Миша не пытался ни сделать мне что-то плохое, ни смеяться надо мной, напротив – он воспринимал меня и наши отношения серьезно и пытался делать все, чтобы мне было хорошо. Но тут вставала другая дилемма —я не знала, как себя вести с настолько хорошим во всех отношениях парнем. Я считала его идеальным, комплексовала на фоне него и мучилась от неуверенности в себе.
Это тоже быстро сошло на нет – Миша делал все, чтобы показать мне, что никого кроме меня для него не существует, а я так вообще – предел мечтаний. Он говорил комплименты, смешил, и очень боялся меня. обидеть. Я начинала расслабляться и оттаивать.
Мы шли в кафе по вечерней улице. Я держала его под руку, когда Миша вдруг сказал:
– Зая! – мне не очень нравилось, когда меня называли ушастым грызуном, но с Мишей меня это не напрягало – Я сейчас скажу тебе шутку. Ты только не обижайся и не принимай на свой счёт. Ты помни, что это просто шутка.
– Хорошо.
– Вот скажи, зая, тебе когда-нибудь говорили, что ты красивая?
– Это уже шутка? Когда смеяться надо?
– Зая, ну, ответь! – Мишино лицо стало серьезным. – Нет, ты правда красивая, но говорили или нет?
– Ну говорили! – все ещё не понимая, к чему он клонит, – а что?
– А то, что тебя крупно обманули!
Миша смотрел на меня внимательно, ожидая реакции. Его губы слегка улыбались, но он был готов в любой момент стереть эту улыбку, боясь, что обидел меня. Я покачала головой, как взрослый над неразумным ребенком.
– Миша, Миша, – я улыбнулась. – Вот ты дурачок!
– Это не про тебя – это просто шутка.
– Да знаю я!
–Ты не обиделась? —все еще тревожно заглядывая мне в глаза, спросил он.
– Конечно нет, чего на тебя обижаться?
– Ну, зая, что ты со мной, как с дурачком?
Я рассмеялась:
– Ну а чего ты, как дурачок?
–Ну я же просто пошутил! – с детской непосредственностью воскликнул он.
– Да знаю же! Ты же сто раз уже это сказал.
И мы продолжали пререкаться в шутку, смеясь. Я все также держала его под руку, что было лучшим критерием того, что я не обиделась, но Миша все равно переживал. Он нравился мне. Очень-очень нравился. Миша не мог не нравиться. Но я была так строга с ним…
Глава 3.Принц и принцесса
Мы ходили в разные кафе почти каждый вечер. Первое время мне казалось это некой демонстрацией Мишей своей состоятельности – вот, мол, могу себе позволить водить девушку по барам каждый вечер. В какой-то момент это даже начало меня бесить – я думала, он покупает мое расположение. Но потом поняла – Миша отчаянно стремился сделать все правильно, «красиво» по понятиям и быть джентльменом.
Мне казалось это глупостями – не все ли равно, где нам гулять. Я согласилась бы гулять с ним где угодно, только бы не сидеть дома с матерью.
В один из таких вечеров я надела красное, до колена, платье матери с поролоновыми подплечниками. Зачем – не знаю, оно добавляло мне лет настолько, что даже более взрослый Миша, казался моложе в своих вечных голубых джинсах, рубашке и кроссовках.
К этому моменту я уже придумала для него прозвище. И не одно. Иногда я называла его ёжиком за его нос, но чаще – кошем. Миша ужасно ворчал первое время. Он не понимал этимологию слова и однажды даже возмутился, как всегда по-детски эмоционально и безобидно:
–Зая, ну что это такое? Кош-наркош!
– Да с чего ты это взял-то? Кош – это же котик, понимаешь? Это от слова «коша» – кошка. Ну вот и получается, что раз кошка – это коша, то кош – это кот.
Я называла его так естественно из-за его кошачьих уголков губ – это я опустила. Миша внимательно выслушал, и, видимо, удовлетворился таким объяснением. Во всяком случае, ворчать перестал.
Мы приближались к кафе и мне было неуютно в платье с чужого плеча.
– Кош, мы выглядим как мама с сыном. Или как будто я проститутка, а ты меня снял. Не знаю, что и хуже.
