— Не хотела тревожить, — несмело улыбаюсь и тихо спрашиваю. — Что это за место?

— Тут наши загадывают желания.

— Наши?

— Те, кто ищет дом и новую родину, — усмехается женщина и закуривает от пластиковой зажигалки. — Но судьба улыбается только тем, кому посчастливилось встретить Диина, но многие слепы и часто не узнают его.

— Ты про Ноа Гостя?

— Возможно, про него, — кивает женщина. — У него много имен, потому что каждому он представляется по-разному.

— Меня сюда конфетка привела, — высовываю кончик языка, на котором тает последний осколок карамельки.

— Ну, раз Диин тебе улыбнулся, то загадай желание и брось монетку.

Подхожу к фонтану, стискиваю в пальцах монету и оборачиваюсь на женщину:

— А вы загадали свое желание?

Женщина выглядит уставшей, печальной и отчаявшейся. Глубокие морщины на переносице — следы сожаления и большой вины.

— Нет, милая, — незнакомка выдыхает густой дым и горько усмехается. — Мне Диин не встречался и не улыбался. Я тут сижу в слабой надежде, что он придет, но я знатно проштрафилась и он не отвечает на мой зов.

— Чего вы бы попросили? — мое любопытство не знает границ.

— Сына вытащить из банды, — кривится женщина. — Добром это не кончится, но кто слушает матерей, когда кровь кипит молодостью и безрассудством?

Протягиваю монету женщине. Разве мои проблемы сравнятся со страхом той, чей сын по глупости оказался не в той компании? Если фонтанчик действительно исполняет желания, то пусть ребенок вернется к маме.

— Дурная, — фыркает женщина. — Кто ж разбрасывается благословением Диина?

— Я разве разбрасываюсь?

Незнакомка тушит окурок о подошву ботинка и пристально смотрит на меня:

— Я была плохой матерью. И это я не доглядела за сыном, потому что валялась днями и ночами обдолбанная вусмерть.

— Это не важно.

— Ты должна знать, кому отдаешь благословение Диина, крошка. Я обманщица, воровка и старая дрянь. Если я приму твой дар, то велика вероятность, что я начхаю на Бо и потребую денег, наркотиков, алкоголя и силиконовых сисек.

— Сиськи вам зачем? — в изумлении медленно моргаю.

— Всегда хотела вставные сиськи.

— Бо — имя вашего сына?

Женщина кивает, а я отворачиваюсь к фонтану, прижимая монету к груди. Я не знаю, кто такой Бо и как он выглядит, но Вселенная должна понять посыл моего желания. В конце концов, звезды будут поумнее меня.

— Хочу, чтобы Бо ушел из банды.

Подбрасываю монетку в воздух, и она искрит в лучах солнца, а затем с тихим бульканьем ныряет под зеленую ряску.

— И откуда ты такая взялась? — со лживым недовольством кряхтит женщина.

— Может, я тут, потому что Диин услышал ваши молитвы? — подхожу к ней и присаживаюсь рядом. — И он знает, что у вас велик соблазн пожелать вставные сиськи и поэтому подослал меня. Меня мои сиськи устраивают.

— Спасибо, — бурчит женщина и взирает на фонтан. — Зря ты…

— Если бы у меня был сын в банде, я бы, может, и не была такой доброй, — вздыхаю и поправляю юбку.

Женщина бросает на меня блеклый взгляд, встает и медленно шагает прочь. Смотрю на шрам. Нет, вырваться из преступной группировки куда сложнее и опаснее, чем избавиться от сделки с Божеством и Колдуном. Мне, в отличие от Бо, не угрожает смертельная опасность и месть бывших дружков. Капризы и истерики двух дураков переживу. И у меня еще остался амулет, что грел грудь мягким теплом.

Закрываю дверь и прислушиваюсь к тишине. Соседка уехала на несколько дней с коллегами в небольшой отпуск, однако в квартире я не одна. Агатес и Карнон здесь. Устало прохожу на кухню, игнорируя молчаливых гостей, сидящих за пустым столом, и открываю холодильник под их мрачными взглядами.

— Где ты шлялась? — строго спрашивает Колдун.

Разворачиваюсь к наглецу и открываю бутылочку газировки:

— А ты мне кто, чтобы я перед тобой отчитывалась? Муж? Бойфренд?

— Отдай камень.

Сажусь за стол, делаю очередной глоток и отрицательно мотаю головой.

