Тьма быстро сгущалась над сугробами. Кусками рафинада в банке с тушью.

Короткий проулок, в котором находится известный в заполярном городе рок-бар, походил на траншею после массированной бомбардировки. Несколько последних мартовских дней с резкими перепадами температуры – оттепелями с метелью и неожиданными морозами – превратили это место в ледяной трофи. Глубокую и узкую, убитую напрочь и невероятно скользкую двухколейку. В высоком коридоре грязного спрессованного снега.

Проулок пользуется спросом у водителей, потому что заканчивается автосервисом. Там можно пройти техосмотр, перебортовать колёса, а заодно помыть… хм!.. автомобиль.

До поздней ночи на чёртовой дороге подскакивали на колдобинах, елозили, скребли днищем, рискуя оборвать выхлопную трубу и тормозные шланги о горбыли, десятки озверевших мужиков. Беззвёздное небо равнодушно поглощало отборный мат…

Надо заметить, что безымянную улочку образовали всего-то два здания.

Слепой торец дома ещё сталинской постройки, окрашенный тусклой серо-буро-малиновой краской, с узкой входной дверью. Редкие смельчаки-пешеходы, решившись сократить путь от центральной улицы до своей квартиры в спальном районе через эту задницу мира, все, как один, громко вздрагивали, когда внезапно попадали в освещаемую зону от датчика движения на стене хитреца.

Не могу не похвалить дом за предусмотрительность. Благодаря ей многие жители сохранили связки и кости своих конечностей. И да, легче перенесли шок от вида, расположенного напротив здания. Собственно – цели моего рассказа.

Когда-то здесь, скорее всего, располагался склад. Или гараж для грузовых машин. Ближняя в/ч могла отдать его городу в аренду в тяжёлые экономические времена. Ну, это так – несущественные детали.

Несмотря на внушительные размеры, из-за длины и цвета дом казался приземистым. Окрашенный в окончательный поглощающий цвет, с тёмно-красной крышей и наличниками на нескольких квадратных окнах (в конце, где подсобки, и с парадного хода) – точь-в-точь напоминал домовину.

Но лаконичная стильная надпись «Rock and Roll», внятная приписка «music-bar» и раздувшая от важности естественные размеры электрогитара на отдельном постаменте не оставляли пришедшим времени на раздумья.

Вся его глухая боковая стена украшена большими монохромными постерами великих рок мэнов…

То ли подвешенный на толстые цепи настоящий «Урал» с коляской во главе галереи… То ли разбушевавшаяся в этом году зима, до половины завалившая снегом попавших в передел кумиров миллионов… А наверняка – нелёгкая, вечером в пятницу тринадцатого, понесла меня к клубу. План запечатлеть последнее пристанище наиболее именитых рок певцов, на удивление, не казался бредовым.

– Тётка, эй, тётка! – раздался взволнованный голос где-то над головой.

– Она здесь. Я вижу руку с телефоном, – равнодушно ответил мягкий баритон.

Это случилось, когда взобравшись на бруствер я выбирала удобный ракурс для фото. Успела запечатлеть засыпанных снегом по пояс Кипелова, Хэтфилда и Цоя. Оступилась и слетела с насыпи в чёрный лаковый натёк в колее. Поскользнулась на нём и пребольно ударилась бедром. Не останавливаясь, цепляясь за выступы, стала карабкаться назад, вспоминая небезызвестного Ивана Бездомного, мотавшегося по Москве и всем своим безумным поступкам придававшего решающее значение…

Смеялась над собой и боялась, что меня крутит нечистый. Но разговор наверху не смолкал.

– Мы же ещё живые, в гроб, в душу, в …, – бушевал Валерий. Я уже ног не чувствую.

– Мне нравилась Россия, пока не случилась эта срань Господня, – откликнулся Хэтфилд.

– Это же Джеймс Хэтфилд! Да, не может быть! – мои мысли путались…

И дух захватило так же, как в июле 2007 года, когда шестидесятидвухтысячная толпа зрителей поднимала волну на концерте Metallica в "Лужниках", а я катилась на ней.

– Мы собирали стотысячные стадионы фанатов. Так вставляет – не поверишь, – голос лидера группы дрогнул.

– Отчего же, мы – тоже, – голос Кипелова прозвучал спокойно. Меня вставляет от ваших гонораров. Помолчал и решительно добавил.

