Это было важно, это обязательно нужно проверить. Эмоциональные привязанности к людям чаще всего проходили после инициализации, или как минимум сильно ослабевали, но запись о таком должна быть в личном деле.

Горячая капля сорвалась и с грохотом, как сигнализировал обостренный, выкрученный до максимума болью слух, упала на пол. В глазах песок, но это мелочи. Фантомный песок можно потерпеть, однако, заставлять Триариев себя ждать более — не следовало. Да и не получилось бы.

— Мааллел–Эль, — голос второго Триария, как металлом по стеклу. — Ты, наконец, смог присоединиться. Начнем же, мы и так задержались. Ты первый, Яред.

Опустившись в кресло, Маал оглянулся. Второй и третий Триарий тут, Верховного нет. Присутствие его все равно иррационально ощущается, давящей, довлеющей тяжестью в висках, но физически Ливий отсутствовал. Не то, чтобы странность, но странность на самом деле. Полный сбор Совета кричал о необходимости принятия очень значимых решений. Первый день — вводный, так что теоритически не полный состав Триариев был допустим, но фактически… Фактически, интуиция вопила о приближающихся неприятностях.

Эргономичное кресло почти мгновенно подстроилось под тело, давая возможность скрученным спазмом мышцам расслабиться. Боль утихала, лишь дышать тяжело от запекшийся крови. Великодушно. Прошлый раз почти сутки отбывал наказание.

— Начну с главного… — голос Яреда, координатора–социолога, каждый раз удивлял. Глубокий и низкий, будто не ученому принадлежал, а певцу, этот голос словно чудодейственный бальзам усмирял самые горячие головы и самые жаркие споры. Потрясающая убедительность тембра, о которой Яред–Эль прекрасно знал и беззастенчиво пользовался. Всё для дела, конечно, это же буквально в генотип всех Новали встроено: не жалея живота своего служить и защищать, но не единожды мелькало подозрение, что самому главному социологу эта способность дарит чистейшее эгоистичное удовольствие. Маленькая слабость.

Про сопротивление Маал знал не хуже Яреда, так что слушал в пол–уха. Что контроль Новали над настроениями людей в городах теряется, по большому счету, знали все члены Совета. Из новенького прозвучало лишь одно — по всем признакам у сопротивления появилась цель. Это тревожная новость, и тем тревожнее, что наблюдатели не могли даже предположить, что сейчас так сильно подстегнуло вяло текущие с самого Нападения протестные настроения.

Людям свойственно быть недовольными и протестовать. Неотъемлемая природе человека агрессивность, просто становящейся ВИДИМОЙ после излучения, стоит лишь отключиться разумной деятельности, тем не менее, то и дело прорывалась стихийно и бессистемно, но оттого не менее страшно. Взгляд против воли задержался на белоснежной полосе волос в шевелюре Яреда, от виска до затылка — память об одном таком стихийном выбросе. Тяжелые тогда ему пришлось принимать решения. Он выдержал конечно, но вот седина прорезалась лет на семьдесят раньше срока. Как шрам–напоминание о допущенных ошибках.

Люди, повинуясь своей природе, воюют всегда. Между собой, преимущественно, но получив врага извне они объединяются и становятся по–настоящему неукротимы, стремясь утолить свою вечную жажду разрушения, как песок пытается пропитаться водой. И то и другое — практически недостижимо.

Та часть доклада, где Яред пересказывал доклады Наблюдателей, живущих с людьми и маскирующихся под людей, и всегда под угрозой гибели, была вся пронизана преданностью людям. Истинной, глубокой, не имеющей ни крохи сомнений. Преданности, вопреки логике и здравому смыслу, и именно людям, а не Новали. Злобным, алчным, агрессивным человечкам, и это заставляло всё крепче стискивать зубы. И альфа–блок тут ни причем. Он лишь мешает убивать, но вовсе не гарантирует вот это не–человеческое стремление защитить. Почти материнский инстинкт. А может, и инстинкт. Не даром же, как только становилось очевидным, что у эмбриона закрепился ген невосприимчивости к излучению, генетики срывались с катушек, улучшая и моделируя генотип будущего Новали. И ведь, пожалуй, больше Яреда о людях никто не знал, и даже вся его информированность, все триллионы кадров о изнанке людского разума, и собственное «кладбище» — погибших от рук людей Наблюдателей, погибших не только по причине очередной, мало предсказуемой в большей части случаев вспышки излучения, но и просто убитыми в человеческих разборках, не породило даже тень сомнений. Безнадежно.

