Даррел? Энджи? Папа хочет остаться на ужин. Мне приятно, что его присутствие под вопросом, а мое и Даррела – нет. Вообще я люблю Лею. Это очень сближает – дерьмо, через которое вам вместе довелось пройти. Ураган под названием «моя мама». Апокалипсис и пепелище под названием «детство».

Я стараюсь не думать о том, что она могла бы сводить с ума отца, а не нас. Но он дурак что ли, оставаться с такой? Ох. Лучше бы мама и вправду украла меня с парковки.

Я даю Даррелу свои вещи и сижу на полу в ванной, пока он принимает душ. Ты ненавидишь меня? – спрашивает он тихо, когда вода затихает. – Нет. А ты меня? Еще секунда – и я разревусь. А что ты такого сделал, Энджи? Что я сделал. Какой жестокий вопрос.

Он отодвигает шторку и опускается на колени, чтобы протянуть ко мне свои разноцветные руки. По рисункам скатывается вода. Я слежу за каплями взглядом. Почему ты сделал это с собой? Мы никогда об этом не говорили. Он ерошит мне волосы. А ты почему?

Я решаюсь поднять глаза, чтобы увидеть, как он улыбается мне. Внизу живота какой-то тугой, горячий комок сначала становится тяжелее, а потом исчезает – рывками, волнами, как море тащит прибой за хвост назад, в бесконечную глубину.

А что, Энджи, – за ужином говорит отец. Твоя работа как, ничего?

Отстой его работа! – тычет в меня вилкой Даррел. Отец смеется. Интересно, о чем они говорили? Отец утешал его? Он сразу приехал? Меня разбирает неуместная ревность.

Моя работа – отстой, – соглашаюсь я, и Даррел пинает меня под столом своими холодными ступнями. На площадке нужен помощник, – говорит отец прямо перед уходом. Позвони вот сюда, если захочешь. У тебя есть пару дней на раздумья.

Я звоню рано утром. Звонкий девичий голос уточняет мое имя: Энджи Эррел? Кажется, скоро мне придется сменить документы. Кто вообще такой этот Бенджамин? Она велит мне приехать в час в понедельник, до начала съемок.

А кто мой отец? – не выдержав, уточняю я. Вы не знали? – она смеется. Увидите сами.

Мой отец – режиссер? Я-то подумал, что он преступник. Оружие, наркомафия. Иначе зачем было бросать нас? В жизни все всегда прозаичнее, чем на бумаге. Мой отец не наркобарон, он попросту трудоголик. Ну что же, так ведь и я не супергерой? Да и Лея совсем не принцесса. И один только Даррел как был, так и остается загадочной, неуловимо-прекрасной фигурой – будто с картин прерафаэлитов.

***

Я никогда не хотел оказаться одним из этих людей, живущих словно на обочине своей жизни. Но так и произошло – чем меньше было в моей жизни Даррела, тем дальше от дома я становился. И когда он ушел совсем, я стал одним из тех бомжей, которые бредут вдоль дороги сами не зная куда.

Новая работа увлекла меня. Шум, суета, снование камер. Жизнь, которая была гораздо живее той, что в реальной жизни. И, разумеется, мой отец – царь и бог этого сумеречного мира.

Он распоряжался всем. Когда он говорил, все замолкали. Его слово было законом, и я, если честно, даже обрадовался, что он никогда не являлся членом моей семьи. Я представлял себе: что если бы он вот так же сидел на кухне, а нам всем – Лее, мне и маме – приходилось бы исполнять его желания? На площадке отцу никто не перечил. Неудивительно, что он так и не решился завести семью.

Еще, глядя на отца, я вспоминал сестренку Даррела, Ненси. Теперь ей было уже лет восемь или типа того. В любом случае, она выглядела взрослой и больше не пыталась висеть на моих штанинах. А вот отец выглядел так, будто бы все еще не перерос тот возраст. Тем не менее его власть, то, как все менялось под его волей – все это заворожило меня. Я стал меньше времени проводить дома, и Даррел не говорил теперь, что моя работа – отстой. Мы теперь вообще говорили мало. Зато я много читал. Книги, тысячи книг. Кино, театральное искусство – все это стало моим фетишем. Каково это – прикинутся не собой? Как это – день за днем, снова и снова проживать какую-то другую жизнь?