– Не поверишь, но тебя сюда повесили, потому что ревёшь, как медведь. У нас говорят: «для острастки». Он сдержанно хохотнул.

– Ну…, ты мужик!.. – то ли с сомнением, то ли с гордостью пробормотал знаменитый фронтмэн.

– И где же она? – в разговор вклинился нетерпеливый Цой. Не дождавшись ответа, повернулся всем телом к Элвису и заговорил с ним.

– Друг, слышь? Моя девушка больна… Я бы сидел тут и смотрел в чужое небо… и не так уж всё плохо – когда есть пачка сигарет… – в голосе звучал скрытый намёк.

Трудно представить что-то более грустное после прозвучавшего ответа Пресли.

– Когда-то, о-очень давно, я просто подарил целый кадиллак my mom… Их у меня были десятки, нет, сотни… были… было… – глухой, с характерными бархатными нотками, голос прерывался. – А сейчас ничего нет, – прошептал он и затих.

Виктор подождал ещё из уважения и мысленно вернулся к своей последней поездке в Ригу. Его воспоминание вероломно прервал Костя Кинчев.

Опершись на звёзды, тот выставил микрофон прямо под серые берёзовые ветки и остервенело прокричал: «Вас, упавших с Луны, я проведу тропой тайны, где любовь – только воздух…, где ты – это я, где я – это ты…». Получив молчаливый неодобрительный ответ, обратил свой огненный взор на соседа справа. И довольно ехидно заметил.

– Бобби, ты понимаешь, что здесь не Африка? Что расстёгнутая до пупа рубашка не соберёт толпу местных скептиков. Их можно очаровать только картиной неземной жизни… И тут же, смутившись от неуместной спеси, скинул куртку. Плант ловко плечом поймал френч и в благодарность взорвал ночь неземным соло.

– Дурни вы, мужики! Кто-то совсем близко тихо засмеялся и закашлялся. Не поймёте всё никак. Где родился – там и сгодился. Мне наша земля нравится. Пусть их кричат: «Уродина!»

Замечание разбудило Короля. Элвис вытянул шею и заглянул за берёзу. В сгустившихся сумерках тёмным силуэтом, прислонённым к дереву, стоял какой-то весь помятый очкарик с гитарой. В руке дымилась сигарета, а толстые стёкла круглых линз весело отсвечивали перекрестье дороги.

Человек, воплотивший в реальность сказку о Золушке, хмыкнул. Скинув материальную ношу, он стал восприимчивее.

– Кто-то же их тут не даром собрал. Точно не те сопляки, что отправились в Непал, а не попали…

– Может, тот богатый, у которого с карманами оторвали тело до плеч (постер с лид-вокалистом группы U2 был оборван), дикари, поджидающие, когда курица нанесёт золотых яиц, чтобы зарезать её? Как его? А, да – Боно… Куда закатился золотой век рока? – он сокрушённо, по-стариковски покачал головой. – Или этот шляхтич, от гонора прямой, как шпала? – Надо подумать. А лучше спросить. Внешность имеет значение очень короткое время. Мне ли этого не знать.

– Эй, длинный особнячком! Скажи нам что-нибудь.

Эдмунд, а это был Шкляр, спокойно ответил: «Братва, считайте, что у нас с вами здесь «Пикник» у обочины. И продолжил: «Нас в этой дыре не похоронить. Чтобы была музыка, нужны фраза и живой инструмент. Фраза уже есть…»

Я не стала дожидаться окончания слов. Оскальзываясь, то и дело заваливаясь на сугроб, пробралась к парадному входу. Инструмент заслонили сразу два внедорожника. Чёрный «лендровер» и синий «шевроле». Не было места для разбега, чтобы повалить артефакт.

Пока в растерянности соображала, что делать, рядом, перекинув через перила грузное тело и заскрипев кожей штанов, приземлился огромный мужик. Судя по всему, он готов был облегчиться прямо здесь, рядом со мной. И тут меня осенило.

– Слышь, чел! Тебе двадцатка баков нужна?

Мужик помочился, шоркнул молнией и повернул ко мне заросшее бородой до самых глаз багровое лицо. Помолчал, что-то соображая. А после придвинулся вплотную и, дохнув пивным перегаром, весело пропищал: