Ноги в развалку спустили тело с лестницы. Раж отпускал, красноглазое выпило красной крови и довольно уснуло, убаюканное предсмертными хрипами. Ноги послушно подвели к коню.

– Харлуг! – громко окрикнул голос.

Глаза прищурившись оглядывают ублюдочные трусоватые лица – не они. Громкий голос донёсся издали. Навстречу гнал всадник на вороном жеребце, по бокам с морды сыпалась густая пена. Всадник умело замедлил коня, прыжком слетел на верхнюю ступень крыльца, шаги забухали по дому. Никто не успел ничего сообразить, а всадник уже снова взлетел в седло, отстраняясь от людей.

Он прискакал один. Выехать один не мог, но своих людей опередил.

– Харлуг! Что ты натворил?!

Отрезать бы козлу его бороду…

– Харлуг! Как ты мог?! За что?!

Жеребец переминается после галопа, трудно стоит на месте. Он понимает погоню, раж, а всадник – нет. Разочарование. А ещё называется тьмой.

Всадник нагло смотрит в глаза. Не боится или притворяется, что не боится. Напрасно не боится.

Выражение лица всадника меняется.

– Не пройдёт даром твоя злоба! Однажды ты поплатишься за всю пролитую напрасно кровь. Жизнь накажет тебя! Не руками врага, не через голод или заключение. Тебя накажет тот, кто дорог тебе, и тогда ты отплатишь жизни сполна за несправедливые дела свои…

Раж отпустил Харлуга. Дыхание восстановилось, прояснились глаза.

Преувеличивает? Действительно верит, что так будет?

Харлуг внимательно всмотрелся в мрачное лицо всадника. Погибель принесёт тот, кто дорог.

– Я так не думаю, – отчётливо сказал Харлуг.

Клинок в подсыхающей крови вскинулся снова. Он уже напился, потому вошёл в плоть мягко, плавно. Конь взвизгнул, Харлугу в лицо ударила горячая струя, конь опрокинулся, удар отозвался в подошвы, конь дёргал слабеющими ногами, будто грёб под себя увеличивающуюся смешанную с землёй кровяную лужу.

– Ты один был мне дорог, – сказал Харлуг большому распахнутому лошадиному глазу.

Всадник неодобрительно цыкнул, и конь послушно понёс его прочь.

Харлуг смотрел в удаляющуюся спину и тихо смеялся. Он твёрдо верил, что родился не для того, чтобы стать для остальных уроком слюнявой морали, от которой за версту несло, словно какой-то светлый вытер о неё зад.

Часть II. После.

Конь

Харлуг проснулся достаточно рано. Потянулся и спустил ноги с кровати, тут же отдёрнул подошвы от холодного пола.

Простоволосая женщина с округлённым беременным пузом уже была на ногах, с трудом натягивала платье. Вторая, которую Харлуг привёл, потому что первая утратила прыть, ещё лежала кверху гладким задом.

Харлугу некуда было спешить. Он цапнул спящую за ногу и подтянул под себя, будто вознамерился прокатиться, как на кобылице.

Пока он «ехал», беременная равнодушно дозастегнула пуговицы на сарафане, взяла гребень и начала расчёсываться. Выражение каменного, бесчувственного равнодушия долговечно пропитало её лицо. Она никак не реагировала на стоны в кровати, нисколько не интересовалась неприкрытым зрелищем и не смущалась. Она собрала волосы и повязала голову платком. Замужней она не была, но в селении думали, что указать на позор ей, значит указывать Харлугу, а ему никто не хотел указывать.

Женщина отправилась во двор. Пора было приниматься за готовку. Вторая женщина должна была помогать ей, но Харлуг пока не испытывал желания закончить с ней. Она громко стонала, даже когда закусывала одеяло. Харлуга это смешило. Настроение его, хоть он и так на него не жаловался, улучшалось.

Беременная вернулась с вёдрами. Харлуг поднялся на колени. Женщина постанывала и всхлипывала, кожа раскраснелась и взмокла от пота. Харлуг звонко шлёпнул по влажной заднице и слез с кровати, потягиваясь, колесом выгибая грудь. Проходя мимо беременной, хлопнул и её, чтоб не скучала. На лице женщины не отразилось ни единой эмоции.