Я должен был знать.

В колледже был конкурс талантов, и меня взяли в театральную студию. Учебу я почти забросил, но это не волновало меня. Я уже получал больше, чем любой начинающий адвокат, и отец намекнул мне, что летом я могу ждать повышения. Когда я поделился этой новостью с Даррелом, он взглянул куда-то будто бы сквозь меня, буркнул «ясно» и снова скрылся в своем книжном бастионе.

Я был в бешенстве. Во второй раз я изменил ему специально. Я хотел, чтобы он разозлился на меня. Хотел, чтобы он обратил внимание. Но утром он просто выпихнул меня из постели, бросив пренебрежительно «от тебя воняет», и весь следующий месяц я спал на диване. Соседи сказали мне, что когда меня не бывает, он тоже редко показывается дома. В ваши-то годы так важно заниматься карьерой.

Точно. Вот только Даррел, как я предполагал, просто не хотел находиться дома. Вообразил, наверное, что все эти галереи – и есть его дом, но это ничего. Я не сомневался, что он передумает. Я не сомневался, что прав. Я был надежным, на меня можно было положиться – что, черт возьми, еще может быть нужно? Как оказалось, важным было как раз-таки все остальное.

***

Когда меня отчислили, мне позвонила мать. Письмо из колледжа на мое имя отправили ей. Я так и не удосужился написать им, чтобы они сменили адрес.

Энджи, послушай, после долгого молчания сказала мать. Я понимаю, твое детство…

Что тебе нужно, мам? – я оборвал ее. Хочешь читать нотации?

Обойдешься, – тут же огрызнулась она. Она всегда была резкой со мной. Впрочем, как и с Леей. Просто хочу предупредить тебя. – О чем? – Твой отец может казаться хорошим, но это не так. – Он дал мне работу. – Но чем ты за нее платишь, Энджи?

Я бросил трубку, явственно представив себе, как она закатит на это глаза. Даррел как раз пил кофе на кухне. Думаешь, я идиот? – спросил я у него отчаянно. Недолго думая, он кивнул. Я ощутил себя сбитым с толку еще больше. Но в каком смысле? Идиот – но терпимо, или прям идиот-идиот? Даррел в ответ рассмеялся, и мне вдруг стало легко. Лея звонила, – наконец сказал он. Приглашала на ужин. – Поедем вместе? – с замирающим сердцем спросил я у него. Он повертел в руках чашку. А потом улыбнулся мне, так ясно, легко, открыто, как будто бы быть со мной – было всем, чего он взаправду хочет. Да, конечно!

Да, конечно. Он так редко соглашался со мной. Впервые за долгое время я ощутил себя абсолютно счастливым.

***

Оставаться одному – это как умирать много, много раз подряд. Я много раз прокручивал перед мысленным взором ту сцену, пытаясь понять – почему же я ничего не сделал? Почему не попытался это остановить? Ответить было просто: это уже произошло раньше. А Даррел был не из тех, кто станет притворяться из вежливости. Он и так слишком долго меня терпел, вот как я понимаю. Терпел слишком долго. В ход пошли наркотики и алкоголь. Приезжала его мать, таща за собой Ненси. Она повторяла и повторяла мне: «Ты хороший парень, Энджи. Ты его не бросишь».

Я ни за что не бросил бы его, нет. Но это моя близость убивала его. Я врал, врал, врал ему постоянно. Насчет девушек, насчет выпивки, насчет встреч. Он мне верил. Он очень хотел доверять мне – как тогда, поверить в историю о ноже и рыбе, и зажить, как ни в чем не бывало. Но это не работало больше. Я слишком много врал – и я знаю, что делал это для себя, а вовсе не для него.