Джентльмен вошёл в ложу маркизы Де Вуд прибывая в крайне унылом настроении. Леди, ожидающая его, значилась одной из самых прекрасных дам Англии. Даже траурный цвет платья и прикрывающая лицо вуаль, не в силах были умалить её красоту. Впрочем, чувственные медовые губы, ведьмовские глаза янтарного цвета и точёные черты в обрамлении шёлкового полотна каштановых волос уже давно не прельщали искушённого беспутника.

Кэтрин Де Вуд была женщиной броской, горделивой, знающей себе цену. Никто в Лондоне не мог превзойти эту леди в двух вещах – искусстве наряжаться и добиваться своего. Но когда дело касалось Уильяма Уэйда, несгибаемый стержень волевой женщины вдруг превращался в оплавленный воск, с которым драматург искусно управлялся, по большей части в спальне.

– Тебе не кажется моё нахождение здесь неуместным? – холодно заговорил поэт, даже не взглянув на свою именитую покровительницу.

Миледи, будто бы нехотя, отняла взор от театральной программки, сухо обозначив:

– Ты автор, я инвестор. По-моему, всё в рамках допустимого. Шампанского?

– Не откажусь, – безразлично ответил Уэйд, усаживаясь в кресло.

Леди Кэтрин властно взмахнула рукой. Её поверенный, что до сего момента стоял возле двери, вышел в коридор.

Как только господа остались наедине, маркиза подняла вуаль, глядя на любовника с нескрываемым возмущением. В потемневших от обиды глазах мелькнуло отвращение.

– От тебя смердит другой женщиной!

Ульям самодовольно ухмыльнулся.

– А от тебя ревностью, то ещё зловоние…

Повисла напряжённая пауза, но вскоре уединение было нарушено. В ложу вернулся прислужник Де Вуд в сопровождении официанта.

В сей же миг свет погасили. Оркестр грянул вступительными фанфарами. Занавес пришёл в движение.

Суббота для дам семейства Мильтон выдалась суетной и нервной. Сначала леди дожидались новостей от старой приятельницы Эрин, вызвавшейся добыть билеты на спектакль. Позже, потрясены известием от неё же, что все места, включая галёрку, были распроданы за пару часов после поступления в театральную кассу и достать заветные талоны не вышло. Эрин столь разгневалась, что выставила несчастную за дверь ещё до того, как прислуга подала в гостиную чай, а потом ещё долго срывала злость на всех, кто попадался ей под руку. Истошных воплей женщины вскоре не вынес Николя и, пообещав уладить недоразумение, отбыл из дома чуть за полдень.

В ожидании Ньюмена Грейс, точно привидение, шаталась по комнатам, то и дело трагично вздыхая. Эрин не переставая обвиняла во всех смертных грехах теперь уже бывшую подругу, а слуги разбежалась по углам в надежде переждать бурю и избавить себя от хозяйских оплеух.

Что до самой Мэри, её огорчило известие не меньше остальных, но повела себя графиня достойно. Дабы отвлечься от грузных сожалений она молча удалилась к себе, решив, что чтение как нельзя лучше скрасит часы томительного ожидания.

К четырём стало ясно, что идея Эрин презентовать дочь Лондонской элите на премьере с треском провалилась – от Николаса вестей не было. Но, не смотря на это, миссис Мильтон не собиралась сдаваться и ближе к пяти велела дочерям одеваться, заявив, что приём в честь спектакля пропускать не намерена. Мэри решительно отказалась ехать, считая подобное, по меньшей мере, неучтивым. Впрочем, положение дел резко переменилось, когда ровно в семь в гостиную ворвался Ньюмен, сжимая в руке пару измятых листков.

– Достал! Мэри, я достал их! – восторженно воскликнул доктор, протягивая билеты. – Выкупил у сэра Ланкастера за тройную цену.

– Не может быть! – старшая Мильтон поднялась на ноги и, не веря собственным глазам, взяла из рук молодого человека два талона. – Всего пара?..

– Всё, что удалось достать, прости, – виновато потупил взгляд джентльмен.

– Что ты, Николя, это чудесно! Спасибо!

Не в силах сдержать радость, Мэри шагнула к молодому человеку и крепко его обняла. На несколько секунд сердца обоих замерли, правда, от совершенно разных чувств. Леди была преисполнена волнительного трепета и нетерпения, а Николас затаил дыхание из-за внезапных, но столь желанных, объятий.

