– Да, это Соня. Дочка кузнеца. Вот только что и научилась до двадцати считать, а корову до сих пор выдоить не может. Отклонённая она от дел, дурочкой родилась, – девочка с удивлением посмотрела на своего соседа в телеге.

– Намучилась с ней мать, вот и попросила меня, коль еду на север, отвезти её до близких родственников. Бабка её там живёт.

– Да.. Бывает же такое, – продолжал рыжебородый. – Нет, я своих дочерей с раннего возраста работе учу. В избе порядок, баня натоплена. Я не даю им вздохнуть спокойно, пущай с детства знают, как это всё тяжело даётся. А чуть заленятся, так я взглядом на розги кажу.

– Правильно, чуть дашь слабину – и всё, считай, пропало дитё.

– Эй, там! – с четвёртой или пятой повозки недовольно закричал мужик. – Ну что вы там встали, две версты до дома осталось.

– Что, опять колесо поломалось? – поддержал его другой мужской голос.

– Нет! – повернув голову назад, с хрипотой прокричал рыжебородой. – Нормально всё, едем дальше.

– Трогай, в баньку охота, – снова кто-то закричал.

– Ну, Авдей, прощаться не будем, ибо свидимся, да и ещё не раз.

–Да, Артемий, правда за тобой.

– А ну, пошли! – мужик натянул вожжи. Кони, выдавливая из-под копыт сухую пыль дороги, тронулись в сторону Саратова.

Тронулась и наша повозка с Авдеем, девочкой и собакой, что приморившись на солнце, положила голову на борт телеги и, крутя чёрными зрачками, наблюдала за происходящим вокруг.

– Спасибо вам за дурочку! Которую увозят из собственного дома, – накинулась на Авдея Соня, как только они отъехали подальше от встреченных возов.

Возница широко улыбнулся:

– Ну, это первая мысля, что пришла мне в голову. Мы же не можем каждому встречному говорить, что ты с другого времени. Афанасий Михайлович наказывал беречь тебя как свою голову. Поэтому мы должны держать это в тайне. Хотя бы пока не доберёмся до места.

– Ага. А там, в крепости, вы не оберегали. Сказали, если меня повесят, то вам и ехать никуда не нужно, – протараторила Соня.

Мужчина громко рассмеялся:

– Да кому ты нужна! Кто грех такой возьмёт – дитя вздёрнуть!

– Как? – злобно вскрикнула девочка. – Ты же говорил: одежда моя странная…

– Да, бывает, встретишь заморских гостей, те похлеще тебя одеты. А сказал я так, чтоб выехать поскорей, дорога дальняя.

Софья скривила обиженную физиономию, отвернулась.

– Да ну ты не дуйся!

Соня продолжала молчать.

– Ладно. Прошу прошения за такую шутку.

– Вообще-то я ребёнок и могла испугаться.

– Ну ты и испугалась. Вон как сено начала таскать, – Авдей продолжал смеяться.

– Я не испугалась.

– Испугалась.

– Нет!

– Да!

– Нет! – крикнула девочка.

Авдей больше ничего не сказал. Принял положение лёжа и зажал в зубах соломинку.

Софья, прищурив глаза, посмотрела в голубое небо и тоже ничего не хотела говорить. Дальше они ехали молча.

Время давно перевалило за обед. Солнце стояло высоко, обжигая палящими лучами землю. Наши путешественники продолжали ехать по пыльной сухой дороге, и уже больше часа им никто не попадался навстречу. То ли рядом не было населённых пунктов, то ли попросту люди не решались выйти на тракт в самый разгар жары. Лишь бескрайние степи и зелёные луга тянулись вдаль за край горизонта.

Притомившись зноем, путники сидели молча. Собака и Софья смотрели на прискучивших кузнечиков, прыгающих вдоль телеги. Авдей лежал на сене, не прекращая перебирать в зубах соломинку. В небе парил сокол. А в деревянной бочке, уже наполовину пустой, плюхалась вода.

– А зачем в телеге сухая полынь? – первая за долгое время спросила Соня, положив конец обидам.

Авдей приподнялся:

– Да это, чтоб спать можно было нормально. Её горечь хоть как-то отпугивает блох да клещей.

Девочка брезгливо посмотрела на сено.

– Да ложись, – усмехнулся Авдей, – нет здесь никого. Блохи заводятся, когда долго не моешься.

– Я как раз уже второй день не купаюсь, – с опаской сказала Соня.

– Второй день! – воскликнул мужчина. – Я уже шестой или седьмой день не мыт, и пока ещё и не совсем грязный.

– Сколько? Семь дней, и вы не грязный! – девочка засмеялась. – Нет, вы супер грязнуля. Вы настолько грязный, что вам часа два нужно в ванной сидеть.

– Ни в какой ваний мне сидеть не надо! Я тебя отвезу, вернусь домой и пойду в баню.

– А как часто люди здесь моются?

– Как люди не знаю, я же не смотрю за ними, но я стараюсь мыться часто. Раз в неделю это точно, по субботам.

Соня ничего не ответила, надула щёки и покачала головой.

Собака навострила уши. Вдали послышался чей-то грубый рёв, походивший на вой зверя. Все, кто сидел в повозке, замолчали и стали прислушиваться. Миновали ещё пару десятков метров. Рёв начал переходить в дружный хор, стали различаться слова какой-то, как показалось девочке, совсем нескладной песни.

Пережгла копытца тут кобылка,

За песочек солнышко-то жарко.

Несу я сам на голову злодея палицу тяжёлую,

Несу я сам на шею супостата саблю острую.

Изгоним мы врага с землице нашей

И будем, братцы, праздновать.

Будем пир закатывать, да баллады петь,

Столы поставим да скатертью накроем.

Вино остудим да чарки брагой наполним.

Впереди из-за пригорка появились вооружённые царские стрельцы. Человек сорок или пятьдесят здоровых высоких мужиков, шагающих в шеренгу по четыре человека, они заняли всю ширину дороги.

Авдей отдал команду коню. Повозка свернула на обочину, и толстые стебли травы зашуршали по днищу телеги.

Авдей, положив руку на грудь, наклонил голову в сторону марширующего войска.

Хоть на улице стояла жара, но все солдаты были одеты в красные кафтаны, на голове тоже красные шапки, по кругу отороченные мехом. На груди у каждого располагалась пышная борода. Положив на плечи длинные рукояти топоров (в их отполированной стали сверкали блики солнца и отражалось небо), они высокими сапогами поднимали дорожную пыль.

За стрельцами, сидя на вороных скакунах, ехали несколько всадников. Завершали вереницу повозки. Первая была забита под завязку дубовыми бочками. Вторая мехами. А на последней был собран каркас, обтянутый мешковиной, там висела тушка животного.

Оставив за собой дымку вьющейся в воздухе пыли, они прошли мимо. Авдей уже поднял голову и взялся за вожжи, чтобы выехать на дорогу, как к ним вернулся один из всадников. Девочка его внимательно разглядела. Он отличался от других большим шрамом на щеке и несколькими медными монетами, пришитыми к шапке.

– Приветствую вас! – окликнул всадника Авдей, поклонившись ему.

– Жаркий сегодня день, –воинственно заговорил незнакомец, натягивая вожжи, отчего конь, фырча, начал нетерпеливо топтаться на месте. – Слышали ли вы про набеги разбойников в этих землях?

– Нет, я последнее время ничего не слышал, всё тихо и мирно.

– А куда путь держишь?

– В сторону Самарской крепости, на земли Соснового острова к дальним родственникам.

– А звать как?

– Авдей.

– Значит, говоришь, Авдей, здесь тихо?

– Да, сударь, так оно и есть.

– Ну давай, Авдей, бывай! – проговорил всадник, ударил лошадь пяткой по рёбрам. Та фыркнула и галопом отправилась догонять войско.

Авдей вытер пот со лба и, отдёрнув вожжи, вывел телегу на дорогу.

– Самые что ни на есть царские стрельцы сюда пожаловали, – сразу же заговорил Авдей. – С самой Москвы путь держат. Эх, как же Махлайка всех замучил, что аж такие господа за ним пожаловали!

– А кто это такой, Махлайка?

– Федот Махлай, уж по батюшке не знаю, как его. Ну, в народе прозвали Махлайкой. Атаман и налётчик. Понравились ему земли Саратовские, вот он и устраивает сюда свои набеги, грабит людей. Сколотил банду бездельников и любителей лёгкой наживы, – Авдей замолчал, задрал свою рубаху и вытер пот с лица, пот, который от знойной жары уже скатывался капельками. – Вот и не даёт Махлайка покою люду местному, – продолжал он. – Сначала начали скот уводить, что на поле пасся. Потом осмелела его банда, почувствовала безнаказанность, да стали разбойники средь белого дня купцов да бояр обирать. Забирали всё – и лошадей, и товар, – ничем не брезгали. Ну, а потом вообще, храбрости набравшись, на маленькие деревушки стали нападать. Местные мужики, конечно, собирали дружину, искали их по лесам да засады ставили. Бесполезно всё, будто у них чутьё какое-то на острую саблю противника. Ну, а этой весной нарвались они на того, кого им стороной обходить нужно было. На боярышню одну, что с Самарской земли заездом здесь оказалась. Коней у неё забрали вместе с колымагой и всем, что в ней было. А её, извозчика и трёх лиц охраны не тронули, отпустили. Шли они пешком до первого постоялого двора. Как раз туда, куда мы сейчас путь держим. А у этой барыни родственники в Москве на царской службе у Фёдора Алексеевича. – Авдей снова прилёг. – Ну и, смотри, двадцати дней не прошло, как стрельцы саратовские дороги топчут. Ну, а этот, кто к нам на вороном подскакал – главный у них. Видела, сколько монет на его шапке пришито?