Свободный тоже нуждается в заботе и любви. Каждый бродяга мечтает о семье. Грязный, вонючий, но его можно отмыть, причесать и приодеть.

— Не смейте ее сливать с Первым! — кричит Ноа и пускается в бег. — Это будет полная жопа, ребятки! Я вам серьезно говорю! Он же мне мозги промоет своей надеждой и верой в лучшее и я стану его мужем! Ну, нахер! Нахер!

Бродяга с воплями скрывается за углом, и обиженно бурчу:

— Это все потому, что у него женщины нормальной не было.

— Ты меня, конечно, извини, но назвать тебя сейчас нормальной язык не поворачивается, — Агатес чешет бровь.

Карн хватает меня за руку и утаскивает в разрыв, потрескивающий радужными всполохами. Тошнота и головокружение отвлекает меня от раздумий о многомужестве и возможных любовниках, которые будут нуждаться во мне. Выскакиваем в темный, затхлый подвал и меня выворачивает на пыльный пол.

— Против, — слышу злой и глухой голос Висельника. — Она моих шестерок в содомитов обратила.

— Они изначально были такими, — вытираю губы и сердито гляжу на рябого урода, который восседает на продавленном кожаном кресле за низким столом. — Просто стеснялись своих чувств.

Ноа скалится кривыми зубами, наклоняется к столу и шумно втягивает дорожку из белого порошка.

— Образина рыжая. Еще и Колдуна на меня натравила.

— Если ты извинишься передо мной, то я тебя прощу.

— У нас по всепрощению Ноа Милосердный, — Висельник глядит меня исподлобья и трет нос. — А ты у нас любвеобильная сука. И я не прочь…

Мужчина кидает беглый взгляд на мрачного Агатеса и замолкает, откинувшись назад, но потом все же говорит:

— Но я тоже достоин любви.

Порочный, жестокий изверг, в котором нет даже тонкой нити сожаления или стыда. Я испытываю лишь отвращение и презрение.

— Я не виноват, — ухмыляется Ноа. — Таким рожден, куколка. А вдруг ты постараешься и исправишь меня? Любовь меняет человека к лучшему, разве нет?

— Тебя не исправить, — Агатес качает головой.

— А вдруг?

— Такие, как ты, убивают и топчут любовь, — я окидываю взглядом Ноа. — Насилием, издевательствами, унижением. Нет, Висельник. Во мне еще остался здравый ум и он говорит, что ты медленно и изощренно уничтожишь меня и обратишь в ненависть и отчаяние.

— И это был бы отличный союз, — насмешливо отзывается мужчина.

— Какой ты омерзительный, — Карн кривится и опять тащит в вибрирующие магией тени.

Выныриваем к телефонной будке. Я содрогаюсь в очередном спазме тошноты и гляжу на Ноа Ярого, который пьет кофе и кого-то зорко высматривает в прохожих.

— Против, — бубнит Четвертый в бумажный стаканчик. — Наворотит дел, а у Первого опыта побольше.

— Нечестно! — взвизгиваю я, когда Агатес молча толкает меня сквозь прореху реальности. — Я пусть и не опытная, но старательная!

Оказываемся во внутреннем дворике небольшой церкви. Толпа грязных потасканных людей стоят у столов и Сестры Милосердия накладывают в миски горячий обед и подают кружки с кофе.

— На все воля Божья, — говорит рядом пожилой священник с залысинами и протягивает мне крохотный крестик на тонком шнурке, — а Источник — его свет, который избрал тебя, дитя.

— Другого от тебя и не ожидал, — неодобрительно фыркает Агатес.

— Спасибо, — торопливо выхватываю крестик, прячу в карман и меня в который раз кружат тени в водовороте междумирья.

Портал выплевывает в просторный кабинет, заставленный книжными шкафами.

— Это против логики, — недовольно отзывается Ноа Шестой за столом, заваленным книгами, и отмахивается. — Прочь.

— Твое существование тоже нелогично! — возмущенно восклицаю и сжимаю кулачки.

— Человек должен оставаться человеком, — мужчина недовольно глядит на меня, как на провинившуюся двоечницу, — Венди Бэлл. Вы бы лучше, юная леди, думали об учебе, а не любви и случайных связях с Колдунами и Божествами.

— У меня каникулы! И экзамены я сдала на отлично! — топаю ногой.

— Это ничего не меняет! — кривится Ноа и утыкается в книгу, отмахнувшись от меня. — Уходите!

