Часть 1

Хроники прошлого

Глава 1.Первая встреча

Стояла поздняя весна. На деревьях опадали белые цветы, а мы – вчерашние дети – только начинали распускаться. Это было время, когда все происходило впервые: первые восхищённые взгляды, первые признания, первые свидания, первые поцелуи, первые разбитые сердца – короче, мы совершали первые, еще детские шаги в мире взрослых. Моё сердце было холодным и свободным от любви, и я гордо шла вперёд, не оборачиваясь.

Я уже начала курить и прогуливать школу – это казалось крутым и не только мне: одноклассницы говорили со мной с придыханием и трепетом, а одноклассники боялись сказать слово поперек. Хотя я всегда была задирой – била мальчиков учебниками, когда не было учебников – стопкой тетрадей, а когда не было и их – линейками.

«Дитя улицы» – называл меня отец, приезжавший к нам с матерью раз в год, и это прозвище вполне мне соответствовало. Я не видела в нем ничего постыдного.

Отец же считал обязательным чтение моралей отбившейся от рук дочери, которая упорно не хотела признавать его и заявляла, что он ей не отец. Он был умным и чутким, но совершенно чужим. Настолько, что даже когда он умер, спустя несколько лет, мне было все равно.

Мать была со мной редко – она тянула все на своих маленьких плечиках, и в основном я была предоставлена бабушке и дедушке, яслям и садикам, улице и друзьям, а она пропадала на работе. Потом она стала уезжать в Европу раз в месяц, и ее стало еще меньше в моей жизни. В раннем детстве меня это огорчало, но со временем перестало – в результате многих ее ошибок я разлюбила мать.

В нашей семье работала еще и бабушка, но все же финансово все тянула на себе мать. От отца было мало толку – он почти не помогал нам. Мать часто потом говорила, упрекая меня, что положила все силы на то, чтобы я «ни в чем не нуждалась и была одета лучше всех». Она искренне гордилась этим, однако мне не казалось, что я одеваюсь даже элементарно хорошо, не говоря уже о «лучше всех». Я считала себя одетой странно.

Все потому, что моя мама обладала вкусом с претензией на оригинальность, и он сильно отличался как от моих представлений о прекрасном, так и от того, что носили мои действительно хорошо одетые сверстницы. Мне хотелось одеваться как они, быть как все, раствориться в толпе погодок, быть популярной. Но это были мечты. В реальности же я сильно выделялась из общей массы и без того не в лучшую сторону: смешанные крови, дефект речи, ещё и одежда, только усугублявшая мою неловкость от самой себя. Этим с удовольствием пользовались мои одноклассники, и мои особенности превращались в обидные недостатки.

Любые возражения и попытки обновить гардероб на что-то попроще воспринимались моим имиджмейкером в штыки – мать называла меня глупенькой, говорила, что я ничего не понимаю и сейчас это модно. У нее был свой магазин одежды из Европы, и там выставлялись действительно хорошие вещи, мне же мама привозила все самое странное, с расчетом на то, что она сможет носить это и сама.

…Мне хотелось не гардероба от кутюр, денег, дорогих игрушек – в детстве мне просто хотелось ее внимания, заботы и любви. Я же не просила слишком многого – это святой долг любой матери, но как любая женщина, которой приходилось быть сильной, моя мама считала проявления чувств признаком слабости и все делала не так.

Вместо внимания – она контролировала, вместо заботы одаривала чрезмерным опекательством, которое я воспринимала, как неуважение к личным границам, но худе всего была ее «любовь». Тесная и удушающая, как кольца удава, сдавливающая ребра настолько сильно, что не давала дышать. Но чем сильнее смыкалось кольцо, тем сильнее я бунтовала.

Так мы пришли к тому, что имели – ни в одном из родителей я не видела родной души и не доверяла им. Семья казалась мне чем-то крайне ненадежным, от чего было больше вреда, чем пользы, и в этом мире я рассчитывала только на себя. Что думали они сами – меня не интересовало. Они облажались – это факт, а что к этому привело – да какая разница!

