Как же, черт возьми, хорошо.

Руки Бродяги резко стягивали с Римуса домашние брюки и футболку. Обжигающее возбуждение накатывало волнами, губы отвечали на сумасшедшие поцелуи, и Люпин беззвучно умолял глазами Сириуса о большем, изнывая от жара в крови. Когда брюнет навис над ним абсолютно обнаженный, всё вокруг потеряло смысл, превратилось в бешеную пульсацию крови внизу живота, оглушительный стук сердца, в хриплое и сбивчивое дыхание. Эти серые, потемневшими от страсти глаза, с порозовевшими щеками, торчащими сосками, которые так выделялись на белой коже груди.

Вдруг осознания происходящего нахлынуло на Люпина. Глаза жадно бегали по запыхавшемуся, разгоряченному Блэку, у которого стоял розовый, твёрдый, такой, мать его, идеальный член.

— Идиот, — усмехнулся Римус, все тело дрожало от прилива несравнимого ни с чем счастья. Он привстал, чтобы стянуть с себя боксеры, и прижался голым торсом к влажному телу Сириуса. — Какой же идиот…

— Сам ты идиот, гондон, — улыбнулся вокалист, нежно целуя светловолосого в губы. Ещё немного и Люпин собирался кончить от одной только прелюдии. — Какой же… х-а-а-невыносимый.

Римус рассмеялся в чужие губы, сладко целуя и сминая в своих.

— Ненавижу, — он провёл ладонями по прессу парня и дотянулся до нежных, тёплых ягодиц. Погладил член рукой.

— А-пх-а… — Сириус содрогнулся от неожиданности и зажмурил глаза. — Н-ненавижу сильнее.

С этими словами Блэк повалил светловолосого на кровать, провёл ладонью между ягодиц и осторожно запустил несколько пальцев. Как только Луни ощутил их стеночками ануса, он смог только учащенно задышать, сжимая кулаками покрывало, будто в судорогах. Он начал извиваться, бессознательно двигаясь навстречу, вскидывая бёдра. Сириус нашёл то, что искал, и говорить Рем уже был не в состоянии: он полностью растворился в ахуенных, опьяняющих ощущениях. Серые глаза испуганно и возбужденно бегали по телу обнаженного Римуса.

Черт, он, должно быть, был первым парнем перед Блэком в таком положении.

— Смазка? — прошептал вокалист, нежно целуя скулящего парня в лоб и приоткрытые губы.

Римус жалостливо кивнул, потому что даже говорить, черт возьми, не мог. Указал на прикроватную тумбочку взглядом и дождался, когда Сириус, в каком-то бешеном припадке, вернётся с бутыльком обратно и продолжит ласкать, ласкать, ласка-ать…

— Я могу? — брюнет задыхался, продолжая вбиваться тонкими пальцами во влажную дырочку. Целуя соски, облизывая их и наполняя Римуса изнутри горячим вожделением.

— М-х-м… — кивнул басист, глаза его жадно вцепились в картину того, как Сириус смазывает стоячий член лубрикантом и приближается к нему, раздвигая ноги. — Блять…

Люпин был настолько взвинчен, что комната начала кружиться от ахуительного экстаза. Глаза закатились куда-то в голову, когда он ощутил его. Позволил Сириусу осторожно войти и наполнить острым, горячим, болезненно-эйфорическим ощущением. Настолько необходимым, что Римус почти сразу же разразился скулящим стоном.

— Бля-х-м… — Блэк содрогнулся над ним, сжимая веки. Его влажные губы приоткрылись в немом крике. — Риму-ус…

Люпин всегда считал стоны и тяжёлые вздохи чем-то созданным для идеализированной порнухи. В реальной жизни можно было спокойно обойтись и без этого, удовольствие не всегда означало необходимость вымучивать фальшивые звуки.