И я бы обломала этого самовлюбленного хитреца прямо сейчас, если бы не необходимость в проводнике. Одной слишком опасно ходить по этим лесам. Увы, но помощь Харитиона была важной деталью в пазле успешного побега. Нельзя было ей пренебрегать. Поэтому роль сопливой дурочки прочно обосновалась на моем лице на последующие дни. Я даже позволяла брать себя за руку и обнимать. Что я, нецелованная какая-то или невинная? Ха! Даже близко нет. То, от чего неопытное птичье сердечко феникса замирало и пропускало удар, у меня вызывало приступ смеха. Прям как дети, честное слово. За ручки держимся, по щечке поглаживаем, томно шепчем на ушко. У меня от этих яселек ни одна мурашка носа не показала на коже. Благо в игре невинности хорошо помогал холод, вот кто рождал перманентно гусиную кожу на руках.

– Мы почти добрались. Остался один ночной переход, – сообщил дракон, нежно поглаживая меня по плечику, пока я просыпалась. Солнце уже касалось горизонта, а это означало, что лагерь пора сворачивать.

– М-м, – я потянулась, ощущая все "прелести" сна на сосновых ветках и покрывале под открытым небом.

Спину ломило, поясница онемела, руки затекли, а задница и бедра отваливалась от верховой езды. Казалось бы, при чем здесь ноги? А при всем. Кто не ездил на скакунах, тому не понять, несколько страшно свалиться вниз. Именно поэтому несчастные бедра и голени сжимают бока животного, чтобы хоть как-то удержаться в седле. От вечного напряжения потом крутит ноги и хватает судорога. Особенно это ощущается во сне. Неудивительно, что к концу нашего путешествия я была злая, уставшая и невыспавшаяся. Словом, готова была убивать.

В моей голове все еще не складывался план брюнета отправить меня в академию и при этом завоевать сердце. Одно другому противоречило, поэтому я все время проверяла маршрут, убеждаясь, что мы не отклонились от курса. По моим прикидкам дракон как раз должен был в ближайшее время саботировать мой побег и предложить иной выход из сложившейся ситуации. Последний день, последний шанс.

Я очень удивилась, когда до самого утра ничего не произошло. Неужели этот принц настолько самоуверен, что надеется на мой добровольный отказ от академии?

– Мы подъезжаем, – произнес брюнет, когда мы, наконец, выехали из леса к подножию нужной мне горы. – Не могу поверить, что мы не увидимся больше, пуговка.

Да-да, теперь у нас были милые прозвища для влюбленных. Я пуговка, а он Хрюша. Естественно гордый дракон опешил от подобного никнейма, даже возмутился, но на то я и влюбленная сопливая принцесса, чтобы надуть губы и сказать: "Тебе что, не нравится? А я так старалась. Это же мои истинные чувства." Последнее, кстати, чистая правда. И все, дракон с его гордостью повержен и зовется Хрюшей на постоянке. Скрипит зубами, давит улыбки и терпит, терпит. Лишняя жизненная энергия она такая, труднодоступная и немного хамоватая. Чего не сделаешь, ради долголетия.

– Я тоже не могу в это поверить.

Вот только в отличие от брюнета, я не верила своим глазам. Неужели я, наконец, добралась до своей свободы?

На склоне огромной горы стоял величественный черный замок и переливался красным в лучах своевременного рассвета. Пять башен, огромная ширина и чудесный Веселый Роджер на флаге академии. Но даже мрачность места, в котором я собиралась провести пять лет своей новой жизни, не могла отпугнуть меня. Я была просто в восторге. Дракон забылся, его потуги сблизиться тоже. Я просто ударила Филю по бокам и помчалась к своему спасению на всех парах. Вот только я забыла, что малиоли, это обычные козлы, которые не могут переходить в нормальный галоп. Они переходят на скачки. Подлетают в воздух, зависают там, потом приземляются всеми четырьмя конечностями, отталкиваются и снова в воздух. Стоит ли говорить, как подкидывает бедного всадника верхом на козле? Ты как болванчик из той самой игры в охоту на крота, который выскакивает из отверстия и прячется в него с огромной скорость, чтобы по нему не попал дубинкой игрок и не заработал очки. Вот только по мне, похоже, попали, забивая в землю.

