После освобождения Эджворт сразу пошел к Майе. Сначала она попыталась отпустить несколько шуток о его взъерошенном состоянии, но, очевидно, волновалась из-за Феникса, который все еще не вернулся. Не говоря ни слова, Эджворт протянул ей вазу — руки дрожали настолько, что он едва мог ее удержать. Майя, сбитая с толку, забрала ее. Она собиралась бросить очередную шутку, пока не увидела ткань вместо крышки. Ее лицо мгновенно побледнело, она коснулась костюма и медленно провела пальцем по знакомой дырке, которую сама же недавно зашивала. Майя вскинула голову и уставилась на Эджворта отчаянным взглядом, безмолвно умоляя сказать, что она ошибается. Эджворт закрыл глаза, неспособный смотреть ей в лицо, и покачал головой. Из глаз Майи брызнули слезы. Она упала на колени и заревела в фарфор. Эджворт присел на корточки рядом и гладил ее по спине, не зная, как можно утешить, когда сам был на грани новых рыданий.

Майя не могла управлять кафе самостоятельно, поэтому Эджворт взял на себя все финансовые проблемы, чтобы бедная девчушка не потеряла дом, пока оплакивала смерть своего последнего члена семьи. Время от времени он заходил, чтобы убедиться, что с ней все в порядке и иногда таскал ее в забегаловки с жирными бургерами, просто чтобы убедиться, что она хотя бы что-то ест. Феникс попросил Эджворта позаботиться о ней, и будь он проклят, если не справится с этим только потому, что его больше нет рядом. Кроме того, было приятно разговаривать с тем, кто знал Феникса; с тем, кто знал правду.

Майя не похоронила прах. Она абсолютно не хотела расставаться с приемным братом, и Эджворт не задавал вопросов. Она оставила вазу в комнате Феникса. Из-за этого Эджворт спал на диване каждый раз, когда оставался на ночь. Он в любом случае не мог заснуть в собственной комнате — осталось слишком много воспоминаний.

После того, как Эджворт частично восстановил память, новые моменты возвращались небольшими рывками. Он вспомнил детство с Фениксом, и каждый миг пронзал его сердце обжигающе горячим лезвием. Он стал сомневаться — возможно, у него всегда были чувства к Фениксу, даже в детстве. Эджворт вспомнил и то, как Феникс впервые показал свои способности. Он сначала подумал, что это какой-то фокус, а когда узнал — не испугался огня, а забеспокоился из-за безопасности Феникса. Из-за недавних событий все воспоминания обрели горько-сладкий привкус.

Он сидел за столом, положив лоб на сложенные в замок руки, и резкая усмешка сорвалась с губ. Каждая мысль о Фениксе заставляла чувство вины за бездействие зажимать сердце в тиски и перехватывать дыхание. Эджворт не успел даже сказать “Я тоже люблю тебя”.

Эджворт медленно выпрямился на стуле, делая глубокий вдох, и краем глаза взглянул на застекленный стеллаж в кабинете. Внутри — стакан, который Эджворт забрал из кафе той ночью, а рядом все те цветы, что Феникс оставлял ему на протяжении долгих лет. Он сохранил их в смоле, чтобы необычный букет прослужил как можно дольше, и его пламя не погасло в забытье.

Эджворт посмотрел на бумаги и снова вернулся к работе. Он больше не выходил в поле. В этом не осталось никакого толку. Хотя он и не сообщил, что Темный Феникс погиб, атак больше не будет — значит, все бессмысленно. Зато теперь он мог беспрепятственно скорбеть в одиночестве кабинета.

По крайней мере, так он думал, пока не услышал стук в дверь. Не отрывая глаз от работы, Эджворт позволил человеку войти. Дверь открылась и закрылась, и комнату наполнил сильный крепкий запах, дразняще пробуждающий знакомые чувства.

Эджворт поднял взгляд на вошедшего. Первым делом он заметил поношенные кроссовки, наполовину прикрытые старыми широкими джинсами. Он посмотрел выше — мешковатая синяя толстовка, белая маска… Сердце Эджворта бешено забилось — казалось, вот-вот разорвется, — он увидел зачесанные назад колючие волосы и услышал тот самый глубокий мелодичный голос–

— Специальная доставка из кафе “Медиум обжарка”!