— Этого я и боялась…

Эти четыре слова прогремели для Сераны самым страшным и леденящим звоном, что было для неё в несколько раз хуже, чем какая-либо истерика. Ей сразу же стало плохо, невыносимо тяжело и раздирающе больно. Она сдавила ладонь Хьялти настолько, что та начала белеть, но он вида не подал.

— Что значит боялась? — спустя мощнейший моральный удар и шок, смогла выдавить из себя Серана.

Вновь глубоко вздохнув, Валерика ответила в привычном ей безжизненном и безэмоциональном тоне:

— Что это рано или поздно произойдёт, если ты и дальше будешь составлять компанию этому человеку. Не поймите меня оба неправильно, я благодарна тебе, Довакин, что ты спас Тамриэль от моего обезумевшего мужа и уберёг мою дочь, но я не могу выдать Серану за смертного.

— Почему же? — расстроено и омрачёно спросил Хьялти, слыша тяжёлый и отчётливый стук сердца у себя в висках.

— Не хочу навлечь на себя и на вас разрушительный гнев Молаг Бала. Тем более, как паук не может жить рядом с мухой, так и вампир не может жить рядом с человеком. Надеюсь, ты понимаешь мои взгляды, которые я хочу донести до вас.

— О-о! — накопившейся внутренний гнев и ярость, взорвали Серану изнутри и выплеснулись наружу — Значит, когда нас до смерти изнасиловал этот даэдра, ты не боялась?! А теперь, ты вдруг поджала свой хвост, когда речь зашла про свадьбу твоей дочери?! — выкрикнула она.

— Не смей говорить так со мной! — угрожающе повысила тон Валерика.

— Это ты не смей говорить то, чего не знаешь! Я – доказательство обратного твоей псевдо-теории о пауке и мухе!

— Ты лжёшь сама себе. — Валерика вновь приняла свою спокойную и холодную манеру общения.

— Нет! Я обуздала жажду!

— Однако, это желание будет всегда сопровождать тебя, и ты ничего не сможешь с этим поделать. Когда-нибудь, тебе придёт в голову эта табуированная мысль, от которой тебе не хватит сил отказаться.

— Мне хватит сил, ведь кровь для меня – ничто!

— Опять ошибаешься, дочь моя. Ты не сможешь игнорировать свою природу вечно. Придёт время и она даст о себе знать.

— Не придёт! — отчаянно вскрикнула Серана, ощущая каждое правдивое слово матери, как выстрел арбалетного болта прямо в сердце, от чего и становилось невероятно горько. Слёзы жалостно выступили на её глазах — Я так и знала, что приехать сюда вновь – неправильное решение! — она всеми силами пыталась сдержать свои слёзы, но эти попытки были безуспешные и влажные струйки полились по её щекам — Пошли отсюда. — всхлипнув, она повела Хьялти за руку прочь из покоев матери, игнорируя её безуспешные оклики.

Идя быстрым шагом по аркадной террасе по направлению к выходу, Серана, ни с того ни с сего, свернула на уходящую вниз лестницу, ведущую прямиком во внутренний двор замка. Видимо, это сработал давно забытый подсознательный рефлекс детства, ведь Серана всегда делала так, когда в слезах убегала от бурно ругающихся отца и матери.

Минуя деревянные ворота, они оказались на большом треугольном балкончике без ограждения с уходящими от него двумя лестницами на более нижний уровень большего балкона, с уже которого можно было спуститься в сад. С этой площадки открывался вид на весь внутренний ромбовидный сад замка: высоченные и чёрные стены и четыре гранённые башни окружали внутреннее убранство, заставляя чувствовать тебя маленьким человеком, по середине были огромные солнечные часы, но по заказу Валерики они были переделаны в лунные, вокруг часов была выложена каменная плитка, а вторым кольцом наступала красивая зелёная трава на которой росли множества растений, цветов, кустов и одиноко стоящих на каждой стороне деревьев, где у одного из них был очень маленький прудик, куда и повела Серана своего любимого.

Девушка то и дело успевала смахивать ручейки слёз со своих щёк другой ладонью. Оказавшись у прудика, она присела на широкий камень и, перестав сдерживаться, горько и душераздирающе заплакала. Хьялти сел рядом с ней, прижал к себе поближе и заботливо накинул на неё капюшон, которая та совсем позабыла надеть, игнорируя жгучую боль от солнечных лучей, ведь она была не сравнима с внутренней болью.