Был конец школьного года. Я училась в 8 классе и накануне поругалась со школьными подругами. Из-за пустяка, но никто из нас не хотел идти на попятную и уже несколько дней они игнорировали меня и кидали презрительные взгляды, а я высокомерно кривилась и проходила мимо. Их было двое. С одной из них мы дружили, с другой – просто делали вид.

Они подошли ко мне на перемене, и девчонка, с которой мы ладили меньше, протянула мне общую тетрадь. «Анкета» гласила выведенная старательным почерком надпись на обложке.

– Заполнишь? – сказала одноклассница елейным голосом.

– Конечно, – приторно, как ни в чем ни бывало, ответила я, но подумала, что здесь что-то не то: несколько дней полного игнора, а теперь вдруг анкета с секретами. Я ожидала подвоха – наверняка это был какой-то хитромудрый план, но я пока не могла понять, в чем именно засада.

После школы я пошла в одно из мест, где мы обычно зависали. Это была небольшая лужайка за зданием почты, обычно пустынная. Достав анкету из школьной сумки, я расположилась на широком бетонном порожке, обрамлявшем лестницу, и закурила, готовясь к самому худшему. Может, они написали там гадости обо мне и решили таким способом показать свое презрение? Или, наоборот, хотели показать, что им нет до меня никакого дела и наша ссора никак не сказалась на них? Наша троица-то распалась, но их пара была по-прежнему крепка – мои подружки везде ходили вдвоем, все такие же не разлей вода, а я была одна.

Я не успела даже обдумать, что только что прочла, когда заметила, что надвигаются новые неприятности. Они нарисовались прямо из-за угла здания – на меня шли двое старших парней из моего двора. Ну только этого мне сейчас не хватало… День же недостаточно плохой, почему бы не сделать его ещё хуже?!

Я хорошо знала одного из них – Юру: флегматичный брюнет, среднего роста, с маленькими бледно-зелеными глазами. Он жил в соседнем доме и всегда приходил к пацанам из моего, где все вместе они объединялись против меня. Мы все выросли, хотя еще и не слишком (Юра был старше меня всего на год), но уже достаточно для того, чтобы детские пререкания остались позади. Тем не менее, видя Юру я по привычке напрягалась в ожидании перепалок и злобных шуточек.

Но с Юрой все хотя бы было понятным и предсказуемым, а вот Миша, шедший рядом с Юрой, казался мне темной лошадкой. Он был старше меня на три года и жил через два дома, но казалось, что в другой вселенной – мы практически не пересекались, не общались, не обращали друг на друга внимания, и меня это устраивало. Увидев их двоих, бодро шагающих ко мне, я не понимала к чему готовиться и как себя вести. На всякий случай я решила напрячься – лучше быть готовой к неприятностям, чтобы не быть застигнутой врасплох

– Здорово, че делаешь? – заговорил со мной Юра.

«Ох, блин! Так я тебе щас все и рассказала!» – подумала я.

– А ты с какой целью спрашиваешь? – с вызовом спросила я, пробивая, настроен ли Юра на конфликт.

– Да просто спросил… Ты чего такая?

Так, ладно, уже легче – пока складывалось впечатление, что ругаться он не хотел.

– Какая? Я вообще сижу и никого не трогаю!

– Да мы гуляем. Решили подойти, поздороваться, – внезапно вступил в диалог Миша и улыбнулся.

Я посмотрела на него исподлобья. Красивый парень – выше Юры, темно-русые волосы с выгоревшей чёлкой и чуть прищуренные глаза удивительного цвета… Они ни голубые, ни зелёные и точно ни бирюзовые… Они какого-то голубовато-зеленого цвета, похожего на – я долго подбирала подходящее сравнение… цвет голубой ели!

– Ну, здорóво, блин!

Он беззвучно рассмеялся: