— Идем к Ноа, — я коварно улыбнулась. — Он мне не нравится. Циничный и беспардонный мужик, но пусть увидит тебя. Пусть знает, каким он мог быть. А еще Карн и Агатес обзавидуются, что не они тебя нашли, а я.

— А они меня и не искали, — юноша обиженно потянул меня за собой, крепко сжимая ладонь. — Даже не пытались. Они просто смирились, что Ноа Первого давно никто не видел и его не найти.

Мы вынырнули из закоулка и чуть не столкнулись с Агатесом и Карноном лбами, но они вновь прошли мимо, тихо переругиваясь между собой. Божество обвиняло Колдуна в том, что он позволил мелкой рыжей паршивке влюбиться в себя и сам расслабился, как старый тюфяк.

— Он человек, — Ноа оглянулся, свел брови вместе, и его хорошенькое лицо омрачилось печалью. — Пусть и очень древний! Ему положено влюбляться и делать глупости! Таким он рожден, рогатая ты голова!

Однако ни Агатес, ни Карн не услышали его слов и скрылись среди прохожих. Юноша вздохнул и продолжил путь, стискивая мою ладонь. Первый мне определенно нравился — в нем сквозил детский восторг и вера в лучшее.

Я никак не ожидала, что Первый потянет меня в метро. Почему бы ему, как Агатесу, не протащить нас через волшебный теневой портал сразу к стеклянной башне Ноа Последнему? Нет, мы спускаемся по эскалатору, и юноша с восторгом озирается по сторонам, крепко сжимая мою ладонь, словно боится, что я убегу.

— Нам обязательно держаться за руки? — тихо спрашиваю и почему-то краснею.

— Ой, прости, — взволнованно говорит Ноа и стискивает в удушающих объятиях.

Девушка, проезжающая мимо на соседнем эскалаторе, что движется вверх, смущается, глядя на нас, и прячет улыбку в шелковый шарфик.

— Ноа… — хриплю я в грудь чудака. — Что ты делаешь?

— Ты же хотела, чтобы я тебя обнял, — спокойно отзывается юноша. — Я и обнял.

— Вовсе нет, — отвечаю и зажмуриваюсь. — Но спасибо.

Ноа раскрывает руки и опять хватает меня за ладонь. Ничего не понимаю и растерянно смотрю в лицо Первого:

— Зачем ты меня держишь за руку?

— Людей сюда привели смелые мужчина и женщина, у которых из имущества было несколько скромных котомок, — восторженно шепчет юноша. — Когда они увидели непроходимый лес, непаханые поля, то почувствовали себя очень слабыми и маленькими, но потом они взялись за руки и надежды их окрепли. Тогда и родился я. Ноа Первый.

Ответ духа, конечно, мне особо ничего не пояснил, но согрел сердце. Мне на секунду кажется, что я вижу парочку бесстрашных первопроходцев и других поселенцев, что стоят за их спинами, и глупо улыбаюсь. У нас все получится, мы возведем дома, устроим жизнь и будем счастливы.

— И вы счастливы? — спрашивает Ноа, и мы ныряем в полупустой вагон.

— Думаю, что да, — неуверенно отвечаю. — Однако человек не может быть всегда счастливым.

— Но всегда есть надежда, что все будет хорошо. В скором времени, — улыбается Ноа и усаживается на потертое сиденье, утягивая за собой.

Он задумчиво оглядывает нескольких хмурых людей напротив, которые уткнулись в смартфоны, и щелкает пальцами. На секунду лица незнакомцев озаряет мягкая улыбка, будто они увидели в экранах телефонов что-то очень вдохновляющее. Возможно, так оно и есть. Надежда возгорается и от слабой искры. Например, от видео с котятами. Почему нет?

— Духи и правда влюбляются один раз и навсегда? — неожиданно спрашиваю я и испуганно замолкаю под удивленным взором Ноа.

— А вот я, допустим, — лукаво отвечает он и широко улыбается, — влюблен во многих. И в тебя в том числе.

— Что?! — я вскидываю бровь.

— А еще я влюблен в метро, — восхищенно оглядывает грязный вагон. — И в памятник перед мэрией.

— Это не совсем та любовь, о которой я говорю…

— Это начало, — обиженно возражает Ноа. — И однажды я тоже полюблю, как Карнон.

— А, может, не надо? — складываю бровки домиком. — Потом будешь страдать от любви, если ты, конечно, втрескаешься не в памятник. С памятником будет попроще.

