И он оставил ее, совершенно ошеломленную, одну. Не верилось, что он так сказал! Конечно, это только вежливость с его стороны, сама она для него никакого интереса не представляет. Она видела это в его ироничном взгляде. Кроме того, Анна ужасно боялась показаться ему еще более нелепой, смешной, но это, наверное, было уже невозможно. И все же…

Одежда оказалась длинной черной рубашкой до пят, с воротником стойкой, расшитым золотыми узорами. Видеть это на себе было очень странно, но странно было не только это, и Анна смирилась.

Проходя в гостиную через переднюю, она увидела себя в зеркало. Испуганные, изумленные глаза и этот строгий восточный наряд изменили ее до неузнаваемости. Но, может быть, это было к лучшему.

Гостиная была просторной комнатой в восточном стиле, но все же на европейский манер. Ажурная мебель, обитые модным бордовым шелком стены, по стенам картины в тяжелых золоченых рамах, в основном пейзажи, на паркете – мягкий ковер, низкие диваны и кресла, по всюду подушки с затейливыми вышивками. И легкий аромат… пахло чем-то сладковато-загадочным, но немного знакомым… Амбра! Как-то, еще в детстве, когда она ходила с мамой на рынок, и помнила, как перед восточными прилавками струился, смешиваясь с другими пряными ароматами этот волшебный запах.

Александр уже ждал ее. Он тоже переоделся, сменив сюртук на более темный, но столь же безукоризненный.

– О, я вижу, вы поступили разумно. Платье, конечно, вам велико, но, пожалуй, восточный стиль вам к лицу. Присаживайтесь в кресло. Кофе сейчас будет готов.

Усадив Анну в кресло, он сам принес поднос с кофейником и чашками.

– Ну, теперь ваша очередь быть вежливой. Налейте нам кофе.

Анна от ужаса онемела. Его кофейный сервиз был так тонок и изящен, прямо произведение искусства, а она могла уронить что-нибудь на пол, или разлить все на дорогой ковер и в более спокойном состоянии. Дрожащими руками, сосредоточившись на своих действиях, она все-таки налила горячий и ароматный напиток и подала ему чашку.

– Благодарю вас. Приятно, когда за тобой ухаживают, – сказал Александр.

Он расположился в удобном кресле напротив нее. Анна, находясь под его внимательным взглядом, не сразу решилась отхлебнуть глоточек. Кофе показался ей нестерпимо горьким и крепким. Неужели это можно было любить?!

– Ну? Как вам мой кофе?

– Спасибо. Очень вкусный…– Анне всегда было легче сказать не то, что она думала, чем обидеть собеседника.

– Вы пробовали такой же раньше? Я имею в виду настоящий восточный кофе, а не то, что у европейцев принято называть этим словом.

– Нет.

– О, тогда я завидую вам, вы еще не вкушали подлинного наслаждения. Правда, почувствовать его можно, как пишут европейцы, не сразу. Он не кажется вам горьким? Я знаю, вы боитесь показаться невежливой, но, мне бы хотелось, чтобы теперь, когда вы просто моя гостья, вы меньше меня стеснялись. Итак, скажите, наконец, правду… что вы чувствуете?

Анна смутилась, поймав нечаянно его глубокий темный взгляд, внимательный и чуткий, словно он спрашивал вовсе не о кофе.

– Да… Немного горьковат…

– Так я и знал. Но разве вы не замечали, что самая сладкая радость всегда таиться в глубине самой жгучей горечи? Подобно тому, как самая страстная любовь, зачастую берет свои корни в ненависти, а иногда даже страхе… Иными словами сильное чувство рождает противоположное, не менее глубокое, во всяком случае, так говорят… вы не согласны с этим?

Он проницательно угадывал все оттенки ее настроения.

– Нет. Я думаю, любовь основывается на уважении и доверии.

– Разумеется. Но не страсть. Впрочем, я полагаю, вы не совсем компетентны в этом вопросе, не так ли?

Анна смутилась и рассердилась. Это нехорошо, смеяться над ней сейчас, тем более что она и сама полностью признавала свои недостатки.