Молчание, что прерывается моими жадными глотками. Карн прищуривается, когда я слизываю сладкую капельку со стеклянного горлышка и шумно выдыхает. Улыбаюсь — маленькая и безобидная провокация удалась. С плеча Агатеса на стол прыгает Чуба, подбегает и с писком поднимает передние лапки. Лью немного газировки в крышечку и придвигаю к пауку.

— Чуба, — шипит Агатес. — Тебе нельзя сладкое.

— Почему?

Паук всасывает угощение и падает на спинку, истерично перебирая лапками.

— О, Господи! — вскрикиваю и аккуратно подхватываю Чубу на ладони. — Не умирай! Я же не знала!

Паук тает в руках в липкую субстанцию и просачивается сквозь пальцы на стол черной лужей, которая вновь обращается в дергающегося паука. С визгом и в холодном ужасе прижимаю ладони ко рту. Я убила демона кошмаров сладкой газировкой со вкусом малины! Через секунду, что показались мне вечностью, Чуба подскакивает на восемь лапок и возвращается к ухмыляющемуся Колдуну.

— Это не смешно, — с сиплым осуждением говорю Агатесу. — Я чуть не поседела.

Чуба что-то скрипит на паучьем, и Колдун кривится:

— Ему жаль, что ты испугалась, — и строго добавляет, — а вот мне нет. Отдай камень.

Хочу спросить, а что Колдун предложит мне взамен, но становится совестно. Я не из тех, кто торгует душами и даже их кусками, но и возвращать камень тоже не согласна. Пусть остается у меня. У сердца.

— Дохлый номер, — подытоживает с ехидной улыбкой Карн.

— С хрена ли ты такой довольный? — Агатес с возмущением глядит на друга.

— Покажи камешек, — кудрявый стервец поддается в мою сторону, и в его зелёных глазах пляшут огоньки лукавства.

— Показать покажу, но не отдам.

Выуживаю из-под ворота блузки амулет, и мне кажется, что сияет он ярче. Агатес стискивает зубы до скрежета, и воздух вокруг него вибрирует темными всполохами.

— Потрогать можно? — тихо и с наигранным придыханием спрашивает Карн, вглядываясь в глаза. — Я буду нежен.

— Нет, нельзя, — шипит в ответ Агатес.

Медленно киваю. Карн касается пальцами амулета, и Колдун резко хватает друга за плечо, чтобы остановить его от опрометчивого шага. Чувствую как искра света из амулета растекается по моему телу и волной переходит к Божеству в желании вернуться через него в сердце Агатеса.

Зрачки Карнона расширяются, и он смотрит на меня иначе, чем прежде — с удивлением и растерянностью. Божество сипло выдыхает и через несколько секунд молчаливого смятения убирает руку, и вспышка чужой души возвращает в амулет. Агатес сглатывает и недовольно отворачивается от оторопевшего друга.

— Я удивлен, — тихо обращается Карн к Колдуну.

— Заткнись, — пристыженно цедит сквозь зубы тот.

— Насколько сильно он в меня втрескался? — спрашиваю я и подпираю подбородок кулачками, хитро вглядываясь в лицо Божества. — Надеюсь так сильно, что не мог спать ночами.

— Я не буду отвечать, — говорит Карн и отводит взор, — из-за мужской солидарности

Агатес с укором глядит на меня и пренебрежительно фыркает, но раз Карн был так впечатлен, то Колдун влюбился, как школьник. Это невероятно льстит и печалит. Рисую в голове, как Агатес признается мне в чувствах, почему-то со слезами, и я с восторгом отвечаю ему взаимностью. И тоже плачу. Тихо всхлипываю от осознания того, что этого никогда не произойдет и под изумленными взглядами гостей смахиваю слезу.

— Раз нашли, как войти, — я встала из-за стола, — то найдете и выход.

— Вот это хамство, — охает Агатес и смеривает меня взглядом. — Мало того что воровка, так еще и невоспитанная и негостеприимная.

— Хамство — приходить без приглашения.

Гордо вышагиваю мимо Карна и Агатеса, выдавливая из себя желание посидеть с ними еще чуток и поболтать, но никто из них во мне не заинтересован, поэтому не стану навязываться с душевными разговорами. Лучше почитаю. Что-нибудь о любви и благородных рыцарях, которые спасают красивых и одиноких дам.