Настроение немного поднимается, а потом замечаю в толпе Уварову. Она остановилась, буквально не дойдя до меня метров пять. Темные волосы распущены, поэтому весенний ветер легко играет с ее кудрями. В лучах солнца они переливаются и кажутся карамельными. Девчонка нет-нет пытается вернуть их в нужное положение, однако это бесполезно: через несколько секунд все возвращается на круги своя. На ней синие джинсы, облегающие тонкие ноги, а поверх черная широкая длинная худи. В таком образе, конечно, сложно соблазнить парня. Слишком серая и невзрачная.

Секунда-другая, и Маша замечает меня. Машет рукой, даже улыбается. Ох, ненормальная. Хотя нет, это я с приветом. Зачем пришел сюда…

– Привет, – здоровается Уварова, когда оказывается максимально близко. Улыбается. Она вообще когда-нибудь грустит? Ах да. Грустила. К черту. Пусть лучше так, чем вопли и слезы.

– Что за срочное дело?

– Ну да, с места в карьер. Ладно, сейчас.

Маша скидывает с плеч кремовый рюкзак с розовыми бабочками. Боже, дите сущее. Роется там какое-то время, а я продолжаю слушать хиты Нирваны от местных исполнителей.

– Вот! – протягивает мне коробочку с красным бантиком. Теряюсь на мгновенье, потому что подобного со мной еще не было. Девчонки не дарят подарки в коробках с бантиками. Твою мать, нам же не по десять. Смотрю скептично, но рук из карманов не вытаскиваю.

– Держи, – требует Уварова.

– Что это? Зачем?

– Там не бомба, не волнуйся. Я законопослушная гражданка. – Девчонка склоняет голову набок, и несколько прядей падают ей на глаза. Она спешно поправляет их, но руку с коробкой не опускает.

– Ничего против бомб не имею. Но воздержусь. Оставь себе, мало ли захочешь кого-то грохнуть.

– Эй, я, вообще-то, сама это сделала. Вот этими руками, – прикрикивает возмущенно Маша. В эту минуту меня посещает странная мысль: когда девчонки настолько нагло и дерзко вели себя рядом со мной? Обычно льются, как родниковая вода, к ногам. Ластятся, пытаются быть обходительными. Следят за языком и осанкой. Уварова же в корне другая. И плевать ей на меня. Удивительно и очень забавно.

– И это все? Это и есть твое «важно»? Ради этого ты оторвала меня от дел? – тоже повышаю голос, уж чего, а стеснения мне не занимать. Маша наконец опускает руку, затем громко цокает. Будто я ей тут муха назойливая. Совсем охренела. Вот это да! Вот это дерзость. Я ей жизнь спас, а она ведет себя так, словно мы поменялись местами.

– Ладно, ты прав! – кладет этот проклятый подарок на черное бетонное покрытие, которое создает видимость моста. Затем кидает на меня колючий взгляд с вызовом, как хищник на жертву. Вконец офигела, что ли. – Благодарность от чистого сердца была лишней.

И ответ мой ей не нужен. Резво разворачивается, делает шаг в сторону. Ненормальная. Проклятие на мою голову.

– Эй, – зачем-то кричу ей в след. – Как там тебя? Ты…

– Маша! – через плечо отвечает мне все тем же дерзким голосом. – Меня зовут Маша, а не «эй, как тебя там».

– Надеюсь, это наша последняя встреча, Маша!

– Именно так, – спокойно произносит. И уходит. Как ни в чем не бывало. Молча уходит. Я шел сюда гребаных пятнадцать минут, чтобы смотреть на вот этот спектакль? С ума сойти.

– Ненормальная, – шепчу себе под нос. Цокаю и тоже ухожу. Злость кипит в венах, словно попал в адовый котел. Наверное, там сейчас все сто сорок градусов, а мое тело смогло бы растопить самый большой в мире ледник.

Правда, любопытство берет вверх. Поэтому у торгового центра я торможу и возвращаюсь к мосту. Надеюсь, что коробку кто-то забрал. Не нужна она мне. Просто гляну и уйду.

Но нет! Стоит, твою мать. Ждет меня. Хватаю ее, сжимаю в пальцах, отчего картон немного мнется. Поднимаю руку, замахиваюсь, но в последний момент останавливаюсь. В голове проскакивает фраза: «я, вообще-то, сама это сделала».

К черту! Потом посмотрю. Что же она могла сама сделать, чтобы с такой гордостью хвастаться мне?

