– Еще что-нибудь?
– Завтра «Жизель» в Большом с Улановой. Ложа. Иван Харитонович велел забронировать и тоже из-за Ленинграда не попадает, у него вечерний поезд. Хотите?
Вот это то, что нужно, сказал себе Антон Маркович. История бесплотной, но оттого еще более сильной любви Жизели и Альберта.
– Спасибо. Идеально!
Тина попала в Большой театр впервые. Приобрести билеты в кассе невозможно, покупать у «жучка» при ее зарплате – немыслимо, а «доставать» она не умела. И вдруг – боже, «Жизель», в отдельной ложе, с Улановой! Жизнь окончательно превратилась в сказку, и связана эта волшебная метаморфоза была безусловно с Антоном Марковичем. Чудеса начались с первого же дня их знакомства, с незабываемой выставки, с чаек над Темзой.
Как это поразительно! Человек давно привык жить один, свыкся с мыслью, что так будет всегда, и даже убедил себя: оно и к лучшему, когда тебе никто не нужен и ты никому не нужна. Но внезапно встречаешь кого-то, поначалу совершенно чужого, прошла бы на улице мимо – не задержала бы взгляда, но случай свел вас, и мир стал из плоского, монохромного, обыкновенного трехмерным, многоцветным, праздничным. Да-да, праздничным, потому что общение с тем, кто тебя полностью понимает и с кем тебе всегда интересно, это из праздников праздник. Особенно если ничего подобного прежде не бывало, разве что в детстве, с папой и мамой. Но родители остались в «Ленином граде» и похоронены вместе с ним. Возврата в тот сияющий рай нет. Но, оказывается, свет гаснет не навсегда. Он может возродиться – нужно лишь, чтобы рядом появился кто-то его излучающий.
Боялась Тина лишь одного: что будет слишком докучать занятому человеку и надоест ему, он ее исчислит, взвесит и найдет чересчур легкой. Поэтому звонила исключительно по делу, если могла его придумать. А на улице сталкивалась как бы случайно. Зная, в какое время Антон Маркович обычно возвращается с работы, брала хозяйственную сумку и торчала у подъезда, будто только-только вышла за покупками. И прощалась всегда первая, чтобы не успеть ему наскучить.
Театр был фантастически прекрасен, постановка блистательна, великая танцовщица летала по сцене, презирая закон гравитации, но отдаться музыке и балету Тине мешала близость Клобукова. Они сидели в просторной ложе вдвоем, не сказать чтобы близко и Антон Маркович чуть сзади, поэтому ей все время казалось, что он на нее смотрит (вот дура!) и хотелось обернуться, тоже на него посмотреть. Так и сидела – лицом к сцене, а глаза скошены.
В антракте он пригласил ее в буфет.
– Давайте лучше останемся, – сказала Тина. – Здесь так чудесно, а там будет толпа.
Антон Маркович несколько раз моргнул, поправил очки.
Полчаса антракта – более чем достаточно для такого разговора, подумал Клобуков. Не слишком коротко, но и не слишком длинно, а главное не будет проблемы с концовкой. Заиграет музыка, мы замолчим, у нее будет время обдумать услышанное, а у меня – успокоиться.
– Юстиночка, я хочу с вами поговорить на важную тему. Для меня важную. Вы умная, тонко чувствующая, и, конечно, догадываетесь, что я очень привязался к вам…
«Без экивоков», одернул он себя и поправился:
– …Что я полюбил вас.
Брови у нее взметнулись, глаза расширились. Хороший это признак или плохой, Клобуков не понял и заговорил быстрее, чтоб она не успела ничего сказать.
– Вы не думайте, я не в том смысле. То есть, в том – я люблю вас и люблю сильно, но не как мужчина, добивающийся…
Хоть он и приготовил речь заранее, но все равно сбился. То, что казалось нормальным, когда он формулировал мысленно, невозможно было проговорить под взглядом этих удивленных (или шокированных?) глаз.
– Я не собираюсь за вами ухаживать, при нашей разнице в возрасте это было бы смешно и неприлично. Упаси боже, не зову вас в жены.
Тут он вдруг спохватился, что это может ее обидеть. Женщины ведь, кажется, обижаются, когда их не находят в этом смысле привлекательными – даже если такой кавалер им совсем не нужен.