Вспоминая мой бешеный скач к академии, думаю, именно он не дал первой стреле убить меня мгновенно. Огнем обожгло грудь, но я не скончалась сразу, а ощутила весь ужас, страх и боль перед таким желанным забвением. Странно, но я почему-то достала палочку-выручалочку и из последних сил ударила ей по шее остановившегося малиоля. Я понимала, что, скорее всего, Филипп единственный, кто может меня спасти. Однако, когда вторая стрела добила меня, то я с облегчением подумала, что менеджер хотя бы доживет свою жизнь человеком. Странные мысли для умирающего. Какие-то даже благородные мысли, не свойственные такой циничной стерве, как я.

Темно, тепло, тихо, хорошо. Даже не знала, что после смерти бывает так приятно. Будто нежишься в объятьях матери или спишь в ее утробе, ожидая рождения. Полная защищенность.

– Ну, ты почти права.

Приятные мысли прерывает голос. Определить его принадлежность к какому-либо гендеру мне не удалось. Отвечать не хотелось, хотелось продолжить нежиться в тишине.

– Будет у тебя еще время понежиться. А сейчас открывай глазки, соня, – мягко пожурил голос, после чего я действительно открыла глаза.

Передо мной в воздухе, посреди вселенной, что разворачивалась планетами, звездами и туманностями вокруг, зависло странное нечто. Без лица, лишь какие-то привычные очертания: туловище, две руки, две ноги, голова. Непонятный персонаж был неприятен на вид, да и не вызывал доверия. Скорее отталкивал, как и его пугающе-нежный голос, исходящий непонятно откуда, ибо рта у нечто не было.

– А вот это было неприятно, – кажется, чудовище оскорбилось. И, кажется, оно читает мои мысли.

"Ну и страхолюдина." – Я пыталась не думать в подобном ключе, но не преуспела. Язык за зубами гораздо проще держать, чем мысли.

– Впервые Красоту называют страхолюдиной, – нечто не обиделось, скорее удивилось и озадачилось. И да, говорить я не могла. Только думать. Пришлось задавать вопросы мысленно.

"Ты Красота? Всамделишная?"

– Именно. Самое прекрасное, что может быть на земле, – я услышала улыбку в голосе, но вот внешне с фигурой передо мной ничего не происходило. Она будто не двигалась вовсе.

"Я так понимаю, ты та Красота, которая внутренняя". – даже смешно стало от своей шутки.

– Каждый видит в силу своей красоты, – фигура раздосадовано вздохнула и опустила слегка голову. Чем вздыхала, не ясно.

"Да не важно. Интереснее то, какого черта меня в аду встречает Красота а не дьявол с отрядом чертей и вилами?"

– А ты хотела бы оказаться в аду?

"С ума сошла? Да кто хочет оказаться в аду?" – все-таки этот персонаж без кожи и одежды, состоящий из непонятно чего серого цвета с разными не анатомическими уродливыми наростами, впадинами и выпуклостями не походил на того, кто решает мою судьбу.

– Тогда почему ты заговорила об этом? – и фигура заинтересованно склонила голову набок. Как любопытный манекен, оплавившийся после пожара.

"А мне с моим родом деятельности только туда. Я не питаю ложных надежд на свой счет".

– Забавная, – снова мне послышалась улыбка, которой я не видела. – А у надежды есть на тебя свои планы.

И как только отзвучало последнее слово в непонятном космосе, в котором в принципе не может быть звуков, все завертелось и исчезло, оставляя темноту. Сперва ничего не появлялось, но постепенно где-то вдали начал появляться мягкий красноватый свет. Он разрастался, покрывался более яркими прожилками и становился более приглушенным. И вот я уже легко могу узнать картину перед собой. Солнце, проникающее сквозь закрытые веки так, что видно сосуды.

Во второй раз открыть глаза после окончательной смерти я не ожидала. Было уже не так неожиданно, и паника не спешила накрывать с головой, однако все равно было не по себе. В этот раз я лежала в какой-то хижине из прутьев и бревен. По крайней мере потолок надо мной был плетеным и выглядел не очень надежно. Когда я попыталась сесть, то у меня ничего не получилось. Начала шевелить головой, а она не слушалась. Поворачиваю влево, а она запрокидывается, вправо, уходит куда-то в диагональ. Полный разлад тела и разума. С ногами и руками та же история, полностью захвачены хаотичными движениями.