Римус ощутил, как у него начинают леденеть кости, как печаль и сочувствие ползут по позвоночнику.

— Это не совсем то, что я имел ввиду… — Люпин попытался улыбнуться брюнету. — Но звучит как отличная идея для песни.

— Правда? — Сириус начал хихикать, все больше и больше расслабляясь под действием травки.

— Да, ты должен назвать ее Cranberry can, клюквенная банка, — воодушевлённо кивнул Люпин, но затем мир словно застыл. На секунду его тело оказалось отдельно от разума, левитируя где-то в пространстве. Все казалось нереальным, сном или дереализацией. — Блять, кажется, вставило.

Сириус, или какая-то его другая, воображаемая версия, начала смеяться, не прерывая зрительного контакта с басистом.

— Нравится? — Блэк подполз ближе, заставляя сердце Люпина биться быстрее. Блять, он и забыл, как сильно травка увеличивает пульсацию. Паника начала подкрадываться из ниоткуда. — Хэй! Сосредоточься на музыке или моем голосе, ты выглядишь бледным…

Сириус неожиданно обхватил лицо Римуса ладонями, и мягкость его кожи заставила блаженно прикрыть глаза.

Блять.

Римус всерьез прочитал этому идиоту целую лекцию о наркотиках в том дурацком туалете, чтобы теперь оказаться в подобной ситуации?

— Ты плохо влияешь, Блэк, — Рем попытался рассмеяться, раскрыв веки, но у него перехватило дыхание, и все закружилось.

— Тише… — Бродяга внезапно… начал выводить пальцем круги на щеках светловолосого. — Просто наслаждайся, не паникуй.

Легко сказать, когда этот ублюдок, вероятно, принимал наркотики еще в утробе своей мамаши… Люпин попытался выровнять дыхание, и внезапно все стихло… Оставляя в теле чувство полного умиротворения.

— Видишь, — Сириус нежно улыбнулся, но не перестал гладить Римуса по лицу. — Что насчет той песни? Хочешь попробовать написать текст?

— Банка клюквы?

— Ага…

— Хорошо, — кивнул Люпин и осознал, насколько на самом деле очаровательной была улыбка Сириуса. Он никогда не видел ее такой искренней.

Светловолосый привстал с пола, чуть не повалившись обратно. Это заставило Сириуса разразиться неудержимым смехом, который Римус тут же подхватил. Так много серотонина в расслабленном теле.

Наконец, Люпин схватил гитару Джеймса, которую тот оставил на диване, и вернулся с ней обратно на ковёр.

— Ты умеешь играть? — поинтересовался Сириус, рассматривая смущенного парня в худди и с инструментом перед собой.

— Разумеется, сначала была гитара, а потом уже бас… — Люпин начал играть тихую мелодию, чтобы не разбудить остальных Мародёров. — Банка клюквы будет меланхоличной или весёлой?

— Думаю… — Сириус потянулся за ручкой и блокнотом. — Горько-сладкой… Момент, когда ты осознаешь, что твоя жизнь никогда не будет прежней. Но по иронии судьбы ты поешь о гребаном соке. Пытаешься скрыть, что в весёлой метафоре кроется настоящее разрушение.

Ремус понимающе кивнул и зажал аккорд C#m, ощущая, будто именно он и был подходящим началом.

Так оно и оказалось.

Двое музыкантов провели около часа за созданием песни, смеялись, препирались друг с другом и придумывали идеи. Может быть, Римус был под кайфом, но это был первый раз, когда он действительно осознал, насколько талантлив Сириус. Раньше Люпин не замечал, насколько хороши тексты The Marauders, потому что ненависть к вокалисту была сильнее. Сейчас же… басист понимал, что Блэк умел выдавать умные, цепляющие фразы. Понимал, каким начитанным и неординарным был на самом деле Сириус. И как легко ему давались стихи, даже о таких простых вещах, как клюквенный сок.

— Это шедевр, — как только они закончили, Бродяга улёгся спиной на ковер. Уставился куда-то в потолок, будто в ночное звёздное небо. — Эта песня определенно будет в альбоме, крысёныш.

Римус довольно усмехнулся, но, возможно, они были просто под кайфом… И на утро этот «шедевр» окажется полной чушью.

— Это Love Hurts? — Люпин прилег на ковер рядом с брюнетом.

— Да… — улыбнулся сонливо Сириус, услышав знакомую мелодию Nazareth, доносящуюся из проигрывателя. — Эта песня полный отстой.

