– Вы прекрасно знаете, что теперь мне сложно приводить какие-либо аргументы, – сказала Лиси, касаясь пальцами пузырька. Вроде бы она его хотела. А на самом деле?

– Ты теряешь себя, Лиситея. Твой отец рассказал, как ты провела лето. Тебе семнадцать. Глупо давать жизни проходить мимо лишь из-за того, что ты думаешь, что как-то не так выглядишь. Багире тебя очень не хватало.

– Не хочу это слушать, – отрезала Лиси. Мадам Мятная предлагала Лиси отправиться на лето в Киберику вместе с Багирой. Оплатить все расходы. Лиси не понимала, чем она заслужила такие привилегии.

– Хорошо. Тогда я прошу тебя об одном: пойди и поговори с профессором Тайгиным. Он очень расстроился из-за всего случившегося.

– Мне что с того, что он расстроился?

Мадам Мятная покачала головой:

– Сначала Касперу списали слишком много баллов из-за их столкновения, потом ты не взяла таблетки. Если бы Система заметила, что он подобрал не свое на перроне, это могло бы расцениваться как кража. Знаешь, в случае, если на него повесят еще одно серьезное обвинение, его могут отправить на Утилизацию.

Багира и мадам Мятная жили этажом выше, и все детство, сколько Лиси себя помнила, отец мотался к ним за советом и помощью. Мадам Мятная научила Лиси считать: сначала на пальцах, потом на палочках, поразительно быстро они перешли закону больших чисел. Это мадам Мятная объяснила, что такое месячные, научила подбирать нижнее белье и первой заметила, как поведение Лиси изменилось. Первый прием у психотерапевта, на котором у Лиси диагностировали раннюю стадию болезни, устроила тоже она. Во сколько ей это обошлось – Лиси даже думать боялась. При всем этом Лиси никогда не считала мадам Мятную кем-то вроде крестной матери, и не могла сказать «она мне как мать».

Но это не отменяло того факта, что мадам Мятная прекрасно знала, как надавить Лиси на болевую точку.

– Ты бы хотела, чтобы человека утилизировали из-за твоей лжи, Лиси?

Профессору Тайгину выделили небольшую лабораторию на подземном уровне. На большой перемене, даже радуясь, что есть куда сбежать от одноклассников, которые несомненно начали обсасывать случившееся утром, Лиси спустилась к нему.

Тайгин уже организовал свое пространство: приволок невесть откуда высокий стул с вращающимся сиденьем и как волчок крутился между двумя белыми рабочими столами – с допотопным ноутбуком и другим, заваленным рукописными тетрадями, соседствующими с чайным сервизом, расписанным драконами. В комнате витал густой аромат настоящего кофе. Старый кофейник стоял на угловом столике рядом с чахлой елочкой в горшке. Судя по надписи, елочку звали «Тома».

Лиси немного постояла в дверях, боясь оторвать профессора от работы.

– Михаил Геннадьевич, можно? – она постучала по дверному косяку.

– А, Лиситея! Конечно, проходи, – он сложил в ровную стопку несколько тетрадей, освобожая поверхность стола. Лиси села за него. – У меня тут несколько старых проектов, нужно поскорее их оцифровать…

– Я хотела извиниться за то, что наврала про таблетки. Мадам Мятная, ммм, то есть директриса, уже вернула мне пузырек. Спасибо, что подобрали, мне они и вправду очень нужны.

Тайгин, слушавший ее до того в полуха, вбил что-то на своем ноутбуке и затем крутанулся к Лиси.

– Вообще-то у меня к тебе есть несколько вопросов. Не возражаешь?

Лиси неуверенно кивнула, сердце снова учащенно забилось – чего он хочет-то?

– «Ноодон» – довольно сильное средство. И если его тебе выписали, то диагноз должен быть довольно серьезен. Я не ошибусь, если предположу, что это… я вынужден признаться, что не слишком силен в современных болезнях. Раньше это называли синдромом Пятницкого-Шелли или просто «трясучкой», в основном из-за побочных эффектов лечения. Без приема лекарств у тебя случаются приступы тревожности по малейшему поводу, затрудняется выражение эмоций и главное – падает концентрация внимания.

– Порой настолько, что я не могу отличить круг от квадрата, – призналась Лиси. Выходит, раз сторонний человек так легко мог догадаться, несмотря на все усилия, то и впрямь скрывать не смысла. Но к глазам все равно подступили слезы.

Тайгин не выказал никакой реакции. Наверное потому, что и на нем самом стояло клеймо «неблагополучный».

– Не подумай, я не стал расспрашивать директрису – думаю, это дело только между вами. Но насколько я понял, этот диагноз поставлен полтора года назад. И все это время ты училась здесь, в «Авроре», и принимала «Ноодон», чтобы поддерживать когнитивные способности? – Лиси кивнула, Тайгин продолжил: – Я взял на себя смелость заглянуть в твой профайл. У тебя очень хорошая успеваемость, ты понимаешь это?

– Ваш конитивный тест я не прошла.

– Не прошла, но в твоем случае он ни о чем не говорит, – признал Тайгин. – Твои лекарства имеют накопительный эффект. Если бы ты пропустила одну-две таблетки, такого снижения когнитивных способностей не случилось бы. Ты не принимала их длительное время. Все лето, я прав?

Лиси снова кивнула, чувствуя, как внутри растет беспокойство.

– Почему, позволь спросить?

– Побочные эффекты. Месяц или два я могу принимать их без видимых последствий. Но потом меня начинает колошматить, как… как… – Лиси пыталась подобрать метафору, но не смогла. Она почувствовала, как по щекам потекли горячие слезы. – Извините.

– Тремор, ясно. Он тебя сильно беспокоит, – покачал головой Тайгин. – Но ты говоришь, спокойно пережила лето без таблеток?

– Зачем вы все это спрашиваете?

– Прости мое любопытство. Просто это весьма нетипично с твоим заболеванием. Я о твоей успеваемости. Я и представить не могу, чего тебе это стоит. Даже с «Ноодоном», твоя психика не должна – не может – выдерживать те нагрузки, которые ставит «Аврора» перед учениками. А ты выдерживаешь.

Лиси до сих пор не слишком понимала, что происходит, но поблагодарила Тайгина.

– Если твой врач прописал тебе «Ноодон», ты должна его принимать. Побочные эффекты, конечно, ужасны. Но твоя задача – поддерживать работу мозга в целостности, пока не изобрели новое лекарство, с менее выраженным побочным действием. Я видел пару статей – такие лекарства уже есть, они тестируются, и скоро появятся на рынке. Просто жди. И не унывай, хорошо?

– Хорошо, – сказала Лиси, утерев слезы. Она чувствовала себя глупо, что разрыдалась перед ним на ровном месте. Профессору хотелось верить на слово, но она знала, что болезнь будет только прогрессировать, а таблетки с каждым днем помогать все меньше. Пока однажды она окончательно не потеряет контроль над собой. Ей бы уйти поскорее, но все же в дверях Лиси остановилась и спросила: – А как вы узнали мое имя?

– Что, прости? – Тайгин снова оторвался от своего ноутбука и похлопал глазами как ребенок, только попавший в новую реальность.

– После первой лекции. Вы подозвали меня по имени, хотя перекличку не проводили. На пузырьке только фамилия и инициалы. Откуда вы узнали, как меня зовут?

Тайгин тепло улыбнулся.

– О, я просто догадался. Видишь ли, ты очень похожа на маму, а я имел счастье познакомиться с ней.

Семнадцать лет назад

Роксколл

– Так и сказали? Прилюдно обвинили в фальсификации данных и несоблюдении условий международного соглашения? – удивился Филонин.

Тучи разошлись и в кабинет проник широкий золотистый луч солнца, какое бывает только в морозные дни. Скользнул по полу, по столу, засиял в изящных фигурках оленей из разноцветного стекла и в вазочке с конфетами. Тамара подставила лучику лицо, но тепла не почувствовала. Елисей Алексеевич встал и задернул неплотные шторы. Свет остался, хоть и немного померк. Филонин вернулся за массивный дубовый стол, сел в кресло, обитое бархатистой тканью.

Кабинет директора – единственное место в Роксколле, не похожее на лабораторию. Филонин славился гостеприимностью еще до того, как занял свой пост. Тамара радовалась, что нашла убежище у друга, хоть до этого момента чувствовала себя захватчицей. Уже третью неделю она гостила в Роксколле, убеждая персонал в том, что приехала по приглашению Филонина. Но ни от кого не ускользнуло крайнее удивление, появившееся на лице директора, когда нынешним утром, вернувшись из города, он увидел в главном корпусе Тамару.