— Ты в порядке? — обеспокоенный голос Марата прозвучал одновременно с ним.

— Д-да, — пробормотала, хотя не была в этом уверена.

— Прости, я не хотел, — ворвался в сознание извиняющийся тон Кирилла.

Я не двигалась с места, чувствуя, как боль расползается по руке, но уже не такая резкая.

— Зачем ты влезла в драку? Я мог не рассчитать и случайно ударить тебя по голове, — тут же голос Кирилла сменился, став злым и гневным.

Я привстала с помощью Марата, отпихнув руку Соловьева, который порывался коснуться меня снова. Глянула на парня и постаралась не показать, как мне больно на него смотреть.

— Что ты здесь делаешь? — спросила холодно, пытаясь не обращать внимания на кровь на его лице.

Если начну жалеть, совсем расклеюсь, а этого мне совсем не надо.

— Ты теперь с ним? — жестко спросил вместо ответа Кирилл и скривил губы.

В глазах его отражался холод, который пробирал меня до костей, даже озноб охватил тело. Я обхватила себя руками за талию, стараясь не потревожить больное плечо, на котором явно останется синяк, и продолжала требовательно смотреть на Кирилла, который сверлил взглядом Марата.

— А если и так, то тебе какое дело? — кивнула, стискивая челюсти.

Мне стоило больших усилий, чтобы не разреветься. Даже не знаю, что больше всего сейчас мне причиняло боль — предательство Соловьева или же ноющее плечо, но ощущала себя сейчас я раненой ланью, стоящей посреди поля в полном одиночестве.

В этот момент на мои плечи осторожно легли руки Марата, не причиняя боли, и я не стала скидывать их или отстраняться. Человеческое тепло мне сейчас было необходимо как никогда прежде.

— Руки убери по-хорошему! — процедил парень, сверля темным взглядом мужские руки.

Но Марат не был из слабонервных или пугливых, только хмыкнул презрительно и сплюнул на землю, показывая всё, что думает о словах и приказах Соловьева.

— Тебе пора, Кирилл, — сказала я насилу, дышала равномерно и глубоко, контролируя эмоции что есть сил. — Тебя ждут.

— Ревнуешь? — хмыкнул, прозвучало это неуместно, но я ничего не ответила, на этот раз промолчала, не настроенная на его игрища.

— Не знаю, чего ты хочешь, Кирилл, но тебе лучше уйти, — выдала, поджав губы.

Он стиснул челюсти и посмотрел на меня исподлобья, словно раненый зверь. Желание коснуться его щеки было так велико, что я сжала ладони в кулак, впиваясь ногтями в кожу. Боль отрезвляла, не давая мне потерять себя. Кирилл снова посмотрел на Марата испепеляюще, но руки с моих плеч тот не убрал.

— Давай поговорим, — мрачно произнес Соловьев спустя время и наконец перевел взгляд на меня.

Наши взоры схлестнулись, и я еле сдержалась, чтобы не отшатнуться. В его глазах прочитала агонию сродни моей. Той, что разрывала мне грудную клетку и подкатывала горечью к горлу.

— Хочешь, уедем? — наклонился ко мне Марат, шепча на ухо.

Я выдохнула, опустила глаза и покачала головой. По виду Кирилла заметно, что он не успокоится, пока не добьется своего, а очередного мордобоя мне хотелось меньше всего.

— Нет, всё хорошо, — коснулась его руки своей, погладила. — Я отойду, а после мы продолжим. Не переживай.

На этой ноте сделала шаг вперед, выходя из зоны охвата Марата, кивнула Кириллу в сторону, и тот двинулся вперед. А когда мы отошли, встав сзади машины, я обхватила себя руками и скрестила ноги, желая прямо сейчас оказаться как можно дальше от него.

— О чем ты хотел поговорить? — не стала тянуть и задала вопрос в лоб.

— О нас, — процедил сквозь зубы Кирилл, словно каждое слово давалось ему с превеликим трудом.

Я замерла, потеряв дар речи от его наглости. Вот только вместо ехидства, которое я ожидала увидеть на его лице, там отражалась лишь боль и… Надежда?

— Никаких нас нет, если ты забыл. Давай быстрее, у меня своих дел полно. Не наговорился еще в прошлый раз?

Не смогла сдержать в голосе язвительность, выплеснула свою боль. И попала прямо в цель. Кирилл дернулся, делая шаг назад, на лице его дернулись мускулы, уголки глаз и губ опустились.

