Выше располагались дома из более крупного бруса, уже с деревянной крышей, те здания принадлежали людям побогаче. Самые дальние терема от Волги были большие, с пирамидальными крышами, окружённые высоким забором – купеческие и дворянские жилища. Всё это переплеталось изъезженными тропинками и дорожками, по которым в столь раннее утро уже сновал народ. Одни шли с косами на плечах, другие что-то тащили и везли в тележках.

Между кривой изгородью и оврагом, заросшим крапивой, на узенькой дорожке еле разъехались две телеги, в одной из которых сидели наши путешественники.

– Да!!! Неужели это Саратов? – тихо выдыхая, прошептала девочка, не переставая крутить головой по сторонам.

– Ну а ты што, никогда не видела столько люда в посаде? Ты сама с какой деревни? Небось с глубинки? – спросил Авдей, заметив, как девочка удивлённо озирается.

– Нет, нет, я из Саратова.

Мужчина усмехнулся и хотел что-то сказать, но тут его отвлекла Альфа, щёлкая пастью возле самого уха возницы: она пыталась поймать мошкару, вившуюся столбом над повозкой.

– Ну, перестань! – одёрнул пса Авдей, – всех не переловишь. Здесь мошкары столько, сколько сырой ночью комарья не бывает. Хаах-хааа, а когда поедем через поля цветочные, там лучше не шутить, пчёл столько, хоть самому под телегу лезь, – мужчина повернулся к девочке:

– Итак, меня зовут Авдей. Я сын Ратимира, того, что землю обойдя, с севера пришёл.

– Приятно познакомиться, – слегка замедлила девочка, думая про себя, какой север поминает Авдей да что за имена такие. – А я Софья, та, что с чердака и прямиком сюда попала, – девочка улыбнулась. – А это моя собачка Альфа. Вчера вечером мы были дома, потом бух-бах – и мы непонятно где. Потом странный дед, а потом кот, что сквозь стену прыгает. Ну и, конечно, стулья, что сами по себе бегают, будто на батарейках, –протараторила она.

– Каких таких бат-арейках? – переспросил мужчина, на что его собеседница лишь махнула рукой: – Да это не столь важно.

– Да… Странная ты какая-то, дивчина. Одежда и манеры твои странные, ты даже и говоришь странно, – размышлял вслух Авдей.

– Я странная? – удивилась Софья. – Нет, я вполне нормальный ребёнок, учусь в нормальной школе. Ну, правда, вчера заснула на уроке.

– Ну конечно! Вот, пожалуйста, поглядите, что за слова такие: уроки, школа? И почему ты спишь на уроке.. Это что, лежанка такая?

Девочка рассмеялась и снова махнула рукой:

– Ну вот вам пожалуйста. Уроки, это где я учусь и получаю знания. В моём времени все дети там учатся.

– Это в каком твоём времени?

– Ну там, в будущем.

– Ты тоже можешь путешествовать во времени, как Афанасий Михайлович? – удивился Авдей и повернулся к девочке.

– Нигде я не путешествую. Я совсем случайно попала сюда, – и Софья рассказала всё, что с ней произошло и как она оказалась в старом Саратове.

Павозка шла по пыльной степной дороге. Хотя крепость, дома и Волга давно скрылись за зелёными лугами, тракт всё так же был оживлён людьми и повозками. Чаще встречались крестьяне, с вилами да косами спешившие в поля. Но попадались и такие персоны, как толстый купец с округлыми щеками, одетый в пышный жёлтый кафтан. Он сидел поверх воза со шкурами и гончарной посудой. Купец с опаской крутил головой, высматривая, нет ли рядом лихача, что мог покуситься на его товар. За ним шли наёмные сопровождающие, они, нахмурив брови, злобно сжимали металлические губы.

На следующем пригорке попались возы со свежевырубленными сосновыми брёвнами, от них шёл такой аромат хвои, что его мог унюхать за десятки сажен даже самый заложенный нос.

– Гляньте, чтоб мне провалиться на этом месте! – раздался грубый голос мужчины крепкого телосложения с длинной рыжей бородой, он сидел на уложенных брёвнах в телеге, которую тянула четвёрка бельгийских жеребцов. Да, именно тех самых жеребцов, что рождены быть тяжеловозами.

– Да это же сам Авдей! – продолжал он, – сколько зим миновало, сколько жарких лет прошло после нашей последней встречи. Склоняю голову!

– Ох, какая встреча, Артемий, и я кланяюсь перед тобой, – Авдей, кивнув головой, продолжал: – Что же это вы? Всё лес рубите?

– Да, второй год возы тащим с самарской земли. Воевода требует расширять крепость. Гляди, скоро крупный городище вырастет.

– Да не… – отозвался мужик с другой повозки, – не вырастет, опять огнём обдастся да сгорит дотла, – он сопроводил слова хорошим плевком.

– Да глядь и правда опять всё сгорит, – согласился рыжебородый, – но нам велено, мы и возим. Я за это лето уже пятый раз везу, да и в том году двенадцать раз сходил. Так это, получается а-а-а…, – поглаживая грязную бороду, он приподнял кверху задумчивые глаза, пытаясь сосчитать, сколько всего сделал рейсов.

– Семнадцать! Семнадцать раз вы съездили, – влезла в их разговор Софья, и на неё все посмотрели. Артемий оставил свою бороду в покое и продолжил:

– Семнадцать разков. Верно, ладушка, говоришь. А если же изгорит Саратов, так и дальше возить будем, и снова строить.

– Нам велено, да нами сделано, – снова внёс своё слово человек с соседней телеги.

– Это так, –подхватил рыжебородый, – земли здесь плодородные, и звери богатую пушнину дают. А рыбы в Волге! Сколько невод ни бросай – всегда полный вытянешь. Да чтоб мне провалиться… Кому же я всё это говорю, ты же, Авдей, сын Ратимира, всё знаешь, что вокруг творится. Ты же везде – сегодня здесь, а завтра за сто вёрст, куда ветер подует, – улыбнулся наездник четвёрки лошадей. – Ну, а как твои дела, Авдей?

– Жизнь моя не мёдом мазана да и не в дёготь макана. И добра, и худа хватает, – Авдей заулыбался. – То там поживу, то туда поеду. Вот ночью вернулся с Астраханской земли. Десять дней там пробыл.

– Небось случилось там что?

– Илья Суханович полдеревни на уши поставил, сын у него пропал.

– Да ты что! А кто такой будет этот Илья?

– Ну тот, Илья Суханович, чьи мельницы на южных полях стоят.

– А…. тот весёлый толстяк, у которого на обозе заморские купцы хотели четыре воза муки купить, – рассмеялся рыжебородый, – эх он и хитрый лис, так он ещё их и в воровстве обвинил.

– Вот те перетрухнули! А чтоб дело до стрельцов не дошло, отдали ему бочку вина.

Оба мужика громко рассмеялись.

– Беда у него приключилась, а я как раз мимо проезжал, – продолжил Авдей. – Сын у него пропал. Думали поначалу – разбойники выкрали, но тишина, ни одной весточки о монетной выплате не пришло. Потом думали – зверьё в лесу поело. Да следопыты ни костей, не одеяния его не нашли. А оказалось, как я и думал…

– Ну, и? – в нетерпении перебил рассказчика рыжебородый.

– На днях его сыну пятнадцать годков исполнилось, уж взрослый совсем.

Влюбился он в соседнюю дивчину и отправился в Астрахань за подарком для неё. Отцу да матери побоялся сказать, вот и пропал на тройку дней, в дороге.

– Ха, вот детины пошли! Совсем отца не боятся, – поправляя вожжи, возмутился мужик на брёвнах, – Ну, а чем закончилось?

– После того, как отец погонял его коромыслом, мы отпраздновали, что нашёлся живой. – Авдей стал зажимать пальцы по очереди: – Второй день гуляли на смотринах, третий сватовство, потом венчание, женитьба. Семь дней плясали да праздновали. Да и я там был, как говорится, мёд-пиво пил…

– Авдей рассмеялся.

– Да глянь, какая удачная пропажа! – поддержал его смехом рыжебородый.

– Ну, смех смехом, а у меня две дочурки подрастают, нужно тоже готовиться, вот-вот сваты порог переступят. И что хочу сказать: одной четырнадцать, другой девять, хоть разница не большая, это э-э…, – рыжебородый задумался, высчитывая возрастную разницу.

– Пять! Пять лет, – снова встряла в их разговор Софья.

–Да. Пять, но разница налицо, – рыжебородый на мгновение замолчал и посмотрел на девочку. – А ты, дивчина, откуда такая умная? Овец научилась считать? Ну нет, слишком мала для пастушьего дела. Волки тебя первую съедят.

– Я Соня, – единственное, что успела сказать девочка, за неё продолжил Авдей, незаметно ткнув её в бок, дескать, молчи!