– Не потому, что нахожу вас непривлекательной, нет! Вы мне невероятно, несказанно нравитесь. Но… – Взяв в руки всё свое мужество, он продолжил решительным тоном. Во второй раз, после объяснения с Ковалевой, проговорить это было легче. – Я стар. Я физически неспособен быть настоящим мужем. Вы обязательно найдете себе того, кто сможет вас любить, как вы того заслуживаете. Я же буду счастлив быть просто вашим добрым другом. Если мы сможем с вами видеться, разговаривать, бывать вместе – чем чаще, тем лучше, а потом расходиться по домам, мне этого будет более чем достаточно.
– А мне нет, – перебила его Юстина, уже несколько раз открывавшая рот, но снова закрывавшая его, потому что Клобуков начинал махать рукой.
– Что? – растерянно переспросил он.
– Вы со мной откровенны, и я тоже с вами буду откровенна. – На ее щеках выступили пятна. – Я хочу с вами быть предельно честной. Не иметь от вас никаких секретов. Я вас люблю еще больше, чем вы меня. Потому что у вас какая-то другая, важная жизнь, а у меня только вы и все мысли только про вас. Я хочу быть с вами все время. Я не хочу расходиться по домам. А то, про что вы говорили… – Она запнулась. – …Это счастье. Мне ничего этого, в смысле того не нужно. Я твердо решила, что никогда не выйду замуж, даже если встречу мужчину, который мне очень понравится. Потому что не хочу его разочаровывать, а делать эти вещи… ну, вы понимаете, о чем я… Это мне невыносимо. От одной мысли, что кто-то будет меня… трогать, меня передергивает.
У Тины выступили слезы от напряжения, которого ей стоили эти слова.
– Господи, я так невообразимо счастлив… Мы действительно можем быть… жить вместе и не расставаться? – пролепетал Антон Маркович, который сейчас не казался ей старым или солидным – пожалуй, она чувствовала себя уверенней и, как ни странно, взрослее. Он совсем растерялся, он нуждался в ее помощи.
– Это называется «белый брак», – сказала Тина, шмыгнув носом. Отвлекаться на то, чтобы искать в сумочке платок, сейчас было нельзя. – Я читала, что Бернард Шоу жил так со своей женой, из принципиальных изображений. Они хотели, чтобы их союз был сугубо духовным. Все об этом знали, и ничего. А мы с вами никому ничего объяснять не должны. Как захотим, так и будем жить.
– Правда? – спросил он прямо по-детски.
– Правда.
Она наклонилась к нему и поцеловала в щеку. Ну и что? Шоу тоже целовал жену и даже обнимал, есть такая фотография.
– Нам с вами такой брак и по фамилиям предписан, – улыбнулась Тина, потому что ей стало очень, очень хорошо. – Я – белица, вы – клобук. Союз двух духовных особ.
Было ужасно приятно, что эта шутка его чрезвычайно развеселила. Тина знала про себя, что с чувством юмора у нее так себе.
– А еще мы близкие родственники через Марка Аврелия, – подхватил Антон Маркович. – Получился бы инцест.
Они еще немного поговорили, уже безо всякой сбивчивости и неловкости, а потом начался второй акт. На деревенском кладбище закружились мертвые невесты.
Расстались в переулке, и каждый удалился в свой подъезд. Так, наверное, Бернард Шоу с женой, пожелав друг другу спокойной ночи, расходились по своим спальням.
Дома Антон Маркович прежде всего исполнил долг благодарности.
– Мария Кондратьевна, – сказал он в трубку, – я знаю, что уже поздно, но знаю я и то, что мой звонок вас порадует. Ваша теория одержала блестящую победу. Не могу даже выразить, до какой степени я благодарен. И до какой степени я счастлив!
– А-а, – протянула Епифьева нисколько не удивившись. – Вы уже сделали Тине предложение? Быстро.
– Да. И она его приняла!
– Ну разумеется. Весталка совершенно счастлива.
– Кто?
– Неважно.
Антону Марковичу хотелось поговорить о Тине, но голос у Марии Кондратьевны был каким-то рассеянным.
– Я вас отрываю отдела? Извините. Просто меня переполняют чувства.
– У меня посетитель. Милиционер.
– В такое время? Что-то случилось?
– Нет, – хихикнула она и перешла на шепот. – Это мой новый респондент, очень интересный молодой человек. Принес оригинальный сувенир – смешной плакат с подписью. Потом покажу и расскажу. А вы мне непременно расскажете, во всех подробностях, как у вас всё произошло.