– Это всё очень умилительно, но, смею напомнить, нам давно пора выходить, – раздражённо напомнила о себе Эрин. – Мэри, живо наверх! Грейс, возьми служанку и помоги сестре.

Спустя двадцать минут экипаж мчался по улицам Лондона, управляемый перепуганным кучером. Миссис Мильтон пообещала уволить бедолагу, коли тот опоздает хоть на минуту.

По общему сговору было решено отправить на спектакль Мэри и Грейс. Эрин же вместе с Николя собирались дождаться девушек в вестибюле, чтобы после окончания представления вместе посетить торжественный приём.

На место прибыли в срок. У входа в зал, когда билеты были отданы капельдинеру¹, Ньюмен вдруг окликнул Мэри, робко протягивая ей лорнет².

– Места не самые лучшие, – смущённо пояснил джентльмен.

– Спасибо, – лучезарно улыбнулась леди и, взяв под руку сестру, скрылась за высокими, позолоченными дверями.

Разместиться на местах барышням удалось как раз к началу представления. На торжественные фанфары сердце графини отозвалось взволнованным ликованием, затрепетав в груди запертой в клетке канарейкой.

Занавес разошёлся в стороны. На сцене появились актёры. Началось действо.

Пьеса рассказывала о судьбе бедного пастуха, что опрометчиво влюбился в наследницу деспотичного маркиза, решившего сосватать совсем юную дочь старому богачу из соседнего графства.

История, исполненная душевных страданий, любовных мук и несправедливости, облачённая в форму витиеватых сонетов, полностью завладела вниманием Мэри, унося её далеко-далеко от Лондона, в мир собственных грёз, где она представлялась себе девушкой решительной, смелой, готовой отстаивать свои убеждения и бороться за истинную любовь до конца. Но тут Грейс тихонько толкнула сестру локтем, настойчиво тыча пальцем в программку.

– Мэри, как звали джентльмена, что встретился нам у салона тканей? Я запамятовала.

– Не сейчас, – не желая отвлекаться, шикнула старшая Мильтон.

– Нет, сейчас! Ну же, тот разодетый павлин, надерзивший тебе вчера, как его имя? – чуть громче повторила мисс.

– Кажется, Грин или Грант.

– Да! Сидни Грант! Точно! – несдержанно воскликнула Грейс.

Откуда-то сбоку послышалось раздражённое: «Тс».

– Прошу прощения, – шепнула девушка в сторону и бесцеремонно замахала программкой перед носом графини. – Вот, взгляни: Сидни Грант в роли пастуха!

Мэри озадаченно глянула на сестру, затем обе девушки уставились в мелкий печатный текст, а после в раз посмотрели на сцену.

– Дай-ка мне лорнет, – потребовала Грейс, желая разглядеть актёра как можно тщательнее. – Постой, он не блондин…

– Парик? – предположила Мэри.

– Актёришки… – пренебрежительно фыркнула младшая Мильтон. – Теперь понятно, откуда взялся расшитый бисером камзол, наверняка стянул его в костюмерной.

– Но, дорогая сестра, посмотри внимательнее, черты не те, да и в росте сей джентльмен явно уступает.

– Мы слишком далеко сидим, дабы верно расценить рост, – задумчиво протянула Грейс. – Хотя, пожалуй, я вынуждена согласиться, он ничуть не похож. Однофамилец?

– Вероятно, – пожала плечами Мэри и, забрав у сестры лорнет, вернулась к пьесе.

Графиня изо всех сил старалась сконцентрироваться на стихах и заглушить внутренние сомнения, рождающие странного характера предчувствие, слишком неясное, чтобы определить наверняка скверное оно или благое. Но назойливые мысли о мужчине давеча ей нагрубившем, никак не шли из головы. В антракте леди даже завела беседу с дамой, сидящей по соседству. Та подтвердила, что пастуха действительно играл Сидни Грант и поведала, что сей джентльмен участвует во всех постановках Уильяма Уэйда, так как является его близким другом.

К финалу спектакля Мэри окончательно потеряла покой и нить повествования, а когда в зале вспыхнули газовые люстры и актёры высыпали на сцену для финального поклона, сконфужено выдохнула, ведь просмотрела сюжетную развязку. Но самый главный сюрприз ожидал молодую графиню впереди.