– Шестой месяц пошел. – Тихо ответил он.

– Скоро ты отсюда уйдешь. – С сожалением протянул Элай. Потом мотнул головой и заговорил более бодро. – Зачем будить так рано, если все равно ничего не будет? Мы что, без завтрака будем?

– У меня есть еще печенье и сок.

– Не поверишь, но я хочу ту дрянную кашу с комочками, а не печенье.

Элай прикрыл глаза и погрузился в дрему. Он бы еще поспал, если бы ужасно громкая протяжная сирена еще полчаса назад не отбила у него все желание ко сну. И еще, он начинал привыкать к такому расписанию дня. Привычка вырабатывается три месяца. Он столько же за решеткой, если отсчитывать с момента самого первого ареста.

Вместо завтрака в восемь утра за ним пришел один из охранников. Элай уже видел его пару раз в блоке. Видимо, он дежурил только у них, раз появлялся так часто. Он был молод, от него шел такой слабый запах, что было не понятно, омега он или все же бета, удачно выбравший туалетную воду. Во всяком случае, Элаю было плевать.

– Эванс. – Сказал бета-омега, открывая своей карточкой решетку. Она отъехала в сторону медленно и неохотно, немного затормозив, как будто не хотела, чтобы Элай вообще выходил отсюда. – К начальнику.

Рен отреагировал предсказуемо. Речь шла о его обожаемом Керхмане, в отношениях с которым у Рена происходила всякая хрень. Губы омеги капризно изогнулись. Он отошел в дальний угол и уже недобро смотрел на Элая, даже пугая своими черными глазами и бледным лицом. Причины ревновать у глупого Рена не было – вряд ли Керхман позвал Элая, чтобы признаться в любви. Скорее, это будет что-то неприятное. Связанное с недавними событиями. С нападением на Олиа.

В этом Элай сумел уверить себя, пока в спешке пытался засунуть шнурки от потрепанных кед под язычок, чтобы не развязывалось, пока прислушивался к снова нарастающему шуму в блоке. Из-за него.

Интересно все-таки, Олиа умер или нет? И тот, другой хрен? Хотелось, чтобы нет. Все-таки Элай не был кровожадным. Он любил такие ситуации только в фильмах. Собственно, он с ними только там и сталкивался.

На Элая надели наручники. Он с интересом пошевелил руками, но это было еще неприятней, чем разборки с Керхманом и лезущие в лицо волосы. Теперь и его считают опасным. Это льстило, но не хотелось бы, чтобы его приравнивали к полоумным убийцам. Тем более, эти браслеты ужасно натирали руки, стоило только ими пошевелить. Неприятней было только вчерашнее происшествие и липкая кровь, совершенно без запаха, но соленая и ржавая на вкус. Элаю все ночь снилось, как он пьет эту кровь из отцовского бара. Вместо вина, в той бутылки, которую дал ему Олиа.

Чтобы попасть к Керхману нужно было идти далеко, по коридору вдоль массивных дверей в оставшиеся блоки, библиотеку, длинный светлый коридор, ведущий уже в административный блок. Из больших окон здесь была видна пустая прогулочная площадка, солнце светило очень ярко. Из-за отсутствия окон в блоке, Элай иногда начинал забывать, что на улице стоит жаркое уходящее лето. От этого тоже было неприятно. Элай любил теплую солнечную погоду, любил, когда его заливало солнце, любил воду, часами плавать в теплом море или хотя бы в новеньком бассейне, который был на заднем дворе у одного его приятеля, жившего по соседству. Любил нежиться в тепле.

До красивой жизни было две мили и девять месяцев.

Знал бы папа, как унижают его любимого сыночка.

До Керхмана добираться было ужасно долго. Элай уже неплохо ориентировался в этом огромном здании. Знал, они прошли от одного его края до другого. Противные желтые стены и серый пол сменились более приятной обстановкой, похожей на интерьер офиса мелкой компании. Около кабинета Керхмана стоял подсыхающий фикус. Рен что-то говорил про него. Не мог понять, что случилось с цветком, из-за чего он постепенно умирает. За столом секретаря сидел некрасивый молодой омега. По виду – секретарь. Понятно теперь, почему Рен перестал таскаться в приемную. Керхман нашел нового. Охранник, наверное, все-таки бета, сдавил его плечо так, что Элай боялся, что у него останутся там если не синяки, то красные пятна из-за прилившей крови. Вспомнил про кровь и опять поморщился, пытаясь прогнать все эти воспоминания.

