Маришук вышла на крыльцо, спустилась по скользким ступеням, крепко держась за перильца, и, стараясь идти быстрым шагом, пошла по засыпанным утрамбованным снегом доскам. В мыслях ещё были слова Марфуши, неожиданно вызвавшие раздражение. Если их муж бивал, нечего на других свою одёжку примерять…
Идти было далеко, но зимой дороги становились ровнее, ни луж, ни распутицы, ни грязи. Маришук, отвыкнув, смотрела на грязные против снега одрины. Серые и сырые, как звериные норы в лесах. Какая сиротская доля может загнать человека в звериную нору? Легко забывается то, чего не хочется помнить. Когда-то Маришук жила в серой, промоченной дождями одрине и почитала за счастье, что имеет крышу над головой, и боялась лишиться её больше, чем чего-либо другого. Теперь она едва глядела на дома, раза в два большие, чем избушка её отца, и удивлялась их неуютности, их убожеству. На улочках было тихо. Женская работа тихая, особенно зимой. В домах появились младенцы, и старшие присутствовали при роженицах, помогая по хозяйству. Маришук знала это по детским девичьим воспоминаниям. К ней самой никто не приходил, никто не помогал. Хотя нет, что же это… Муж был рядом.
Янка жила в высоких богатых хоромах свёкра, плавно изогнутые крыши которого были выложены плотными чешуями, как спина большого подводного змея. Маришук оробела слегка, остановилась в тридцати шагах от крыльца, провела руками в рукавицах по отворотам долгополой шубы. Хоромы разворачивались впереди, как панорама с реки, закрывая горизонт. Строения шли влево, строения шли вправо, изгибалась зелёная под снегом крыша. Хоромина возвышалась на все четыре этажа, первый этаж и вовсе из камня выложен.
«Вдруг не пустят», – переживала Маришук, проходясь глазами по резным оконцам. Подумала-подумала – зря что ли тащилась в такую даль? Не впустят, так не впустят, не впервой.
Женщина собралась с духом и направилась к дверям.
На стук витого медного кольца явился отрок. В сенях был сам хозяин, оттого слуга голову низко держал, лица не видать. Маришук растерялась. Да, они с мужем приятельствовали, только приятельство то было какое-то чудное. Вблизи старшину Маришук прежде не видала. Мужчина был ещё крепкий и не такой старый, как привыкли считать. Должно быть, сын у него родился в молодые годы.
– Здравствуй, – Маришук растерялась и не сообразила, как обратиться к старшине.
Крепкий мужчина с лицом загрубевшим от солнца и ветра, оправлял пояс с кинжальной перевязью. Он носил тёмный кафтан и ладные сапоги, на ножнах поблескивало серебро.
Старшина поглядел на неё из-под бровей и улыбнулся лукаво.
– Здравствуй, красота. К сестрице?
У Маришук вспыхнули щёки. Однако вдовец смотрел с высоты своего роста, как на дитя, и, похоже, ничего дурного в виду не имел.
– К сестрице, – кивнула Маришук. – О здоровье справиться.
Старшина поманил за собой, провожая на широкую надёжную лестницу. Маришук не ожидала, что он снизойдёт до разговора с ней и уж тем более захочет составить ей компанию. Но делать нечего…
– Тяжело носит, – он обернул к ней величавую голову и прицыкнул языком, – без удовольствия. Гулять совсем перестала.
– Зябко, – Маришук посчитала нужным вступиться за сестру.
– Не май месяц, – старшина не спорил, – всё равно подышать полезно.
Старшина провёл её по второму этажу и без стука отворил дальнюю от лестницы дверь. Янка лежала на ложе под периной, выбившиеся из косы волосы прилипли к мокрому лбу. Сама она была бледна, за исключением пары красных пятен на правой щеке.
– И точно как-то томно тут, – согласилась Маришук, вглядываясь в равнодушную Янку.
– Няньки все окна позатыкали, – презрительно, но беззлобно фыркнул старшина, посторонившись, пропуская её в светёлку.
Маришук вошла. Оглядела диковинный ковёр, серебряное зеркало, заметила сундучок для украшений… Прислушалась к себе – она не завидовала.
– Сестра, – томно позвала Янка. – Тяжело мне.
Маришук сняла шубу, рукавицы, сложила в ногах кровати и села сбоку. Поглаживая сестру по влажной щеке.
– Может, – выдохнула Янка, – двоих ношу?
– Может, – легко согласилась Маришук.
– А его мать… свекровь… в родах умерла…
– Это ты к чему? – нахмурилась Маришук.
– Нет-нет, ничего…
*
К весне вернулось долгожданное войско. С вишен облетал эфемерный трепетный цвет. Земля между простеленными деревянными сходнями превратилась в чавкающую чёрную грязь.
Маришук взяла сыновей за руки и спустилась на нижнюю ступень крыльца. Муж прискакал на незнакомом жеребце. Сам целый и невредимый.
Янка встречала своего тоже с дитём. Маришук не видела, потому что из хором сестру не выпускали, но знала, что родился сынок. Сейчас Маришук не думала о сестре.
Муж спрыгнул на крыльцо, скрипнуло крепкое дерево, с сапог, вымазанных по колено, осыпалась густая грязь.
По улицам северным заунывным ветром носился плач. Маришук запирала от него ставни. Марфуша собрала детей и точно мышь затаилась с ними в комнатке. Муж кормил жеребца в стойле.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.