Римус снова издал заразительный смешок, вытирая опухшие красные глаза. Потому что они слезились от того, как много парни смеялись последний час.

— Love hurts, love scars! Love wounds and marks… Any heart! — Сириус начал тихонько подпевать, коверкая свой голос и пародируя странную манеру вокалиста. Глаза оставались прикрытыми, а мимика подвижной, будто Блэк представлял себя сейчас прямо на сцене. — Not tough or strong enough. To take a lot of pain, take a lot of pain!

Римус расхохотался, развернув голову в бок к длинноволосому. Они лежали примерно в тридцати сантиметрах друг от друга… Но это было так правильно, так спокойно… Будто никогда они друг друга и не презирали. Римус не мог перестать пялиться. Совершенно завораживающе. Сириус действительно был рожден, чтобы стать звездой.

— Love is like a flame… It burns you when it’s hot! — пропел шёпотом вокалист и развернул голову, чтобы заглянуть басисту прямо в глаза. — Love hurts…

Римус задержал дыхание и наконец осознал, о чем была песня, и почему Блэк знал каждое слово… Конечно, это же он разгуливал в майке с подписью «ЛЮБОВЬ УЖАСНА».

Пока Сириус продолжал шептать слова, глядя Рему прямо в глаза… Казалось, из комнаты вышел весь воздух. Оставив Люпина полностью загипнотизированным открывшимся видом. Блять, Сириус выглядел лучше любого парня, которого Римус когда-либо встречал. Такой красивый, что он казался скорее масляной картиной, чем настоящим человеком. И Люпин ненавидел себя в тот момент, что родился на свет геем, потому что только, блять, не… твердеющий член при виде Сириуса, мать его, Блэка.

Когда взгляд Римуса медленно переместился на тело длинноволосого, он ощутил, что разучился дышать. Голова закружилась, ладони вспотели. И совсем не помогло то, что белая футболка Сириуса немного задралась, оголяя линию боксеров и напряженный пресс. На секунду Рем представил, какого это было бы поцеловать сейчас приоткрытые губы, заткнуть их языком, сжать в кулаке длинные волосы и оттрахать Блэка так, чтобы он выкрикивал его имя…

— Блять, — Римус отвел перевозбужденный взгляд и заставил себя приподняться в сидячее положение. — Я… Я забыл предупредить, кхм, Лили… Она, наверное, волнуется. Мне пора домой…

Сириус в замешательстве уставился на краснолицего парня. И тоже присел, не отводя пронзительного взгляда.

— Хорошо… Тебе вызвать такси?

— Нет, не надо… — Римус вскочил с места, чуть не споткнувшись. — Я дойду пешком. Спасибо…

Он поспешил к дивану и схватил куртку, сердце колотилось так быстро, что он не мог говорить, думать и, в особенности, смотреть Блэку в глаза.

Это просто кайф от травы. Это всего лишь иллюзия. Сириус все ещё самый отвратительный тип на планете Земля.

— Пока, мудила, увидимся завтра, — выдавил Люпин ухмылку.

— Пока, крысёныш… Не подохни там по дороге, — Сириус подозрительно прищурился, но подошёл к выходу, чтобы закрыть за басистом дверь.

***

— Ты выглядишь ужасно, мой мальчик, что случилось?

— И тебе привет, Киллиан… — Римус поприветствовал своего менеджера рукопожатием и снял тёмные очки. Желудок все ещё скручивало от тошноты, парень проспал от силы часов пять. — Извините за опоздание.

— Все в порядке, мы только начали, — Джеймс кивнул ему в знак приветствия. — И, кстати, на следующей неделе у нас семидневный перерыв. Никаких репетиций!

— Если только я приму ту работу, которую вы проделали над альбомом за этот месяц, Джеймс, — Тернер укоризненно взглянул на гитариста.

Трое других мародеров стояли перед Киллианом в репетиционном зале. Люпин неловко помахал Сириусу, который скрестил руки на груди, в темных очках… Но вокалист отвел взгляд, будто прошлой ночи никогда и не было.

Гребаный ублюдок.

— Мне нравятся четыре ваши идеи, но эта песня… Какой-то хаос, я вообще не понимаю текст! — Киллиан просматривал презентацию их альбома на бумагах.

— Это случайно не Cranberry can? — Римус усмехнулся, оглядываясь на Бродягу.