— Пойдём в душ, Сириус, — Римус затащил парня в свою комнату и запер дверь. На длинноволосом все ещё были кожаные брюки и разорванная майка с выступления. Черная подводка растеклась по щекам. — Блять, кретин, не падай на меня…

— У меня есть ритуал! — завопил Сириус, позволяя Римусу затащить себя в ванную и начать стягивать майку. — После каждого концерта-а… Он-ни высасывают из меня всю жизнь! Я не могу спать, не могу думать, мне хочется, блять, только выпить, Римус! И… И…

— Я понимаю, Сириус, — начал кивать Люпин, вытирая салфетками опухшее от слез лицо. Руки дрожали в панике. — Я тебя не выпущу отсюда, понял?

Блэк начал судорожно кивать, глаза зажмурились в ужасе.

— Это отвратительно… — шептал он обессилено. — М-можешь не смотреть на меня?

— Мне похуям, как ты выглядишь сейчас, Сириус, — проговорил решительно Люпин, сердце скулило от жалости. — Давай ты примешь душ? Станет легче, обещаю.

Римус усадил дрожащего парня на край ванны и принялся заполнять ее водой. Сука, этот придурок не даст ему жизни никогда. Сначала Блэк ненавидит его и посылает к чертовой матери, затем рыдает и просится в бар. Блять, почему Римус не мог его просто оставить? Почему так сильно хотелось забрать всю, мать его, боль?

— Снимай, — неловко проговорил Люпин, указывая на брюки.

Как только Блэк потянулся к ремню, Римус механически отвернулся. Да, почти все парни этого мира не стеснялись переодеваться друг перед другом. Взять хотя бы раздевалку в школьном спортивном классе или гримерки на выступлениях. Но… Римус не мог просто начать пялиться. Это было просто по-свински, учитывая, что ему нравились мужские тела.

— Все?

Он развернулся, когда Сириус осторожно заполз в воду, поджимая колени к груди. На долю секунды Люпин заметил его паховую область и чуть не споткнулся на месте о скользкий пол. Твою мать.

— Она горячая… — проскулил Блэк, сжимаясь всем своим оголенным телом в колени.

— В этом и смысл, кретин, — Римус присел на краешек ванной и схватил свой шампунь. Он прекрасно помнил себя во время депрессии. Ты начинаешь походить на испуганного котёнка, шипящего при виде воды. — Сейчас привыкнешь.

Римус осторожно выдавил шампуня на ладони и начал растирать макушку Сириуса. Черт, ему надо было идти в медсестры с этим дурацким «синдромом спасателя». Почему, мать их, Джеймс или Киллиан не занимались этим сейчас?

— Вкусно пахнет, — прошептал Сириус, прикрывая глаза в удовольствии. — Ты… им моешь волосы?

Римус замер в недоумении, изучая банку шампуня.

— Я его, блять, за три фунта купил в аптеке, — усмехнулся неловко Люпин и продолжил пенить длинные локоны. — Он мятный.

Сириус тихонько простонал в наслаждении, откидывая голову, и это было так неожиданно, что басисту пришлось уставиться куда-то в стену и задержать дыхание.

— М-х-м… — продолжал постанывать Блэк.

Блять.

Почему даже измученный, грязный Блэк был таким, черт возьми, сексуальным? Как он вообще существовал все эти годы с таким телом и физиологическими данными? Почему не благодарил каждый день генетическую битву, вместо того, чтобы разрушать себя?

Римус вкрадчиво оглядел руки и плечи длинноволосого. Впервые все тату было видно так близко. На предплечье можно было заметить алое сердце с подписью «Сохатый», от чего Люпин тихонько издал смешок. А на шее тонкой линией была выведена фраза на латыни: Etiám sanáto vúlnĕre, cícatríx manét… И даже когда рана зажила, шрам остается.

— Прости, что все так вышло… — Сириус начал намывать себя вспенившейся водой: руки, грудь, шею. — Прости, что встретил меня… таким. Если бы мы познакомились… Раньше… Я бы… Я бы тебе понравился.

Римус окинул брюнета печальным взглядом, и вдруг сердце его сжалось от леденящей тоски.

— Я бы не понравился тебе раньше, — улыбнулся Люпин, аккуратно поливая волосы чистой водой из тазика. — Я был в… похожем состоянии.

— Значит, нам просто не суждено понравиться друг другу? — Сириус запрокинул голову, чтобы взглянуть парню в глаза.

