Марфа сурово посмотрела на детей и взглядом выпроводила их из комнаты. Федька и Ксюша боялись мать больше Бориса. Не без оснований: отец никогда не поднимал на них руку, а мать могла.

Взрослые остались наедине. Марфа сложила руки на большом животе.

Начала отдаленно:

– Ты сыт?

– Да, там же пир был. Я поел, хотя лучше бы и не ел. Прокл все время просит свинину, а она воняет жженной человечиной. Я этого в Волчьей слободе нанюхался на всю жизнь.

Жена помолчала, а потом перешла в наступление.

– Борис, скажи, – процедила жена, – ты дурак?

Борис усмехнулся и пожал плечами. Что тут ответишь?

– Ты опять дрался с этой зверюгой! Ко мне Светка прибежала, все рассказала.

– Светке твоей надо бы язык укоротить, – сказал Борис беззлобно.

– Ты сказал в прошлый раз, что больше этого не будет.

– На этот раз действительно хватит, – сказал Борис, усаживаясь на лавку рядом с женой.

Он нежно взял ее за руку и погладил. Не убрала руку. Хороший знак.

– Если Прокл в следующий раз заноет, я скажу ему, чтоб дрался сам. Хватит с меня. Медведик прыткий оказался. Но ничего, жить буду. Фрязин меня осмотрел, все в порядке.

Борис расстегнул рубаху, чтобы показать жене рану. Царапины от когтей и большой синяк не разозлили Марфу, а, наоборот, разжалобили. На глаза навернулись слезы. Она провела мягкими пальчиками по ушибленному месту.

– Какая же ты сволочь, Борис! – сказала она с теплотой в голосе. – А если бы тебя убило? Чтобы мы с детьми делали?

– Не убило же, – сказал Борис. – Меня ждет долгая жизнь. Ты же помнишь, мне ведун предсказал. Однажды меня что-то убьет, но точно не медвежья лапа.

– Не что-то, кто-то. И его зовут Прокл. Он тебя велит четвертовать забавы ради, а все остальные с радостью побегут исполнять. Ты им как в горле кость.

– Кто побежит? – поморщился Борис. – Никого не осталось. Я им показал: если что не так, хребет сломаю, как Вобле или Косому. Они все у меня в руках.

– И Шуйца тоже? Это же волк навроде Василия.

– Шуйца полезен. Он мне тоже не нравится, да, но если бы он хотел от меня избавиться, давно бы это сделал. Я смотрю за ним, он смотрит за мной, еще посмотрим, кто кого переглядит. Я-то глазастый. Да и больше всего на свете он ценит богатство, а со мной он разбогатеет, это точно. Я куплю его.

– Не стоит недооценивать человеческую жадность, – вздохнула Марфа.

– Не стоит недооценивать трусость, – в тон ей ответил Борис.

– Почему ты терпишь Прокла, никак не пойму. Не проще ли ссадить дурака с трона, и повенчать того, второго? И тем купить его расположение?

– О-о, – протянул Борис, – и с кем я о таких делах речь веду? Нет никого лучше дурака в венце. Крути им, как хочешь, и без всякого самодурства. И куда я сестру свою дену? А там, в Глухове, – Борис неопределенно ткнул пальцем, – разлюбезная Волчиха растит второго Волка нам на погибель. Эта дуреха ждет не дождется, когда Прокл преставится, чтобы со мной разобраться. Так что дай Царица нашему государю доброго здравия. Говорят, у них там в Глухове во дворе чучело с табличкой «Борис» на груди, и мальчишка это чучело лупит палкой каждый день что есть мочи. А то ты сама не знаешь.

– И почему тогда Волчок еще жив? Зная все это, ты позволяешь ему ходить по земле, расти и копить злобу? – Марфа сверкнула глазами. В такие мгновения она очень напоминала своего брата: будто жестокий палач Шкира вырядился в женскую одежду, чтоб поглумиться.

– Да я вот думаю… – тяжело начал Борис.

– А что тут думать? Голову – долой! И тому, и другому. Тут или они, или все мы. Ты о себе не думаешь, это я поняла. Тогда о нас подумай. Мы же уже говорили об этом.

Борис успел поостыть после тяжелого боя, и решение, которое он принял, казалось ему скоропалительным. А теперь, когда они всерьез заговорили об этом с женой, все это и вовсе выглядело глупостью.

– Это ты подумай, что говоришь, – сказал он с деланым раздражением. – Ты предлагаешь убить ребенка. Ребенка! Он вдвое младше Федьки. Стыдно о таком думать! И грешно, – Борис глазами указал на угол с изображениями Царицы, чтобы воззвать к Марфиной вере.

