– Что это? – спросила Фанни, потирая ушибленный лоб.

Взяв корешок двумя пальцами, Мир положил его на прилавок, а потом пинцетом достал из отделения крошечный бумажный квадратик.

– Смотри, тут что-то написано. Язык незнакомый… Стихи, что ли?

– Ну-ка… – Фанни тщательно рассмотрела четыре строчки, выписанные каллиграфическим почерком. Буковки были такими мелкими, что ей пришлось щуриться. – Я тоже не понимаю… Интересно, что ценного в этом корешке?

– Да мало ли, – протянул Мир с выражением отвращения на лице. – Какое-нибудь

новомодное мужское средство от… ну, это… в общем, ну их всех.

– И что ты будешь делать с этим бовом?

– Продам, наверное.

– Не надо, Мир! – всполошилась Фанни. – Плохая идея продавать неизвестно что! На твоём месте, я бы вернула его обратно.

Тыльной стороной ладони Мир смахнул капли с мгновенно вспотевшего лба.

– Знал ведь, на что иду. Не бывает ничего бесплатного…

– Ты о чём, вообще? Во что впутался?

– Фанни, не говори никому про бов, прошу тебя.

– Пообещай, что вернёшь!

Мир опустил глаза.

– Может быть…

– Госпожа Монца! – завопил за дверью Гордон.

Фанни заторопилась.

– Хорошо, что он не вспомнил про секретное отделение, – сказала она, слезая с табурета. – Может, не знал? Мир, приходи к нам просто так, в гости? В любой день. С бабушкой познакомишься. Слушай… – Фанни остановилась на пороге. – А ты бы рискнул, попадись тебе вещь, которая реально могла бы кому-то помочь?

– Не скажу, что я большой храбрец, но я бы точно попробовал. Эй! Я про себя. А ты там, если что найдёшь, не геройствуй. Поняла?

– То геройствуй, то не геройствуй… Хватит меня путать, Мир Багорик! – вспылила Фанни. – В общем, я приготовлю для тебя пропуск, и приезжай. Только позвони заранее. Пока!

Когда Фанни ушла, Мир окинул взглядом свою мрачную обитель.

– Повремени с пропуском, детка. А то ещё приглянется мне ваш антиквариат, и не захочу возвращаться в это подозрительное место…

…Фанни уселась на переднее сиденье рядом с Гордоном.

– По-моему, вам не очень понравилось у Мира.

– Для меня всё живое и цветущее выгодно контрастирует со старьём и хламом, – уклончиво ответил Гордон, заводя мотор.

– У нас дома много старинных предметов – книги, мебель, портреты… Некоторым – тысячи лет.

– Никакого сравнения. Спящая крепость – фамильное гнездо, этим вещам там быть положено. Ну, не люблю я, госпожа Фанни, когда люди покупают и тащат в дом старые вещи. Как по мне, они несут на себе отпечаток чужой жизни… да ещё тянут меня в прошлое. Из-за этого я и музеи не люблю. И антикварная лавка, буду с вами честен, кажется мне странным местом для молодого парня.

Хотя Фанни была полностью согласна с Гордоном, ей хотелось защитить Мира.

– Он должен зарабатывать на жизнь.

– И много он заработает на старых горшках?

– Вообще-то… – начала Фанни, но вовремя прикусила язык.

– Нет-нет. Парень сделал плохой выбор, занявшись подобной торговлей. В подобной лавке на подобной улице.

– Он должен помогать сёстрам.

– Они что, маленькие?

– Да вроде нет. Обе замужем.

– Тогда ничего он не должен.

– Знаете, я тоже хочу жить своей, а не навязанной мне, жизнью, – вдруг сказала Фанни. –

Мечтаю освободиться от обязательств, которые на меня навешивают. Я прямо физически ощущаю, как эти гири не дают мне двигаться вперёд, тянут в прошлое, как вы выразились.

– Ну, вот! Я так и знал, что все эти визиты ни к чему хорошему не приведут! – тихо взбеленился Гордон и с силой дал по газам. – Я только усилил ваши сомнения. А всё этот Багорик с его барахлом! Если госпожа Айлин узнает, я лишусь работы. Нет, нет… больше я вас сюда не повезу, хоть убейте…

– Не говорите плохого про Мира, – рассердилась Фанни. – Он ни в чём не виноват. И он мой брат!