— Получается, что так, — улыбнулся ему Люпин, умывая лицо тёплой водой. — Ты… кхм, ополоснись в душе. Я пока заварю тебе лапшу.

— Я не хочу есть…

— А мне похуй, — твёрдо ответил Люпин и поспешил к своему комоду, чтобы достать две несчастные пачки лапши, которые он успел выкрасть из фургона. — Куриная или говяжья?

— Куриная, — донёсся скулеж Блэка из ванной. Будто даже одна мысль о еде была хуже смертной казни.

— Ну, разумеется, — закатил глаза Люпин и направился к полу-дохлому чайнику, который, скорее всего, пищал при кипячении.

Через пятнадцать минут, когда Римус уже присел на кровать и уложил две тарелки лапши, Блэк наконец вышел из ванной. В длинной футболке Люпина. С мокрой, чистой (наконец-то) головой и пахнущий, как и сам, черт возьми, Римус.

— Садись давай, — светловолосый похлопал по покрывалу. И вокалист осторожно присел в позу лотоса, потянувшись за тарелкой лапши. — Она уже остыла.

Блэк скрутил на пластиковой вилке немного вермишели и попробовал откусить.

— Это ужасно, — сморщил он нос, как избалованное дитя.

— Ужасно – это потерять за неделю пять гребаных килограммов, Сириус, — Люпин выхватил из его рук вилку и решительно уставился на брюнета. — Открывай рот.

Блэк несколько секунд препирался, но наконец позволил светловолосому запихнуть в рот лапшу. Тёплый свет комнатной лампы отражался в его испуганных серых глазах.

— Ну как? — Римус дождался, пока брюнет проглотит, а не только сделает, блять, вид.

— Нормально, — буркнул Сириус и забрал вилку, чтобы продолжить есть самостоятельно. — Кажется, сегодня фанаты были в восторге от тебя. Ты им нравишься.

Римус в недоумении уставился на него с набитым ртом, потому что не ожидал, что тема так внезапно сменится.

— Они просто не стали кидать в меня ножи, — усмехнулся Люпин. — Боюсь, я все ещё… изгой.

Светловолосый не поднимал от лотка взгляда, но было очевидно, что Блэк несколько секунд пристально глядел на него.

— Мне нравятся твои идеи, — тихо проговорил Сириус, налегая на еду с большим аппетитом. — Прости, что мы… Что я сразу не включил их в альбом… Я… Я мудак. Признаю.

Люпин тихонько кивнул, потому что, с этим нельзя было поспорить. И, кажется, они… наконец начинали прощупывать почву дружбы? Но мог ли Рем простить вокалиста за все произошедшее?

Он смотрел на сжавшего Сириуса, худого и измученного. И ему казалось, что он уже давно простил.

— Мне все ещё не нравится название альбома, — проворчал Люпин, перемешивая бульон в лотке.

— Любовь ужасна? — усмехнулся Сириус, а затем с интересом оглядел светловолосого. — Ты тогда, ну… Ты сказал, что был влюблён, и это было не ужасно… В кого, если не секрет?

Это был не секрет. Но это было так чертовски неловко, потому что Римус не был готов обсуждать влюбленность в парня с Сириусом, мать его, Блэком. Этот придурок, наверняка, был ещё и гомофобом впридачу ко всему.

— Был один… человек, — улыбнулся натянуто Люпин. — Мы учились вместе в школе, и… этот человек был таким же изгоем, как и я. Он научил меня любить… Открыл на многое глаза.

По правде, Томас был всего лишь его другом. Они даже, черт возьми, и не встречались. Но парень стал гей-пробуждением Римуса, новым смыслом после того, как все казалось утрачено. И когда Люпин признался в чувствах, друг его принял и поддержал, а не возненавидел. Хоть через некоторое время их дороги и разошлись.

Римус всегда мечтал о великой любви… Когда вы случайно находите друг друга и влюбляетесь с первого взгляда. Но у него никогда не было взаимных чувств, только мелкие интрижки. Секс в кабинке туалета гей-бара или свидания вслепую. Наверное, это было наивно, но Римус все равно верил в Любовь.

Он знал, что она не ужасна.

Когда басист поднял тяжелый взгляд на притихшего Сириуса, то заметил, как тот сидел, замерев с вилкой в руке. Серые глаза удивительно мягкие.

— Почему вы расстались?

— Мы и не встречались, — пожал плечами Люпин. — Я любил… этого человека. Но это не было взаимно.