Харлуг громко рассмеялся. Вышел на улицу обнажённый. На землю за ночь легла тонкая плёнка изморози. Ноги мёрзли, прихватил ночной морозец, но Харлуг спустился к колодцу. Кинул ведро, резко прокрутил журавль, опрокинул ледяную влагу себе на грудь. После горяченького телу понравился лёд. Харлуг довольно встряхнулся, вытирая мокрыми ладонями лицо и быстро вернулся в дом.

Беременная ждала с большим полотнищем, вторая одевалась, сидя на кровати. Харлуг принял полотнище и принялся тщательно вытираться. Настроение действительно было на редкость приподнятое. Мышцы перекатывались под кожей, требуя движения. Можно было дёрнуть на охоту или ещё куда.

Холодное мясо уже ждало на столе. Остатки дикой свиньи. Харлуг ел практически одно лишь мясо, кашей, щами, рыбой брезговал. Пускай землепашцы да бабы перебиваются с пшена на капусту. Он наследник, ему положено лучшее, то, что даст силу сидеть в седле трое суток.

Беременная покорно ждала полотнище. В печке булькала в чугунке какая-то каша. Харлуг закончил вытираться, но задумчиво не выпускал ненужное сырое полотнище. Его посетила интересная мысль. Он швырнул полотнище в сторону и резким движением порвал у беременной на груди исподнее платье. С платьем треснул по шву и сарафан. Две раздувшиеся груди вывалились на обозрение. Женщина стояла, опустив руки и не пытаясь прикрыться. Харлуг дальше дёрнул сарафан по шву, положил руку под обнажившийся живот… неожиданно почувствовал ладонью прикосновение другой руки. Харлуг отступил.

Кратко нахлынуло отвращение, но быстро прошло. Так даже интереснее.

Харлуг усадил отяжелевшую женщину на обеденный стол. Ей было больно и неудобно, но она терпела. Харлуг загипнотизировано смотрел, как тяжело трясётся её грудь с припухшими сосками…

Пока он ел холодное мясо, обе зашивали порванную одежду. Харлуг наслаждался своим настроением. Раздумывал, что неплохо было бы привести в дом ещё одну женщину. У него определённо были силы, чтобы заняться ещё по крайней мере одной. Была одна на примете. Юная, стройная, с крепкой грудью. Гордячка, но ходит с опущенными ресницами, румянец на скулах. Её уже сосватали, но это не имеет никакого значения. Жених сопляк, семья жениха чуть получше остальной бедноты, только что капусты хватает до мая, а в остальном такие же. Будут шум поднимать, пойдут в расход. Для наследника препятствий нет, у наследников высшее право…

– Харлуг!

Крик донёсся с улицы. Прозвучал, точно прокричали над ухом.

Харлуг не дрогнул, только брови взметнулись на чёрный от загара лоб. Непрошеный гость. Землепашцы не смеют подойти к крыльцу.

Оставил мясо, опёрся руками в стол, неспешно поднялся. Натянул штаны, подпоясался. Взял беременную в одном исподнем платье и потащил за собой. Женщина пыталась вырваться, но он лишь крепче сжал пальцы на белом запястье.

Харлуг без страха вышел на крыльцо. При нём не было оружия. Беременная в тонком платье неловко ежилась за спиной, тяжело переводила дух от одышки. Подурнела на поздних сроках. Исподнее платье полупрозрачное, баба и мёрзнет и пыхтит. Точно надо третью брать.

– Так-так, – Харлуг осклабился в улыбке. – Судьба не торопится привести твоё предсказание в действие, и ты пришёл сам.

На сей раз наследник тьмы явился пешим. Одет дороже князя, весь в чёрном, высокие сапоги из телячьей кожи. Харлуга раздражала его лощённость. Не таким должен быть наследник тьмы, не таким. Видно, старость рода даёт себя знать.

– У судьбы много инструментов.

– И что ты собрался делать? – рассмеялся Харлуг. Его настроение ничуть не омрачилось. Противник не годился для честной драки. Против Харлуга хрупок.

Харлуг дёрнул беременную на свет из-за спины.

– На, убей. Нового сделаю.

Мужчина покачал длинноволосой головой.

– Я не такой, как ты. Для меня есть святое…

Баба придушенно перевела дух, попыталась снова уйти за спину.

– …для меня священна клятва.

С этими словами наследник тьмы глупо нагнулся к расшитому мешку у ног, если б Харлуг захотел, размозжил бы ему череп. Однако Харлуга происходящее забавляло.