– Зая, перестань! Это неправда, – на полном серьезе сказал Миша.
– Ну как неправда? – продолжила я. – Точно тебе говорю. Ты же знаешь, какие люди в этом городе. Все будут придумывать и смотреть с осуждением.
– Да наплевать на них, зая! – Он заглянул мне в глаза. – Меня они не волнуют. Тебе важно их мнение?
Я вздохнула. Я бы очень хотела сказать, что нет, но к своему стыду – да, мне было важно. Как я ни старалась быть уверенной, но до Миши мне было далеко, и я всегда волновалась: а что же обо мне подумают? В стремлении произвести хорошее впечатление, понравиться, сказать, что что-то не так – я часто задвигала себя. Мне казалось это лицемерным, я ела себя за это с ножом и вилкой, но искоренить не могла – слишком глубоко оно сидело во мне.
Мы зашли в бар. Он недавно открылся, и никто ещё не знал, что жизнь его будет короткой – вскоре там произойдет перестрелка между посетителями и заведение закроют. Ирония в том, что в 50 метрах от бара располагалось отделение милиции, но это не помогло. Отделение и сейчас там, только переименовалось в полицию, до сих пор работает. Помещение же, в котором размещался бар, видимо, останется пустовать навечно – грустная ржавая дверь, безмолвный кирпич со сколами, поросшие мхом углы здания и трава в расщелинах пола мраморного основания. Случайному прохожему будет уже не угадать, что когда-то здесь бурлила жизнь. Но это потом, а пока все хорошо: заведение работает, все счастливы и верят, что шагают в светлое будущее – и я, и Миша, и владелец бара.
…Миша пил из хайбола, а я вспомнила сцену из фильма: женщина, обладающая недюжинной силой, в минуту злости сжимает стакан, и он трескается в ее руке. Я рассказала об этом Мише, и добавила, что сомневаюсь – разве возможно раздавить в руке стакан?
Миша держал стакан в руке и молчал.
– Как думаешь? – напомнила я о себе.
Мне действительно было интересно – у Миши был незамутненный, исключительно практичный ум, хорошо работавший там, где мой отказывался или давал сбои. Я ждала ответа, но мой бойфренд напряжённо молчал. Я хотела уже обидеться и спросить, почему он меня игнорирует, когда стакан хрустнул и раскололся в его руке. Внезапно…
Кругом были осколки, но Мишино лицо ничего не выражало. Я растерялась и только ошарашенно сказала:
–Блин, кош… Вот это да!
Сказать, что я была потрясена – ничего не сказать. Я часто видела мужчин, которые пытались казаться сильными, но при малейшей царапине или неприятности ныли и жаловались. Нет, можно и пожалеть – мне не трудно. Только уважать после жалости я уже не смогу.
Миша не пытался казаться кем-то другим и не играл в мачо – он называл меня «зая», признавался в любви по сто раз на дню, говорил, что обожает и я свожу его с ума. Но при этом Миша был сильнее всех «сильных» мужчин вместе взятых, и не казался ни слабым, ни подкаблучником. Он никогда не разбрасывал слова понапрасну, не жаловался, не взваливал на меня свои проблемы. Миша просто делал. Молча. Как сейчас.
Я была восхищена и тем, что он настолько сильный, и тем, с каким олимпийским спокойствием держался – может, ему и было больно, но, как настоящий мужчина, Миша никак этого не показал. Я решила тоже не говорить ничего и не опускаться до: «ты не поранился, дай подую на пальчик». Во-первых, для любого уважающего себя мужчины оскорбительно, если его женщина сюсюкается с ним и относится к нему как мамаша. Во-вторых, для любой уважающей себя женщины оскорбительно, если она сюсюкается со своим мужчиной и относится нему как мамаша. Я уважала и себя, и Мишу. Думаю, и он тоже.
…На шум прибежали перепуганные девушки-официантки. Они тоже растерялись и не знали, что сказать.
– Все в порядке??? Вы не поранились, молодой человек? – наконец спросила одна из них.
Миша и я ответили в унисон:
– Да, у нас все в порядке.
Мы не хотели их внимания.
– Как ваша рука? – девушка уже убирала со стола и протягивала Мише салфетки.
