– Что? – закричал отец. Ноздри его расширились, а щеки покрылись багровым цветом. Для него отношения до университета – табу. Девочка должна думать об учебе, а не о мальчиках. Наверное, поэтому я до сих пор ни с кем и не целовалась ни разу. Разве что с учебниками.

– Пап, ну о чем ты говоришь? Я правда задумалась. А математичка…

– На тебя никогда не жаловались, Мария! Мне крайне не нравится, что под конец школы и перед самыми экзаменами ты начала себя так вести.

– Как – так? Я что, хуже учиться стала или что?

– А что за мальчик тебя домой провожал? – влезла Аллочка. Я перевела на нее взгляд, в котором явно читалось желание убить. В ответ она лишь надменно хмыкнула.

– Какой мальчик? – папа моментально в лице поменялся. Теперь все мои оправдания полетят в обрыв. Это ж бомба замедленного действия.

– Алл, тебе не стыдно? Что ты врешь?! – закричала я.

– Я вру? Я лично видела его. Он тебя еще в щеку поцеловал. Да, да. И не надо делать такие невинные глазки.

– Алла! Ты следишь за мной? – я подскочила со стула. Внутри все кипело от злости, ненависти, отчаяния. Жизнь мне решила подкинуть сто пятьсот черных полос сразу? Мало в школе накаленной атмосферы, так теперь еще и дома.

– Мария, это правда? – холодно отозвался отец. Он не смотрел на меня, всегда так делал. Хотел показать разочарование.

– Мое поведение на математике никак не связано с тем, что говорит Алла. И это был всего лишь друг. Бывший друг. Мы больше не общаемся. – Последние слова мне дались тяжело. Порой кажется, если молчишь, то проблема вроде и не такая глобальная. Но стоит только озвучить вслух, как начинаешь осознавать, насколько все плохо.

– Ага, бывший, – усмехнулась Аллочка, складывая руки на груди. Мне вдруг так обидно стало, так неприятно. Почему я вообще должна оправдываться?

– Уму непостижимо, – покачал головой отец.

– Хватит, – отрезала я. Чувствовала просто, что еще немного, и разревусь. Выложу им все, да только хуже себе и сделаю в итоге.

– Маша, ты пойми, – пищит Алла. Тот еще психолог года.

– Хватит, я все поняла, – выхожу из кухни. Закроюсь в комнате у себя. Сделаю пару вдохов и выдохов, отпустит.

– Больше никаких встреч с подругами! – вдруг повышает голос папа. И именно эти слова становятся для меня роковыми. Они будто плетью прилетают по спине, будто разрывают и без того уязвимую кожу на части.

Закидываю ноги в кроссы, поворачиваю ключ в дверях. Если сейчас не уйду, задохнусь.

– Маша! Мария! – прилетает в спину, но я уже не слышу. Быстрыми шагами мчусь вниз навстречу темноте и хоть какому-то спокойствию.

***

Когда оказываюсь на улице, понимаю, что надо было накинуть олимпийку. Еще не лето, вечерами в одной майке и коротких шортах без колготок холодно. Зубы начинают медленно отбивать, но, вероятно, это от нервов. Бью себя по карманам, но понимаю – телефона нет. Забыла дома. Черт. Да почему ж все так.

Однако не возвращаюсь. Мне нужно немного времени, чтобы прийти в себя. Сейчас самое оно для звонков маме. Теперь и предложение о переезде не кажется таким уж неинтересным. Может, в самом деле стоит уехать. Да, осталось всего два месяца, но это же целых шестьдесят дней. Не сойду ли с ума, выдержу ли?

Пока копаюсь в собственных мыслях, осознаю, что забрела в какой-то незнакомый двор. Не была еще здесь, а если и была, то уже не помню. Фонари не работают, людей на улице нет. Хотя ошибаюсь, есть возле детской площадки. Сидят трое, громко гогочут и явно распивают алкогольные напитки.

Разворачиваюсь. Лучше уж не проходить мимо таких. Однако умудряюсь споткнуться и упасть.

– Ауч, – достаточно громко отзываюсь я. Коленка поцарапана, но крови, к счастью, нет. Присаживаюсь на корточки, отряхиваю грязь.

– Эй, милая, – слышу из-за спины. Голос такой хриплый, прокуренный, однако не старый. Кидаю взгляд из-за плеча, пытаюсь разглядеть, но темно, ничего особо не видно. Понимаю лишь, что передо мной трое. Явно те самые, которые недавно смеялись.