Маал поежился. Интересно, кто-нибудь кроме него тут отдает себе отчет, насколько Новали не люди? Не лучшая копия людей, а именно не–люди. И самые большие не-люди — Триарии…

Мысли были не просто крамольными, мысли были опасными. Опыт Оператора позволял не выключаться из сути доклада, но параллельно думать сразу в нескольких направлениях. Хотя вот именно в этом — думать не следовало. Уж кто-кто, а он прекрасно знал, что бета–блок тоже снимается, а опасных Новали просто ликвидируют.

Клирий, казалось, внимательно слушает, но тем не менее, тоже скорее всего мыслями не весь здесь. Это хорошо, повезло, но следить за собой, особенно в присутствии Триариев, нужно лучше. Отчасти, весь этот разброд в голове отклик на предчувствие, родившееся еще на лодке, пока добирался с другого континента, и ставшее почти уверенностью здесь, в Яслях. Однако, предчувствие предчувствием, но мыслям этим много лет, не сейчас и не под влиянием обстоятельств они вызрели. Еще курсантом ловил себя на странном, и тогда же сплел первую защиту, учась прятать это странное, а уж после первой зачистки — оно стало неотделимой частью его личности. А потом сняли бета–блок и странное стало Убеждением. И пришли эмоции. На грани боли эмоции. И первой — гнев.

Служить и защищать, все двадцать один год в Яслях, это сеют и взращивают, чтобы как дышать, — это несправедливо! Без Новали люди бы уже исчезли. Не сожрали бы друг друга, так банально выродились: ни один ребенок за последние сто лет с тех пор, как женщины полностью потеряли возможность к естественному оплодотворению, не появился на свет без участия Новали. И это, не говоря об управлении наукой, техникой, медициной. Везде, где иммунитет к излучению гарантирует безопасность планеты, помогая избежать техногенных катастроф. И вот в благодарность — сопротивление.

Маал вздохнул глубоко и поймал на себе пристальный взгляд Клирия. И будто бы услышав, тут второй тяжелый взгляд — Марка. Мысли они друг друга что ли читают?

Яред закончил. Вовремя — еще не много и не факт, что удалось бы сдержаться, но повезло. Следующим должен был выступать Феел–Эль, и как раз его, отвечающего за лаборатории по всей планете, Маал с удовольствием бы послушал. Еще бы вот без этого на зубах скрипящего «служить и защищать», но нет. Придется подготовиться, тем более, время есть: до завтрашнего продолжения почти сутки.

Полетать, поработать над защитой, да помедитировать, в конце концов — времени достаточно. Завтра будет как кремень, первый в очереди служить и защищать.

Кстати, о полетать. Неплохо бы и в самом деле осмотреться. Безопасность Яслей выверялась и строилась десятилетиями, но те, кто это делал не обладали опытом и знаниями Химеры. И предчувствием–уверенностью…

«Вот с этого, пожалуй, и начнем.»

========== 3. Разрешенная высота ==========

Если бы можно было выбирать, где обитать — есть, спать, восстанавливаться, Маал хотел, чем выше, тем лучше, но жилые комнаты в Яслях располагались в самом низу, максимально близко к убежищу. Оно и понятно, только взлетать с земли куда труднее, а перспектива топать в полном снаряжении на стартовую вышку, как неоперившиеся первоклашки, была отметена с ходу.

Юю-Эль обещал, что новый, доработанный специально под характеристики Маала сьют взлететь сможет даже из–под земли, вот и проверим. Лаборатории инженеров сьютов — ни у кого не было высокомерия больше, чем у них, а Юю выделялся даже среди своих коллег. Так что это почти уникальная возможность заставить их хвост поджать. Разве можно удержаться от такого соблазна?