– Детство – короткая пора. Волчок очень скоро отрастит острые зубы. Заткни ему пасть, пока не поздно, – Марфа снова дотронулась до синяка на его груди. – А лучше убей обоих. Его и дурака-братца. И сам займи трон.

Борис от души рассмеялся.

– Хорош я буду! Я даже могу представить себе прозвище, каким меня наградят, прежде чем вздернут. Рабоцарь, король дураков и властитель мошенников. Я уже слышу крики на площади.

– У нордландцев получилось, почему не получится у тебя? У полынян выборный король. Выйди из тени. С Царицыной помощью, – Марфа положила руку на сердце, – станешь хорошим правителем. Ты и сейчас справляешься куда лучше, чем Волк и его родственнички до седьмого колена. Ты – тот, кто нужен всей стране. Умный, справедливый, миролюбивый государь. Это понимает любой умный человек.

Борис усмехнулся. Фантазии, конечно, но приятно такое слышать, особенно от жены.

– А я, – Марфа медленно поднялась со стула, приосанилась и уперла руки в бока, – стану царицей Гардарики.

Историки по-разному оценивают роль Марфы, жены Бориса Воробьева, в произошедших событиях. Долгое время преувеличенная общественная роль мужчины застила глаза даже самым образованным людям, и женщина в истории игнорировалась или воспринималась как некая декорация. Карамазинов однако пишет: «Борис, натура мечущаяся, неспокойная, сам никогда не искал царства, довольствуясь ролью регента, но его жена, исполненная гордыни, подтолкнула его к решительным действиям, потому что мечтала стать царицей Гардарики». Ср. Синицын: «Глуховское дело – одно из темных пятен истории. Виновен в том Борис или нет, разобраться не представляется возможным. Скорее всего, среди людей такого высокого положения всегда есть те, кто хочет им угодить. Их инициатива может завести очень далеко». Обратите внимание, о Марфе ни слова. То есть проще верить в каких-то таинственных карьеристов, чем предположить, что всему причиной обыкновенное желание женщины пожить богато.

Владимир застыл на пороге. Борис заметил какую-то тень, бродившую по лицу распорядителя, и внутренне подобрался. Что за новая напасть? Владимир чуть заметно жевал губами, и это не могло ускользнуть от цепкого Борисова взгляда.

– Я повторяю, – тихо сказал Борис, – где Шуйца? Я не давал ему никаких поручений. Я, кажется, ясно выразился. Он должен был сидеть и ждать, когда я его позову.

Борис задумал отправить страшного человека вдогонку за посольством. На свежую голову Борис поймал себя на мысли, что не доверяет полынскому шуту. Лучше перестраховаться. Он надиктовал своему писарю отчет о поездке в Гардарики, который Ягайла должен был преподнести Казимиру. Ради пущего эффекта он выбрал именно Шуйцу. Тот уже был знаком с послом благодаря рыночной авантюре, чтобы он угрозами (если не получится деньгами) заставил посла переписать донесение своей рукой.

– Шуйца уехал вчера, – сказал Владимир, отводя взгляд.

– Куда?! – Борис грохнул кулаком по столу; бумаги и чернильница подскочили.

– По государственным делам, – промямлил Владимир.

Борис запустил пятерню в бороду и покачал головой:

– Володь, ты издеваешься, что ли? Государство – это я, мать твою! Какие у него могут быть государственные дела? Что я повелю, то и есть государственное дело. Или у нас где еще отыскался государь?

Владимир робко посмотрел на начальство и сказал кротко:

– Его Марфа Васильевна к себе позвала. Они о чем-то переговорили, а потом он взял доброго коня и ускакал.

Страшная догадка мелькнула в голове Бориса. Он на мгновение закрыл глаза, набрал полную грудь воздуха, отогнал дурные мысли и попытался унять заскакавшее галопом сердце.

– Владимир, тут на столе – донесение полынского посла Ягайлы о его визите в Гардарики. Он пришел в такой восторг, что позабыл его здесь. Собери бумаги, догони его, пока он не пересек границу, и отдай ему. Он мог быть навеселе, поэтому писал нетвердо. Убедись, чтобы все переписал своей рукой. Если заартачится, скажи, что у нас в Гардарики не принято, чтоб слово дали, а потом обратно забрали. Также можешь выдать ему сто кун, но никак не больше, в качестве подарка и нашего расположения. Перед отъездом зайди к Марфе и передай, что она дура и я ее отделаю хорошенько, как только она разродится. Меня не будет несколько дней. Скажи дяде моему, Михаилу, что держава на нем, как всегда в мое отсутствие. Все понятно? Исполняй.