Ласковое дуновение ветра облокотило лицо Драконорождённого, а после, юрким завихрением унеслось в сторону входных дверей, проскальзывая мимо прихожан. Дова бы и пальцем не пошевельнул, если бы не возникшее ощущение чего-то неописуемого, мягко дёрнувшее струны его интуиции. Доверившись себе, он, открыв глаза, стал пробираться к выходу, но дотянувшаяся из толпы рука, принудила его остановиться. Повернув голову, Довакин увидел недоумевающее лицо Бриньольфа, которое так и задавалось вопросом: “Ты куда?”. Спокойно кивнув ему в ответ, рука друга расслабила свою хватку.

Скрипнув железными петлями дверей, в Драконоборца тут же врезалась разыгравшаяся метель, хлестнув своим буйным нравом по лицу. Быстро захлопнув за собой дверь, он направился в бушующую белую тьму снега, растворившись в вечернем мраке, оставив за собой лишь одинокие следы сапог, ведущие к статуе Талоса.

Спокойно усевшись на деревянную скамью перед окаменелым трёхметровым воином, Хьялти глянул в мирные глаза Тайбера, излучающие безмятежность. Быстро мерцающие снежинки на мгновения прерывали этот зрительный контакт. Довакину показалось, что Бог взглянул на него в ответ. Мигом мурашки пробежались по всей спине. Набравшись уверенности, Дова спросил у Талоса, пытаясь перекричать завывания ветра:

— Что ты хотел сказать мне?

Естественно, что ответа не последовало. Лишь лихие просвистывания северных ветров, что принесли бурю с моря Призраков, играли свою странную мелодию. Дова понимал, что было глупо разговаривать с камнем, но он ждал ответа от Бога, очень надеясь, что никто из посторонних его не слышит:

— Почему ты явился ко мне в соколином обличии?… Или я сам всё напридумывал, и это было лишь совпадение? Я теряюсь в догадках… — Хьялти уткнулся лицом в свои ладони — Зачем ты являлся мне во снах? Зачем давал подсказки, которые привели меня к знанию о Шеза… — Довакин, убрав ладони, поднял осознавшие глаза на лицо Талоса — Ты хочешь сказать, что это… правда? То, что мне поведал Жиро – правда?

Взмывший безмолвный ветер поднял свежий наметённый пух снега, окутав собой Хьялти, завихрился у статуи и устремился во мрачную ввысь.

— Если это твой ответ, значит, я смею предположить, что ты согласен с моим выводом. Тогда, какова моя судьба в роли Шезаррина? Я одолел Алдуина и Мирака, но что далее? Я должен победить Талмор и Третий Альдмерский Доминион? Вновь воссоединить Империю? Стать новым Императором, подобно тебе?

Буран взвыл пуще прежнего, беря ноты своей песни всё выше и выше, иногда резко понижая их, сбавляя свой накал.

Хьялти вслушивался в эту мелодию, пытаясь понять этот разно уровневый мотив:

— В большей степени ты не согласен… Понимаю. Слишком много на себя нагрузил. Вторым Императором с драконьей кровью я и сам не желаю становиться, но вот проблема с эльфами насущна. — Дова опустил свой взгляд на землю, застыв в таком положении, размышляя о “полученных ответах”. Ему было не холодно – нордская кровь, всё-таки, но обволакивание леденящего прикосновения хлёсткого ветра давало о себе знать. Его разочарование вызвало не тот факт, что придётся гнать остроухих до их родного острова, а то, что Серана не отпустит его. Одного уж точно нет. Довакину не хотелось бы, чтобы его будущая жена видела все ужасы войны: смерти невинных, пытки, диверсии, казни, уродливые раны, умирающие мольбы о милосердии, звериный ужас в глазах, голод и разруху. Она не готова к этому. Никто не готов к этому. Воспоминания о Гражданской войне всплывали перед глазами, иллюзорно играя на белом снегу под ногами. Дова не пустит её на поля сражений ни при каких обстоятельствах, а Серана не отпустит его, каким бы большим долгом перед Родиной не был. Замкнутый круг.

— Ладно… — оклемавшись, подытожил он — Пока небо над головой ясное, то лучше не думать про это. Великий Талос, — вновь подняв свой взор на статую — благослови меня на мой союз и пошли нам долгих лет совместной жизни и славных битв. — поднявшись со скамьи, Дова подошёл к алтарю и положил на него свою ладонь, ощутив некое очищение и лёгкость внутри.

Отойдя от постамента, он поклонился Богу в пояс и, развернувшись, неожиданно для себя увидел приближающуюся быстрыми шагами Эйлу:

— Дова! — окликнула она, сквозь шум бурана, мелькая своими рыжими локонами между мошкарой белых снежинок, подходя к Предвестнику — Дова… — оказавшись перед ним, она решительно выдохнула пар из носа. Проблески зелёных глаз мелькнули на её порозовевшем от холода лице.

Её разгорячённая телесная аура, мигом донесла тепло до Хьялти. Собачий запах вперемешку с ароматами лесных цветов омыл его нос.

— Что такое? Что-то случилось? — немного напрягся он, ожидая чего-то плохого.

— Нет, ничего не случилось.

— А что тогда?

— Ты почему ушёл из храма?

— Мне захотелось помолиться в сокровенном одиночестве.

— Из-за чего? — девушка смотрела в его глаза, ощущая тяжёлое биение сердца в своей груди.

— Почему ты интересуешься?

— Потому что ты мой друг и Предвестник, и мне не безразлично.

Дова уловил скрытый подтекст в её словах:

— Но ты же могла спросить об этом позже. Так почему ты вышла за мной следом в такую непогоду? — уверенный и пронзительный до мурашек своим спокойствием голос Хьялти подавил любую её попытку отговориться — Нет смысла врать мне – я сразу чувствую ложно нутро.

— Я… — всегда чёткий и звонкий голос Охотницы, неожиданно скомкался у неё в горле, выдавив лишь волнительное — Я хотела поговорить с тобой… Наедине.

— О чём? — Драконоборец уже подозревал, что она хочет сказать.

— Довакин… — дрожащим голосом начала Эйла, сделав паузу, чтобы набраться смелости — Я хотела сказать тебе, что… — не решилась она произнести очевидные слова, отложив их на потом — когда я впервые увидела тебя в битве с великаном, то была приятно удивлена такому храброму воину. Мне было радостно, что Кодлак принял тебя в наши ряды, хоть я, может, и не показывала этого. Как ты, наверное, знаешь, между мной и Скьором были не совсем партнёрские отношения. После его… — боль кольнула в сердце — гибели от проклятого клана Серебряной руки, я была разбита. Мне хотелось реветь навзрыд и больно выть на луну. От ухудшения моего состояния меня спасли спасительные речи старика и… ты. Я помню, как ты забирал из моей души ту боль через объятия, в которых мне хотелось раствориться и забыться. Вы оба поставили меня на ноги, но большее влияние оказал на меня ты. Мой брат по крови зверя стал для меня намного ближе, от чего я начала держаться ближе к тебе, охотиться с тобой и интересоваться, но ты был немногословен, как и всегда, так что мне ничего не оставалось, как изучать тебя со стороны.

Оставшись с тобой наедине в Гробнице Исграмора, я было хотела начать разговор, но ты прервал мою попытку, указав на Соратников-призраков, так и не дав мне второго шанса.

И вот, спустя несколько месяцев после твоего провозглашения, как нового Предвестника, ты являешься в Вайтран с какой-то девушкой под боком, которая в придачу является вампиром. Меня такое положение дел явно не устроило, и я напряглась, обозначив тогда незнакомой мне Серане, где кончаются её возможности и полномочия. Я хотела сберечь тебя от этого проклятия; отодвинуть Серану подальше. Но, в конце концов, я проиграла, оставив победительницу с тобой.

К чему я это всё. Дов, я всегда хотела сказать, что ты для меня навсегда останешься братом по крови и самым близким человеком, и что я… — напряжённо вздохнула она — люблю тебя и не хочу, чтобы ты становился одним из этих кровососущих.

Глаза Хьялти в миг озарились радостью, а красивая улыбка растянулась изящным изгибом. Один незыблемый момент и Эйла оказалась в его нежных объятиях, которые тут же стали согревать её слегка охладевшие участки кожи тела, сменяющиеся металлическими элементами древне-нордского доспеха.

— Ты молодец, Эйла, что решилась признаться в своих чувствах. Готов поспорить, они долго царапали тебя изнутри, не давая покоя. После бесстрашной смерти Скьора, ты смогла вновь найти в себе силы полюбить кого-то, выдержав этот моральный удар, сумев пойти дальше, не оглядываясь назад. Я горжусь, что знаком с такой девушкой, как ты. Хочу тебя успокоить, что я не планирую оборачиваться летучей мышью, потому что… Не знаю. Не вижу смысла. Хотя такой вариант и витает на горизонте.