– Вот за этим время и остановлю. Никто, ничто, ни одна травинка тут не заметит, что нас не было.

– Ладно, – шепнула ученица. – А мне что делать? Там?

– Сядь-ка, – велела Яга, хлопая по лавке. Дождалась, пока Ярина сядет, сама уселась рядом, взяла ученицу за руку, чтобы та не только ушами выслушала, но кожей, кровью, самым сердцем. – Теперь слушай. Внимательно. Ни словечка не пропусти, повторять не стану.

Ярина кивнула, замерла, глядя Яге в глаза. Светлые какие глазки, рассеянно отметила Абыда. До сих пор.

Крепко обхватив тонкое запястье, начала:

– Как только дверь откроется – от меня не отходи, держи за руку, за подол, за шубу держи, главное – не отпускай, иначе не вернёшься. Мы с тобой будем на той стороне как одно целое. Если только отцепишься – сгинешь, потому что Хтонь только одну Ягу признаёт.

Ярина молчала, дышала часто, глядела, широко раскрыв глаза, сжав в ниточку губы.

– Мы туда идём, чтобы огни каменные достать. Видишь, какая ты слабенькая, хворая стала. Это потому, что колдовство внутри тебя борется с телом, хочет победить. Разум и сила быстрее тебя растут. Каменный огонь поможет и их осадить, и тебя подогнать.

– Откуда ты знаешь? – прошептала Ярина.

– Заметила, как ты лето любишь, как всё к Дню Красному льнёшь. Горяч День, вот тебе и легче около него. А горячий и он, и лето от того, что и День, и лето в Хтонь заглядывают ночами да зимами, набираются там сил и тепла от каменных цветов и сюда, в Лес, несут. Надо тебе собственный каменный огонёк, глазастая. Так легче будет. Не знаю я другого доброго средства, которое помогло бы. Но огонёк нигде, кроме как за этой дверью, не достать. Значит, придётся идти. Вдвоём. Одну я тебя больше ни за что не оставлю, пока сама в Хтони брожу. Вон, после того раза ты всю зиму ничего не видела, не понимала. А у нас с тобой и так времени в обрез. Нельзя, нельзя терять… Ясно ли?

– Ясно. Идём за каменным огоньком. Тебя не отпускать ни за что.

– И с тропы не сходит. Я ступу за нами пущу по следу, она, если что, подхватит, но лучше бы без этого обошлось.

– А почему сразу в ступе нельзя?

– Зачем лишний раз Хтонь полётом тревожить? Мы с тобой ногами пойдём, потихоньку-полегоньку. Старайся корешка лишнего не затронуть. Не наша там земля, не наше место. С перепутья сходишь – как в зыбкие земли окунаешься.

Ярина сокрушённо вздохнула, тронула пальцем ступу.

– Жалко.

– Жалко ей! – проворчала Абыда. – Что болота, говорю, что земля чужая – это ей не жалко. А что в ступе не полетать – так вся распечалилась. Ладно, не горюй. Вернёмся – покатаю. К Кощею полетим в ступе.

Голову вскинула, покраснела, аж глаза загорелись. Вот ведь мало, мало надо юности для счастья. Хоть и знаний уже – хоть отбавляй, хоть и Пламя вот-вот в ладони дастся, хоть и умом, и терпением Лес не обделил, – а ничего ещё не смыслит, ни о чём не думает-не переживает. Обещали в ступе покатать – и Хтонь уже не страшна.

Да разве она боялась когда-то? Она и не понимает ещё, что это такое.

– Точно полетим?

– Точно, – ответила Абыда. А в голове тотчас всколыхнулось: а точно ли? – Вот ещё что. По обе стороны тропы – топи да болота, и земля такая влажная, что лучше зеркала отражает. Не буду говорить «не смотри туда» – всё равно посмотришь. Но помни: один раз посмотрев, второй удержаться сложно. А в какой-то миг – может, через век, а может, завтра – в воде смерть свою увидишь.

Ярина не вздрогнула, не отшатнулась. Глянула на Абыду с холодным любопытством, и мелькнула на дне светлых, как незрелый крыжовник, глаз тёмная тень.

– Долго мы там будем?

– Надеюсь, в час обернёмся. Нам до Терема Царевен, через Золотой Сад, потом через Калмы́ш на край обрыва. Там растут каменные огни, у самой воды.