Думать надо о солнечных счастливых деньках и о красивых бокалах искрящегося шампанского на приемах у знатных друзей родителей, и о целом фонтане этого чуда. Элай видел это один раз в жизни, в шестнадцать лет, когда папа взял подросшего сына на вечеринку к своему давнему другу, работнику департамента по социальной политики, муж у него вертелся где-то в министерстве юстиции и одновременно строил процветающий бизнес за рубежом. Это Элай тоже помнил.

Он не любил шампанское, но оно всегда выглядело красиво. Но оно кусалось, обжигало язык своими колючими пузырьками, жгло даже больше настоящей ядреной кактусовой водки.

Элай очнулся от мыслей, как ему показалось, из-за щипка, но скорее всего ему только показалось. Все равно он выдал громкое «Ай» и вздрогнул.

В кабинете Керхмана он уже был. Ничего не поменялось, хозяин был все тот же, даже с таким же выражением лица. Добавился еще один человек. Старый, лет сорока. Элай опять не мог сообразить: это омега или бета? Странные все эти работники были. Не пахли совсем. Элай даже повел носом, вдохнул глубоко, чуть не растекся лужицей из-за охеренного запаха молодого альфы. Запаха этого хмыря почти не было. Элай даже свой почувствовал – запах чего-то сладкого и алкогольного. Джонни думал, что это Мартини. Элай плевать хотел, главное, что сладенько.

– Мистер Льюис, офис прокурора. – Представил Керхман скучающим тоном – своим обычным тоном – этого человека. Мистер Льюис официально кивнул.

Наручники с Элая сняли. Элай фыркнул, поправил сползающую резинку и засунул руки в глубокие карманы штанов, спрятавшиеся под футболкой Рена. Керхман футболку узнал, но молчал. Только, пока мистер Льюис из офиса прокурора не видел, вопросительно приподнял бровь. А вообще, складывалось такое впечатление, что не особо он рад видеть здесь ни Элая, ни мистеров омег-бет Льюисов.

Элаю показали сесть напротив Льиюса, за стол, стоящий перпендикулярно столу Керхмана.

– Мистер Элай Лесли Эванс? – спросил Льюис, поправляя тонкой рукой свои такие же тонкие очки. Голос у него звонкий и с акцентом. Каким – Элай не разбирался.

– Ну.

Элай взглянул на Керхмана. Тот погрузился в чтение каких-то бумажек. Тоже надел очки и увлеченно читал. Видимо, решил умыть руки из этого разговора. Жаль, Элай так не мог.

– Давайте сразу к делу: можете рассказать, что произошло вчера в седьмом часу вечера?

Элай взглянул на свой кровавый гипс.

– Какой-то хрен, я не знаю, как его зовут, напал на Олиа. – Элай пожал плечами. – Порезали друг друга.

– Олиа – это… – протянул Льюис.

– Блейз. – Коротко выдал Керхман.

– Вы не знали нападающего? – с сомнением спросил Льюис.

– Видел в блоке и все.

Элай не стал уточнять, что он этому торчку додумался притащить наркотики от Тая. Сам себя сейчас ругал за это. Остальным лучше не знать. Достаточно того, что Керхман, вроде, в курсе. Но молчит. Лучше тоже молчать. Потом Элай понял: Тай захотел так. Торчок бы сам не додумался. Ему смысла никакого не было.

– Вы тоже участвовали в этом? – спросил Льюис еще более подозрительно.

– Нет. – Элай уверенно замотал головой. – Конечно, нет.

– Но вы там присутствовали.

– Они устроили резню напротив моей камеры. Где я, по-вашему, должен был быть? Я Олиа просто заткнул дырку в боку, вот и все мое участие. Знаете, – Элай откинулся на спинку стула, – если из человека вытечет два литра, он умрет. Из него там целая лужа натекла.

– Почему вы тогда не помогли мистеру Дембро, второму?

– Мне на него срать.

– А на Блейза нет? – дурацкая бровь вновь поползла вверх.

– На Блейза тоже, но моя гражданская позиция потребовала спасти кому-то жизнь. – Элай состроил кривую ухмылку. – Наше сознание не объясняет нам принципы своей работы. Видимо, Олиа мне понравился немного больше. Тем более, я его получше знаю.