— Я скажу тебе по секрету, — юноша наклоняется ко мне и заговорщически шепчет на ухо, — но ты только никому не говори, хорошо?

— Хорошо, — несмело киваю.

— Я уже рамзышлял, как украсть памятник с площади, — весело шелестит Ноа, — но потом передумал. Пусть и другие им любуются. Он же тебе тоже нравится?

Памятник перед мэрией воздвигли в честь первого главы города Брона Фильтона. Судя по бронзовому суровому лицу и горделивой осанке, мужик был харизматичным лидером. Да, я не удосужилась узнать, чем такими важным выделилась среди остальных эта историческая личность, но статуя впечатляла деталями и от нее веяло какой-то уверенностью и решительностью.

— Да, симпатичный памятник, — соглашаюсь и замолкаю.

— Вот и я о том же, — Ноа откидывается назад. — Хорошим человеком был. Только вот в старости в маразм впал.

Из соседнего вагона вышел молодой темнокожий мужчина в потасканной одежде с чужого плеча — светлые вельветовые штаны с вытянутыми коленками и безразмерная куртка поверх плотной толстовки, под которой виднелся ворот клетчатой рубашки. Он почесал мелкие короткие кудряшки на макушке, и я заметила серебряный перстень с черным камнем на мизинце.

— Ноа! — восклицает незнакомец и с резким и отчетливым акцентом продолжает. — Друг! А ты тут какими судьбами?

— Он тебя видит? — я в изумлении гляжу на юношу.

— Конечно, видит, — фыркает незнакомец, плюхается по другую сторону от Первого и панибратски приобнимает его за плечи, вглядываясь в мое лицо. — Мы же братья и у нас много общего. Я же тоже покровительствую переселенцам, как и наш первенец.

Вот я и встретила Ноа Восьмого. Ноа Гостя. Он был неопрятен, взбудоражен и улыбчив.

— Да я до сих пор не могу понять, какого черта ты появился? — юноша недовольно и наигранно кривится, когда Ноа треплет его за волосы, но тут же улыбается. — Кто я такой, чтобы оспаривать волю Источника?

— А это твоя подружка? — мужчина скалится на меня. — Рыженькая. Хитрая лиса.

— Уж чего во мне нет, — разочарованно вздыхаю, — так это хитрости.

— Но камушек у Колдуна умыкнула, — Первый заливисто смеется.

— Агатес сам его у меня оставил, — бурчу и пристыженно отворачиваюсь.

— Если так, то не отдавай, — ухмыляется Гость. — Агатес не сможет вернуть то, от чего сам по глупости отказался. А вот если бы украла… Тогда плохи были бы твои дела, лисица. И очаровательные веснушки бы тебя не спасли от гнева Колдуна.

— Да чего вы к моим веснушкам прикопались? — обиженно и зло смотрю на Восьмого. — Хорошие веснушки! Красивые!

Тот выуживает изза пазухи карамельку в ярко-желтом фантике и с примиряющей улыбкой протягивает мне. Выхватываю конфетку и прячу в карман, насупившись злым ежиком. Строгий женский голос объявляет очередную станцию, и Ноа Гость спешит к выходу.

— Береги себя, — Первый провожает Восьмого встревоженным взглядом. — Я слышал, кого-то из ваших на днях поймали с просроченными визами.

— Не в первый раз, — мужчина оглядывается. — Я предупреждал ребят быть осторожными, но люди редко ко мне прислушиваются.

Ноа покидает нас, и Первый вздыхает:

— Напридумывали правил и ограничений, а страдают обычные люди, которые нуждаются в защите и безопасности.

Мне нечего возразить, поэтому я просто молчу и думаю о том, как бы мне аккуратно и незаметно вытянуть вспотевшую ладошку из крепкой хватки юноши. Это, конечно, мило держаться за ручки, но пора бы и честь знать. Мы же не близкие друзья и не влюбленные. В вагон вваливается парочка, которая на глазах незнакомцев у дверей с хихиканьем сладко целуются. Взбудораженный Ноа переводит на меня немигающий взгляд и медленно выдыхает.

— Нет, — я отшатываюсь от него.

— Я тоже хочу любить, как это умеете вы, — юноша строит жалобную моську. — И любовь рождается из поцелуев. Верно?

— Нет, — я качаю головой, медленно вытягивая ладонь из пальцев Ноа. — Не всегда.

— Тебе жалко, что ли? — он перехватывает мою руку и прижимает к груди. — Давай, я буду тебя любить?