Этот парень просто нечто. Нет, я, конечно, ожидала встретить глыбу льда, но не с размером айсберга же. Столько усилий на шоколад, а он даже притронуться к коробке не соизволил. Вот так благодари людей. Сотру его номер! Верно, больше никаких попыток быть благодарным человеком. Я попробовала, меня пнули, на этом хватит.

А с каким высокомерием он сказал: «надеюсь, это наша последняя встреча». Вот и я надеюсь. Тем более поводов для встреч у нас нет. Я удалю его номер, а он… Боже! Даже имени его не знаю. Какой-то Волан-де-Морт, ей-богу. Не буду о нем думать. Только настроение зря портить.

И я не думала. Искренне пыталась не думать. Вернулась домой, засела за учебники, потом и папа пришел. Созвал нас на ужин. Опять возмущался ситуацией в школе. Изо дня в день одно и то же. Мне уже интересно, кто тот человек, что настолько раздражает отца. Познакомиться бы с ним.

– Опять этот проклятый одиннадцатый класс довел молодую учительницу.

– А что они сделали-то такого? – с важным лицом спрашивает Аллочка, размачивая сушеный персик в кружке с чаем. Я тоже обожаю персики и занимаюсь тем же самым, собственно говоря.

– Ой, не знаю, – пожимает папа плечами. – Она не признается. Плакала, но в чем дело – не говорит. Отмахивается. Там у нас просто есть один… сынок влиятельного папочки. Будущего губернатора. Как человек может баллотироваться на пост, когда за собственным ребенком присмотреть не может?

– Ого! – восклицает Алла. – У вас учится сын будущего губера?

– Так говоришь, будто это что-то сверхъестественное, – отвечаю ей, закидывая остаток персика в рот.

– Вообще-то не в каждой школе таких детей встретишь. Дорогой, ему лучше, наоборот, поблажки делай. Взамен, может, и тебе перепадет чего, – деловито заявляет Аллочка. Ох, в голове у нее только деньги. Наверное, если бы у папы не было Киа Спортейджа, который, между прочим, он взял в кредит на пять лет, и костюмчика, мачеха на него бы и не клюнула.

– Ему? – возмущается отец, отчего его ноздри раздуваются. – У него не все дома. Сумасшедший парень. А знаешь, что меня больше всего удивляет, Алла?

– Что?

– То, как люди пред ним стелются. Учителя те же, его одноклассники, а девчонки… они за него готовы волосы рвать. Маша, – вдруг обращается ко мне, – я так рад, что ты не такая. Что тебе чужды подобные люди…

– Ну и зря! – вставляет свои пять копеек Алла. – Выйти замуж за успешного – это куш.

– Не говори глупостей. Чему ты учишь нашу дочь?

– Женским мудростям, – улыбается Аллочка, мечтательно выпучивая губы.

– Я сама всего добьюсь, – категорично заявляю. Потом встаю и ухожу в свою комнату. Разговаривать на тему мужчин, их денег и замужества не для меня. По крайне мере, не сейчас.

Позже мне звонит мама. Вообще, мы с ней нечасто болтаем. Она вроде как занята карьерой, вечными встречами и деловыми ужинами. На любимую дочку времени почти не остается. Но я не обижаюсь. Хотя теперь задумываюсь над тем, чтобы переехать к ней. Может, пойдет на пользу. Терять все равно нечего.

В воскресенье первую половину дня занимаемся уборкой. Отец заставляет помыть окна, а Алла со вздохами и охами снимает занавески. То она упасть боится, то от пыли чихать начинает, то ногти слишком длинные. Они даже пару раз ругаются с папой.

В час созваниваюсь с репетитором по математике в скайпе. А после решаю пойти в канцелярский. Раньше мы гуляли с Лелей после обеда, но теперь мне не с кем. Однако воздухом подышать охота. Поэтому включаю музыку на телефоне, вставляю наушники и шагаю навстречу будущим тетрадкам. Вот если там будут с авокадками, точно куплю две. Или три.

Однако по дороге случайно слышу вой собаки. Заворачиваю за угол, тут людей ходит немного, но довольно проходимый участок. Новостройка почти в центре, которую скоро обещают сдать в эксплуатацию.

Как раз рядом с ней замечаю троих подростков чуть младше меня. У одного тату над глазом, а двое в кепках. Но не это привлекает мое внимание, а пес. Его привязали к железному ограждению. Сперва не понимаю, в чем дело, но, когда парень с тату берет камень и со всей силы кидает в животное, у меня едва сердце не уходит в пятки.