— Я бы хотел объясниться, — произнес с какой-то мукой, протянул ко мне руку, но я отошла, чтобы он не смел меня касаться.

— Говори, — прохрипела, горло стало резать от тупой боли.

— Пять свиданий, — начал он, сразу же заставляя меня замереть от тяжелых воспоминаний. — Я сказал, что ты влюбилась в меня за пять свиданий, но…

— Не смей мне об этом напоминать, — процедила.

— Но это не ты, это я, — закончил, не обращая внимания на мои слова. А затем продолжил, когда я замолчала: — Но это я влюбился в тебя за пять свиданий.

Сделала шаг назад, чувствуя, как осколки, вбитые его предательством в сердце, стали ворочаться, заставляя его кровоточить сильнее.

— Даже от тебя я не ожидала такого, Кирилл, даже от тебя, — лицо мое сморщилось, равнодушием я более прикрываться не могла.

— Не веришь? — спросил с сожалением, покачал головой, прикрывая глаза. — Сам виноват. Но это чистая правда, дет… — осекся, заметив мой остекленевший мигом взгляд. — Аида… Позволь мне всё объяснить, прошу тебя. Не совершай ошибки.

Глава 27.1

Глянул мне за спину, мышцы лица его напряглись, скулы заострились. Взгляд стал недовольным и злым.

— Моя личная жизнь тебя не касается, но я не ты, так что говори, дослушаю.

Знала, что веду себя жестко и бездушно, но это единственное, что приносило мне облегчение. Но мне лишь казалось, ведь агония по венам продолжала течь, не переставая.

— Я был глуп, что спорил на тебя, — сказал, наконец, нарушая тишину. — Был слишком самонадеян, считал, что ты станешь для меня очередным развлечением, выигранным спором, но…

— Но? — усмехнулась, вздергивая бровь.

Подняла подбородок вверх, но не помогало. Всё равно казалось, что он влияет на меня сильнее, чем я считала.

— Но… Я сам влюбился. Сильно. Без памяти. Никогда такого не было, — выделял слова четко и раздельно.

Я было подумала, что он шутит или издевается, но Кирилл выглядел предельно серьезно. Молчала, ожидая дальнейших слов. Воцарившаяся тишина давила на нервы, но лучше бы она продолжалась, в этом я вскоре убедилась.

— В тот вечер, когда я привез тебя домой, вернулся в бар к друзьям и…

Застыла, чувствуя, что сейчас он скажет то, что изменит абсолютно всё. Сердце заколотилось с удвоенной силой, пульс ускорился так сильно, что эхом отдавался в ушах.

— На утро я проснулся не один, — сглотнул и признался, а мое тело обдало испариной.

— С кем? — сама не узнала этот глухой безжизненный голос, а после мой мир разбился на тысячи осколков.

— С Кариной, — выдохнул, словно признался в самом страшном деянии.

У меня закружилась голова, а к горлу подкатила тошнота. Казалось, что теперь я ступаю босыми ногами по стеклам, раня себя и снаружи, и внутри.

— Ты… — сделала шаг назад, качая головой из стороны в сторону. — Говоришь, что любишь, а сам изменил. Разве это лучше спора? Твой гнилой самонадеянный поступок был куда благороднее измены. Лучше бы ты молчал, Кирилл…

В моих словах отчетливо слышалась горечь и тоска: по несбывшимся мечтам, разрушенным надеждам и разбитому некогда любящему сердце.

— Я не хотел, — сказал он с агонией, сделал шаг ко мне, сокращая нужную мне дистанцию. — Правда… Ничего не помню, ты… Значишь для меня всё! Я не понимал этого, но… Прошу тебя, дай мне шанс. Ты никогда не пожалеешь, если доверишься мне снова.

— Снова? — усмехнулась ему в лицо, не скрывая горечи. — Я корю себя за то, что вообще поверила тебе, а ты просишь шанс? Серьезно? После сказанного?

— Я не хотел лжи между нами, — стиснул он челюсти, сжал руки в кулаки от злости. — Карина для меня ничего не значит, я даже не помню ночь, я…

— Не хочу тебя видеть и знать! Убирайся, слышишь! И никогда не смей ко мне подходить! — крикнула, а после закрыла уши, когда он снова открыл рот.

— Ты услышал ее, Соловьев, — донесся до меня словно через вату голос Марата, который подошел ближе и встал передо мной, закрывая от глаз Кирилла. — Уходи.