– У воды? – удивилась Яра. – А разве…

– Каменные огни воды не боятся. У них всё колдовство – внутри. Горячее сердечко глубоко внутри камня, крепко укрыто, никакая вода ему не страшна, если только не Мёртвая, не Живая. Я подойду к краю, нагнусь, а ты стой сзади, держись за мой пояс. Поняла? Ни шажочка от меня. Воды не касайся и цветы хтонные не собирай. А цветы там красивые. Красивые там цветы, Ярина…

Яга замолчала, глянула вдаль, сквозь дверь, сквозь брёвна, сквозь сам Лес, молодой и вечный. Далёкая песня донеслась до Ярины, обдало ветром, зазвенел папоротник. Абыда встряхнулась.

– Пора.

Встала с лавки, потянула за собой ученицу. Ярина вскочила. Яга, широко ступая, достигла чёрной двери в три шага. Ярина сделала десять – и едва приблизилась. Ладонь выскальзывала из крепкой руки Абыды, дыхание сбивалось.

– Давай, – подбадривала Яга. – В первый раз тяжело, долго. Потом легче будет. Давай, глазастая.

Ярина перебирала ногами, тянулась, бежала по знакомой избе. Мелькали сбоку слюдяные окна, бочки и сундуки, лавки и полати, веники и половики – мелькали, а дверь всё не приближалась, словно в дурную пёструю ленту свернулась изба и разворачивалась снова и снова, не давая ухватиться за чёрную ручку. Только пальцы Яги, цепкие, сухие царапали ладонь, ногти оставляли лунки-ранки

– Давай! Ещё шажочек, ещё, ещё, – частила Абыда, сжимая Яринину руку. Ярина чувствовала, как Яга изо всей силы тащит её к себе, не даёт ускользнуть, упасть. Тянуло жилы в руке, щёлкало в локте, выкручивало пальцы, и что-то внутри неуверенно, тихо разворачивало лепестки.

– Ну! Ну же! – сердито крикнула Яга, и внутри обожгло, распустился, наконец, бутон, раскалилось ядрышко, и вырвались пурпурные языки. Дверь вмиг оказалась рядом, под самым носом. Ярина засмеялась, сама испугалась – отчего? как? – а потом враз успокоилась, вытерла глаза свободной рукой и толкнула чёрные доски. Дверь не шелохнулась, и засмеялась уже Абыда:

– Пока не станешь Ягой, эта дверь тебя не послушает.

Положила ладонь на влажные доски, вжала.

– Всё помнишь?

Скрипнули рассохшиеся плашки, легко на смазанных петлях отошла створка. Зацепила косяком занавесь на старом зеркале.

Ударило чёрным вихрем, толкнуло в грудь. Если бы не Абыда, Ярина упала бы. Но перехватило дыхание, подкосились ноги, а Яга держала крепко, не давала упасть. Перед глазами мелькнуло крыльцо, клочки мха, мелкие лужицы. В самые ступени вросла тропка.

Абыда зажгла огонёк в горсти, он тут же заметался от ветра. Отзываясь, потеплел огненный цветок у Ярины в груди. Отзываясь, засияли в чаще болотные цветы, застонали над головой сосны. Сырой ветер освежил щёки. Ученица подняла лицо.

– Ну как, глазастая? Поживей? – спросила Яга, и Ярина едва узнала её голос – задорный, звонкий. Разогнулась, обернулась, мазнула взглядом по стенке избы – и ахнула. Никогда она не видела такой Абыду – высокая, статная, распрямившаяся. В широких зрачках поднималось пламя, щёки горели, а чёрная шуба, совсем как в тот раз, опала в плечах, сузилась, стала атласным платьем с красным поясом, расшитым петухами и маками.

– Чего молчишь? Порог перешагнула – половину работы сделала. Всё уже, не робей, поздно. Молодец, что держалась крепко. Сама бы до двери не дошла, а отпустила бы меня – пропала бы.

– Как? – прошептала Ярина, облизывая пересохшие губы, чувствуя, как царапает в горле. – Я ведь… в избушке была. Избушка бы не дала…

– В избу-ушке, – протянула, весело передразнивая, Абыда. – Это тебе только казалось, что в избушке. Ты в Межреберье была, милая, в Межреберье. Потом как-нибудь о нём расскажу, пока не до того. Идём?

Абыда ступила на тропу, сделала шаг, но не увлекла за собой Ярину, а терпеливо дождалась, пока ученица сама шагнёт следом. Что-то ужалило сквозь подошвы, полыхнуло по ногам, по телу, метнулось в шею, толкнулось горячим в лоб, в самую макушку – и вылетело прочь. Ярина, сама не зная с чего, засмеялась, крепче ухватилась за руку Яги и кивнула:

– Идём!

Глава 6. Керемет

Хтони цветы красивы, Хтони пути кривы.

Хтони круты обрывы, короток крик совы.