– Не видел тебя раньше здесь, – певуче тянет лысый парень. Остальные двое в кепках. Один немного шатается, перебрал, похоже. Перегаром несет аж до меня.

– И-извините, – выдаю зачем-то ненужные извинения. Быстренько поднимаюсь, но кто-то нагло хватает меня за локоть и резко разворачивает. Сердце моментально подпрыгивает в груди, отчего я нервно сглатываю. Какое-то нехорошее предчувствие.

– Эй, с нами весело, – говорит и смеется одновременно лысый. Он крепко сжимает мою руку. Дергаюсь. Еще. Рывок. Ничего не выходит.

– Отпусти, – прикрикиваю.

– Ну ты что, милая? – наклоняется и выдыхает адский запах мне в губы. Боже, да они под чем-то, не иначе. Ноги у меня начинают трястись. Дышать становится тяжело, но я продолжаю бесчисленные попытки освободиться.

Да что ж такое! За что мне все это!

– Отпусти! Я кричать буду! – голос мой дрожит, да что уж там, все мое тело вот-вот сдастся. Как же устала, как устала бороться.

Почему я?

Почему все вокруг хотят меня добить?

За что?

– Нам ка-а-а-к раз не хватает де-в-вочки, – пьяным голосом произносит парень в кепке и подхватывает меня под свободную руку. Поднимаю ногу в надежде врезать лысому, но он будто читает мои мысли и блокирует атаку.

– Помогите! – срывается с губ, когда до меня доходит весь смысл происходящего. Я одна. В незнакомом дворе. Какие-то пьяные парни или мужики тащат в неизвестное место. К глазам подкатывают слезы.

– Отпустите! Пожалуйста, – то ли плачу, то ли умоляю, то ли требую я. А кругом никого. Ни одной души. Хотя какая разница, есть ли кто? В школе учится тысяча человек, и никто… Никто не подошел ко мне. Почему здесь должны? Своя шкура важней.

– Ты чего такая громкая? – извергает слюну мне на ухо пьяный урод.

– Отпустите! Ну пожалуйста, ребят, – кажется, слезы все же взяли свое. Медленно покатились по щекам, а громкие всхлипы теперь звенят у меня в перепонках. Сердце не бьется, оно словно остановилось. Я вообще жива еще или часы моего личного ада закончились?..

– Эй! – доносится где-то эхом за спиной.

А дальше все как в тумане. Я падаю на колени, меня больше не держат. Слышу лишь шум. Потом чье-то кряхтение, в какой-то момент поднимаю глаза и замечаю тело лысого на земле. Чья-то мужская нога бьет его в живот, а с губ того урода начинает скатываться медленно кровь.

Закрываю лицо ладошками, машу головой. Впиваюсь ногтями в кожу.

Боже, пусть все закончится! Пусть этот ад кончится. И почему-то именно сейчас вспоминаю момент в туалете, когда Гева пытался дотронуться до моей груди. Тогда ему позвонили. Кто-то спас меня. Неосознанно, но спас.

– Эй, – мужской голос с легкой хрипотцой где-то близко, безумно близко. Он как свет в конце туннеля.

– Эй, – снова зовет. А потом горячие руки ложатся поверх моих ладоней, за которыми я старательно прячусь от мерзкой реальности. – Ты в порядке?

Свет от фонаря, видимо, телефона, неожиданно попадает на меня. Секунда, другая, и я наконец убираю ладошки. Замираю просто. Засматриваюсь на парня передо мной. Реальный. Этот человек реальный. Кто-то не прошел мимо. Кто-то решил мне помочь.

Ничего не замечаю, кроме его бирюзовых глаз. А в них… Будто тысячи эмоций переплелись воедино: растерянность, удивление, может, и испуг. Так смотрят только на тех людей, кого знают. Но мы не знакомы.

– Тим, по-братски, во как надо, – Андрюха едва на коленях не стоял с этой своей просьбой. Вообще, мы с ним не друзья, даже не товарищи. Хотя я ему должен, было как-то дело. А долги надо возвращать.

– Твоя баба трахалась с Олегом, встречаясь с тобой. Нахрен ты вообще в это вписываешься?

– Любовь – это такая дрянь, – взывал этот недоромео. В ответ я лишь качнул головой. Мы стояли на улице, за школой. Андрей курил, а я пил редбулл.

– В любом случае стенка на стенку за какую-то ш… прости, конечно, но другим словом не назвать. И ты хочешь, чтобы я в это впрягся? Не, честно, не буду. Давай я тебе телохранителя найму или еще чего, а? Бред же.