– Седьмая вода на киселе…

– Да хоть восьмая! Знаете, как мне тяжело одной, без братьев и сестёр? И без… – У Фанни в горле встал ком.

– Ох, простите… я не подумал, – спохватился Гордон. – Да, конечно… Простите великодушно.

1

Поставив на прикроватную тумбочку поднос с кофе и булочками, Лорна поспешила исчезнуть. Ну, почему, почему у неё всегда такой виноватый вид?

По причине, ей самой не понятной, Айлин недолюбливала эту ответственную, толковую девушку, и, понимая несправедливость такого отношения, пыталась разгадать тайну своей неприязни. Часто волнуется по пустякам, краснеет, если смотреть ей прямо в глаза, излишне суетится, стараясь угодить, – всё это ерунда и не повод при виде неё поджимать губы… Увы, кажется, только слепой не заметил бы, что Айлин делает над собой усилие, стараясь быть любезной с распорядительницей по кухне.

После завтрака Айлин отправилась в кабинет, находившийся рядом с её апартаментами.

– Доброе утро. Звонки были? – спросила она у Кристофера, сидевшего в приёмной за компьютером.

Непыльную должность секретаря в доме Монца этот двадцатилетний парень получил благодаря добросердечию Айлин: из-за худобы и сутулости он выглядел болезненным, и это вызвало у неё приступ сострадания. Треснувшее стекло в очках тоже поспособствовало. Расплата наступила мгновенно, в бумагах завёлся беспорядок, вдобавок Айлин отныне приходилось самой составлять заявления для прессы.

– Ага… Доброе… Мэр звонил… четыре раза, – сказал Кристофер с набитым ртом. На столе валялись раскрошенные вафли и засохшая апельсиновая кожура.

– Не сказал зачем?

– Кричал о справедливщиках и всё время повторял: коротышка павлина, коротышка павлина… Вообще не понял… самка павлина, что ли?

– Справедливщики? – удивилась Айлин. Так в Дубъюке называли членов инициативных групп, время от времени выдвигавших определённые требования к властям. – На всякий случай запомни, что самку павлина называют павой. И не коротышка, а Крошка Павлина.

– Ну, ладно, я запомню, – произнёс Кристофер без всякого выражения. – Окрошка из павлина. Такая бывает? Всё понятно.

Айлин вздохнула, посмотрела на замусоренный стол.

– Приберись у себя, пожалуйста. Тебя же не затруднит?

– Наверное… Просто у меня столько работы… – Кристофер выглядел недовольным.

– Вот и начни с уборки на рабочем месте.

Мусорная корзина стояла за шкафом, в кофейном уголке. Чтобы её взять, Кристоферу пришлось подняться и сделать несколько шагов, заметно припадая на сломанную когда-то ногу. Хромал он обычно только после распоряжений Айлин.

Айлин прошла в кабинет и набрала номер мэра Парда, легко представив его себе, краснолицего, с седым пёрышком на лысине и большим животом, выпирающим из-под мятого костюма. Родственников нынешнего мэра во всех учреждениях Дубъюка было как грибов в лесу после хорошего дождя, и чудилось Айлин, что продержался он на своём посту больше шестнадцати лет во многом благодаря этим грибам.

Услышав в трубке её голос, мэр издал страдальческий вопль.

– Госпожа Монца! Сначала я не мог войти в здание мэрии, теперь не могу выйти! Ну, что ж вы? Где вы?

– Я? – оторопела Айлин. – А я-то чем помогу? Вызывайте службу спасения или полицию.

– Да полиция и так здесь! Но они всё равно просачиваются и мешают работать! Вы не представляете, как они меня мучают! Как кошка мышку!

– Неудачное выражение, господин Пард, – сухо сказала Айлин. – Объясните уже, что случилось.

Пард перевёл дух и заговорил спокойнее:

– Конец света у нас случился. Или он близок. И всё из-за пророчеств, которые собрала ваша покойная тётушка Павлина. Так вот, неравнодушные граждане утверждают, что в пророчествах говорится о пропавших детях, и, по их мнению, это событие якобы предшествует, или может повлечь за собой конец света.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.