Меня утягивает пустота и выбрасывает в узкий коридор общежития. Стены обшарпанные, потолки низкие, а из-за дверей доносится громкая музыка, голоса на повышенных тонах и сладкий травянистый запах.

— Обожди, брат, ко мне гости, — одна из дверей открывается, и в коридор выходит улыбчивый Ноа под номером Восемь. — Конечно, я "за".

— Почему? — уныло спрашивает Карн.

Мужчина протягивает мне крохотную фигурку лягушонка из белой кости и подмигивает:

— Потому что она милая. И любовь с красотой у меня ассоциируется прежде всего с женщинами.

— Ты тоже милый, — аккуратно беру с его ладони лягушонка и вглядываюсь в спокойные глаза. — А у тебя есть дама сердца?

— Возможно, ею станешь ты? — лукаво улыбается Ноа Гость и изгибает бровь.

— Совести у тебя нет никакой, — Карн толкает в грудь хохочущего духа. — Это наша женщина.

— Ноа никому не принадлежат, — смех у мужчины глубокий, бархатный и завораживающий. — И поздновато вы сообразили, что это ваша женщина.

— Да к черту тебя, — шипит Агатес, требовательно уволакивая в бездну.

Хохот Ноа оглушает, и Колдун шепчет мне на ухо:

— Его тоже в мужья захотела?

— В любовники.

— Вот же сука, — беззлобно смеется и выталкивает к Ноа Восьмому, который уверенно удерживает в руках грохочущий отбойный молоток и долбит им асфальт. Вокруг шум, крикливые рабочие, пыль и строительный мусор.

— Против! — кричит сквозь грохот Ноа. — И валите нахрен отсюда!

— Почему?! — мой вопль тонет в рокоте отбойного молотка.

— Потому что дура наивная! Будет много проблем!

— Не будет! Я и тебе найду любимую! А, может, сама схожу несколько раз на свидание!

Мое несогласие глотает тишина очередной потусторонней прорехи. Теперь мы стоим в огромном светлом кабинете с мраморными стенами, хрустальной люстрой и большим дубовым столом, за которым сидит Девятый и лениво поглаживает пушистого и недовольного белого перса на руках. Кот щурится, и его приплюснутая морда становится еще более подозрительной и высокомерной.

— За, — Ноа придвигает к краю стола золотую ручку.

— Чего?! — Агатес возмущенно выпучивается на толстяка. — Ты серьезно?!

— Вполне, — мужчина ухмыляется. — Лишь бы тебе поднасрать. Я злопамятный, Колдун. Я просил у тебя помощи, а ты?

Подхожу к столу и прежде чем взять ручку, тихо спрашиваю, вглядываясь в морду кота:

— А можно погладить?

Зверь лениво выворачивается из рук Ноа, заползает на стол и снисходительно трется мордой о мою протянутую ладошку и выгибает спину, вздернув шикарный хвост.

— Какой ты красивый.

— Марсель, — самодовольно улыбается Девятый.

— Я восхищена, — перевожу взор на обвисшее лицо Ноа.

Марсель потягивается, вздернув пушистый зад, и игривой лапкой скидывает со стола золотую ручку.

— Ты же мой пупсик, — чешу за ушком урчащего кота, и тот возвращается к хозяину на руки.

— Я тоже злопамятный, Ноа, — слышу тихий и вибрирующий угрозами голос.

— Вот и поговорили, — мужчина кладет ладонь на спину Марселя и щерится в улыбке.

Наклоняюсь, подхватываю с пола ручку двумя пальцами и благодарю Девятого. При взгляде на меня его улыбка смягчается. Совсем не красавец, но есть что-то в его глазах. Да и тот, кто любит животных…

— Ох, Рыжая, — тянет меня за руку Карн, — как быстро ты свыклась с ролью Ноа. Я обескуражен.

— Мы к Последнему? — спрашиваю с надеждой и предвкушением.

Агатес с укором оглядывается на меня. Он уже не скрывает жгучую ревность, потому что видит в Последнем Ноа серьезную угрозу. Шагаю в трепещущее призрачное облако за молчаливым Карном и в свободном полете через пустоту обнимаю его:

— Ты такой милый, когда ревнуешь.

Вываливаемся гурьбой из лифта в кабинет Ноа Последнего, который со вздохом отвлекается от планшета и откидывается на мягкую спинку кресла.