– Пожалуй, мне пора.

– Вы обиделись на мои слова о некомпетентности? Или на то, что мы заговорили о страсти?

– Нет, просто мне пора… я и так надолго задержала вас. Мне очень неудобно вас затруднять…

– В чем здесь затруднение? Я пью прекрасный кофе, дома, в удобном кресле, веду нескучную беседу и, поверьте, не испытываю никаких затруднений. Надеюсь, вы не хотите доставить мне неудобство, оторвать от кофе, чтобы, как следует гостеприимному хозяину я смог проводить вас, ведь слуг я уже отпустил. К тому же, потом мне придется допивать напиток уже совершенно остывшим.

– Извините. Об этом я не подумала.

– Вот и прекрасно. Пейте кофе, Анна Сергеевна.

– Он такой… жгучий. Простите. Я не привыкла…

– Вижу. И все же, это сладкая горечь. Попробуйте еще!

– Возможно… Просто иногда хочется чувствовать радость не только в глубине отчаянья. Наверное, я не так терпелива, как женщины Востока.

– Нетерпелива? О, да, пожалуй… Пожалуй, Вы часто торопитесь, когда хорошо бы подождать. И еще очень эмоциональны, и эмоции ваши разнообразны, даже слишком разнообразны…но легко читаемы. И не только это. Вы отличаетесь от восточных женщин и способом мышления. Впрочем, не только от восточных.

– Вы имеете в виду недостаток логики?

– Скажем так – у вас иная логика, основанная на чувствах, а не на доводах рассудка.

– Иными словами, логика у меня полностью отсутствует.

– Это не совсем то, что я хотел сказать.

Анна даже не знала, как ей следует поступить, оскорбиться или просто переменить тему. Он как раз допил кофе. Тогда она опять поднялась.

– Благодарю вас за гостеприимство, но думаю, мне действительно пора.

– Вас снова задели мои слова?– он и не думал вставать, словно не верил в то, что она уходит, – Почему?.. Ведь это правда!

Терпению Анны подошел конец. Это было так оскорбительно! Как он мог! Она ведь готова была ради него на все!

– Вы так … насмешливы лишь потому, что у вас больше опыта, и что вы знаете более меня… Это так и есть, я признаю, но … Если бы вы знали как портит даже очень хорошего, очень умного и благородного человека гордыня, вы бы так не поступали! Ведь у всех людей есть чувства, и это очень больно, когда … И потом, не известно, что является большим достижением человечества высокоразвитый разум или чувства. Простите меня! И прощайте.

Анна пошла было к двери, по пути уже ненавидя себя за несдержанность, когда Александр снова обратился к ней. Теперь его тон был иным. В голосе звучало даже огорчение, если не раскаяние.

– Анна Сергеевна, простите, но вы не справедливы ко мне. Что если я так веду себя с вами по другой причине?… У меня не так уж много опыта общения с молодыми женщинами… Что касается чувств, то я не отрицаю их важности как в целом, для человечества, так и для меня лично, хоть по всему вижу, что вы считаете меня ледяной глыбой, не менее.

– Чтож, тогда … мне жаль, что я это вам сказала. Вы были так добры ко мне…

– Не извиняйтесь, я тоже был не на высоте. Лучше выпейте еще кофе. Может быть, вторая чашка придется вам более по вкусу.

– Но я должна идти, уже так поздно…

– На улице уже темнеет, и по-прежнему льет дождь, а ваша одежда еще, конечно, не высохла. Надеюсь, вы понимаете, что я не могу отпустить вас в сыром платье в такую погоду. Ваш дядя, я уверен, не одобрил бы подобного невнимания с моей стороны. Вы останетесь здесь на ночь, моя домоправительница, наверное, уже приготовила вам комнату, как я просил. Надеюсь, вы доверяете мне? … И не бойтесь, скомпрометированы вы не будете, как я уже сказал, в доме живет моя экономка, очень строгая в плане соблюдения нравственности пожилая дама.