— Ну почему? Почему она так со мной? — взахлёб спрашивала Серана риторически — Что я ей такого сделала? За что? — она упёрлась лицом в его грудь, обнимая Хьялти со всей силы. Дова лишь молча гладил её по спине, давая ей шанс выговориться — Не уже ли я так многого прошу? Почему я не могу обрести своё простое женское счастье?

— Можешь. — тихим и бархатным голосом донеслось от него.

— Тогда почему она мне не позволяет? — спросила она и вновь погрузилась в убийственные слёзы.

Довакин почувствовал на себе чей-то взгляд и, аккуратно повернув голову в пол оборота в сторону ворот ведущих в главную часть замка, увидел в тени немного приоткрытых дверей два светящихся глаза Валерики, которая переживаючи наблюдала эту грустную картину, от чего внутри древнего вампира что-то сжалось и пробудилось, что-то давно забытое, тёплое и родное. Зная, что у вампиров чуткое зрение, он нахмурил брови и малоуловимым движением осуждающе помотал головой и отвернулся.

— Я плевать хотела на все эти правила, какие-то законы, вампиризм и этого даэдра, ведь всё это принесло мне лишь боль и страдания… — выговорила она сквозь слёзы и подступивший к горлу невыносимый ком. Всхлипнув, Серана продолжила — Было бы намного легче, если бы я вообще не пережила эту проклятую церемонию обращения…

— Ну всё-всё… — нежно похлопав её по спине — не говори ерунды. Если бы ты не пережила это, то я бы не нашёл тебя и остался бы скитаться одиноким волком по этим снежным и мёртвым землям. А если бы и женился на какой-либо дуре-выскочке, то от того, что мне необходимо было заполнить ту огромную дыру в груди. И жизнь моя была бы пуста и окрашена в серые цвета, отчего бы я просто оскотинился и спился.

— Да, восхитительный прогноз. — Серана сквозь слёзы нашла в себе силы подколоть его.

— Угу. — ухмыльнулся он — Успокаиваешься потихоньку?

— Да. — сказала она, неровно и нервозно дыша, вытирая льющуюся влагу по её скулам и векам.

— Едем домой?

— Дай мне ещё немного времени.

— Хорошо.

Спустя около двадцати минут, дыхание девушки наконец пришло в норму, став ровным и спокойным. Освободив Хьялти из своих железных объятий, она выпрямила спину, протёрла лицо ладонью и, глубоко вздохнув, сказала:

— Думаю, пришла пора расстаться с этим местом раз и навсегда, оставив тут всё то плохое, что эти стены мне “подарили”. — она посмотрела в его чёрные глаза, своим заплаканным взглядом.

— Так и сделаем. — поддержал он её.

Серана кивнула и встала с прохладного камня, в последний раз оглянув свой дворик. Дова встал вслед за ней и, прижав её к себе за талию, они направились к выходу.

Поднявшись по лестницам, миновав деревянные ворота, они, выйдя на аркадную террасу главного зала, направились в сторону горгульи и лестницы ведущей в сам тронный зал, но их остановил неуверенный и тихий оклик Валерики, донёсшийся из-за спины:

— Серана…

Парочка развернулась и увидела её, скромно стоящую у арочного прохода в свои покои.

— Можно тебя на минуту? — в её спокойном голосе проскользнуло что-то искреннее.

— Чтобы ты опять сделала мне больно?! Сколько ещё можно губить собственную дочь?! — вновь вспыхнула Серана.

— Я хотела сказать тебе пару слов на прощанье… — в её неприступном холодном голосе, появилась брешь сожаления и печали.

Серана металась внутри. С одной стороны, она ещё больше и глубже обиделась на мать, но с другой, в глубине души что-то царапало и не давало просто взять и уйти. Девушка взглянула на Хьялти, ища в его глазах поддержки и, получив от него мягкий одобрительный кивок, высвободилась из-под его нежного прикосновения и недоверчиво подошла к матери, встав от неё в метре. Довакин специально отошёл подальше в сторону, чтобы не слышать их разговора, и, свернув за угол, уселся на ступеньку лестницы, что вела в покои Харкона.