– Вы разговаривали с ним перед нападением. Так же?

– Ну.

– О чем?

– О литературе, еще о всякой хрени. – Элай опять пожал плечами. – Не вижу связи с вашей работой.

– Давайте, я буду решать? – мило улыбнулся Льюис. Наверное, все же омега. Только омеги могут так себя стервозно вести. Элаю он все больше и больше не нравился. Элай его уже не переваривал. Бесился.

– Давайте. – Охотно согласился Элай.

– Кто-нибудь мог желать смерти мистеру Блейзу. Олиа. – Акцент усилился. Имена этот омега произносил совсем непонятно для Элая.

Мистеру Олиа Блейзу смерти желали как минимум сто человек. Элай себя к этому кружку тоже мог бы относительно отнести. Было бы смешно, если бы Олиа никто не хотел убить. Хотелось сказать про Тая, но Элай понимал, что без него разберутся. Если Олиа не умер, а он, скорее всего, не умер, то сам решит, что делать со своим братиком. И Керхман, видя сомнения, спокойно молчал.

– Я здесь недавно, и я с ним мало общаюсь и не вникаю в его проблемы.

– То есть, не знаете.

– Не знаю.

Льюис из офиса прокурора ему не поверил, но все-таки отстал.

– Сможете в случае необходимости официально дать такие же показания? – спросил он, показывая, что уже собрался уходить.

Элай согласно кивнул. Вопрос формальный. Он обязан это делать, если с него спросят. Тут не отвертишься, как ни хитри.

– Мистер Керхман, – снова исковеркал фамилию омега, – это все. На днях приеду я или мой напарник. Сообщите, когда мистер Блейз сможет разговаривать с нами.

– Конечно. – Керхман кивнул.

Через пять минут Льюиса в кабинете уже не было. Керхман немного повеселел, но все равно был серьезным и отрешенным. Элая никто не прогонял, видимо, он был еще нужен.

– Он омега или бета? – все-таки спросил Элай.

Керхман не выдал интереса на этот вопрос.

– Омега.

– Я ничего не имею в виду, но он сука.

Керхман слабо улыбнулся уголками губ, приспустил галстук и снял очки. Стал моложе сразу лет на пять. Выглядел до того молодо, что Элай бы никогда не поставил его на ту должность, какую он занимает сейчас.

– Характер трудно побороть, Эванс, сам же должен это знать лучше всех. – Керхман встал со своего места. – Он разговаривал с тобой почти мило.

– Не похоже.

– Я давно его знаю. А он знает про твоего отца.

Керхман потянулся к большому телефонному аппарату на столе, нажал кнопку связи с секретарем. Элай понял, что ему пора. Голос омеги из приемной – это определенно был его голос – ответил из аппарата.

– Подождите. – Выпалил Элай, пока Керхман не успел вызвать конвой. – Я хочу поговорить.

– О чем же? – тихо и недоверчиво спросил Керхман, прикрыв селектор ладонью. Секретарь же покорно ждал. Видно было, что сам он с Элаем говорить не хочет.

– О Рене.

Керхман отключил связь и выпрямился. Ослабил галстук еще сильнее и отодвинул ящик стола.

– Ты уверен, что это твое дело?

Элай кивнул. Мысли такой сначала не было. Но решил воспользоваться ситуацией. Рена было жалко и в последнее время становилось за него страшно. Если Рен такой нервный, то и с ребенком могла быть какая-нибудь болячка. Да и бесила Элая эта расхлябанность его соседа. Хотелось снова веселого Рена, а не ноющего беременного омежку.

– Уверен. – Элай уставился в глаза Керхмана, показывая, насколько он уверен. И в себе, и в том, что это его дело.

Как будто не было видно, что и альфа думал о Рене. Не мог бы он, если был спокоен, отреагировать на слова Элая так. Он занервничал. Из выдвинутого ящика Керхман достал белую пачку сигарет и пепельницу. Почти кинул перед Элаем все это и сел напротив. Элай испугался. А Керхман закурил, быстро щелкнув зажигалкой.

– Рену об этом не скажешь. – Поставили условие.

– Мне тоже типа можно? – Элай с соблазном глянул на пачку.

– Бери. Можешь излагать свои мысли, у тебя пять минут. Потом у меня много дел.

Элай тоже закурил. Поставили пепельницу посередине, кабинет наполнился дымом, он медленно пополз в сторону открытого настежь окна.

– Мне и минуты хватит. – Уверенно ответил Элай. – Он беременный, а вы ему все нервы трепете. Он вчера всю эту кровищу видел. Я и то блевал, а ему еще хуже должно быть. И, вообще, знаете как все это тошно? Вы его еще замуж непонятно за кого выдали, и решаете за него. Я бы уже мечтал прибить вас на месте. Это все.

Элай в одну затяжку наполнил полные легкие дыма. Остатки затушил в пепельнице.

– Можете убирать меня отсюда.

Керхман молчал. Выглядел спокойно и курил медленно. Так ничего и не сказал, пока у него не закончилась сигарета и не начал плавиться фильтр. Элай сказал все, что хотел. Злость свою сдерживал.

– Как он себя чувствует? – наконец-то раздался голос.

– Ревет постоянно. – Элай откинулся на спинку, стул немного отъехал назад. Уставился в яркий белый далекий потолок, от блеска этого потолка и солнечного утра из окна моментально заболела голова. Потолок поплыл так же, как и пол совсем недавно. Элай зажмурился. – Вытащите его, пожалуйста, он же такой странный. Он не может смотреть на кровищу. – Совсем тихо закончил Элай, и снова перед глазами встала эта картинка с окровавленным боком Олиа. Это хорошо, что Олиа живой. Еще бы майку кто вернул.

– Мне сейчас некогда с ним много времени проводить. Он к этому не привык. – Признался Керхман.

– Типичная отмазка, когда хотите слиться. Знаю я. – Элай все так же сидел с закрытыми глазами. Так было ему уютней.

– Я люблю его.

– Тогда не ебите ему мозги, чтобы он не ебал мои. Сами нашли ему мужа, как теперь можно ревновать? Да не хотел Рен с ним встречаться, ему просто обидно, что вы такой козел, решаете за него. Я бы вам вилку в глаз воткнул за это. Мне тоже, причем обидно, Джонни мне лучший друг, а вы отца моего слушаете. Все крысы на побегушках. Тошнит. – Закончил Элай.

Уже давно звонил селектор. Настырным нехорошим сигналом. Пришлось открывать глаза и снова смотреть на все вокруг. Керхман курил вторую, опустив голову вниз. Элай довольно хмыкнул. Селектор зазвонил снова.

– Я хочу уйти. – Попросил Элай.

Керхман тоже потушил недокуренную сигарету, нажал на громкую связь.

– Да. – Голос все еще был громким, не подавленным.

– К вам посетитель. Рене, – голос секретаря замялся. Видимо, забыл фамилию.

– Я понял. Пусти. Пускай от меня заключенного заберут.

Керхман быстро пришел в себя. Галстук вернулся на место. Запах выветривался быстро, видимо хорошо работала вентиляция, пепельница и сигареты исчезли в ящике стола.

В дверях Элай столкнулся с шикарным омегой. Это точно омега. Запах самый совершенный из всех, какие встречались Элаю. Настоящий омежий запах. Уже взрослый, папиного возраста, но выглядел потрясающе. Элай с сожалением вспомнил о своем внешнем виде, и стало еще паршивей на душе.

Снова эти ненавистные железки на руках. Секретарь что-то печатал с огромной скоростью. На небольшом диванчике сидел ребенок, с еще неоформленным запахом, не поймешь, кто это, только пахло от него тем омегой, как обозначение, чей это ребенок. По-детски хрупкий, лет пяти, с черными короткими завитушками волос, крутил в руках небольшой разноцветный мячик. Даже не со страхом, а с интересом уставился на Элая, изучая. Чуть голову на бок склонил. Сильно уж напомнил кое-кого своим поведением.

Всю дорогу Элай думал о нем, потом мысли переключились на Эдварда, ему десять, от него уже начинает пахнуть альфой, запах обещает стать солидным, и Эдди обещает вырасти благородным хорошим человеком. Он уже замечательный. Только сильно послушный.

Самым неприятным за это утро оказался звук захлопнувшейся решетки за спиной.

Под вопросительный взгляд Рена, Элай уселся прямо на пол, прислонился спиной к решетке, подобрал свои волосы с пола, чтобы не валялись просто так. Все, это был финиш.

***

– Вы зря пришли. – Нил был все еще мыслями далеко. Думал о Рене и о словах этого пацана. Хотелось не верить, но верить приходилось, потому что врать Эвансу не было никакого смысла. Разве что просто ради самого вранья. Этот мог так. Начать плести интриги от скуки. Хотелось его отселить от Рена, но казалось, что они подружились, а Рен и так слишком долго был совсем один. Нил все еще надеялся, что он со временем станет таким как прежде, каким был еще в школе, до смерти родителей.