– Понимаешь, бабушка… Я… Не сказала маме, вот. Я думала, что не получится ничего, просто попробовала разок, и все.
– Но ты ведь ей не скажешь, нет? – и девочка посмотрела на Квини таким умоляющим взором, что как тут откажешь?
– Но только первый и последний раз, Леони, хорошо? – очень ласково произнесла леди Квинния.
И Леони сразу согласно закивала, потому что такой ласковый голос бабули говорил о многом. Например, о том, что на следующий раз мама точно узнает о ее проделках все, и тогда прощай поездка на море в конце лета.
А Леони так любила море! Никто на свете не любил его так, как она, никто-никто.
Тут девочка пошла в папу, который в детстве все каникулы проводил именно там, бродя по уединенным бухтам и вглядываясь в далекую морскую даль. Задумчивый был паренек, серьезный.
Леди Квинния смотрела на внучку, и думала, какие же дисциплинарные меры тут можно применить. На самом деле уж как ей хотелось взять девочку за руку, плюнуть даже на разбор манускрипта, и отправиться в свою любимую кондитерскую, которую и внучка обожала ничуть не меньше.
Но нельзя. Квини вздохнула, и строго сказала:
– Милая, ты ведь понимаешь, что я должна отправить тебя назад?
Леони нахмурилась, но кивнула головой.
– Понимаю, ба… Но только после кондитерской, договорились? – и маленькая шантажистка глазами, полными непролитых слез, с умоляющим выражением на треугольном личике уставилась на Квини.
– Знает же, паршивка, на что надавить, – улыбаясь про себя, но внешне стараясь держать на лице строгое выражение, подумала ба.
Дело в том, что Квини была и сама весьма не чужда таковых посещений, и именно этой кондитерской. Никто больше в округе не мог приготовить столь изумительных профитролей с заварным кремом, с добавкой корицы и чуть-чуть миндаля.
Обе, и бабушка, и внучка страсть как их любили.
Вы скажете, ну что такое эти профитроли, когда ребенка надлежит воспитывать, а вовсе не потакать таковым вот его желаниям? Но я почему-то уверена, мои дорогие читательницы, что вы не скажете ничего подобного.
Конечно, вы знаете, что бывают моменты, когда воспитание можно отодвинуть и подальше. Тем более, что это, как считала не без оснований леди Квинния, задача родителей, а вовсе не бабушки.
Задача бабушки – баловать. Вот какие мысли таились в глубине души у Квинни. Конечно, она никому их не озвучивала. Госпожа ректор, под руководством которой вполне себе процветала Академия Эмпатов, лауреат Лонельской премии в области теоретической магии, и такие вот мысли.
Воспитание подрастающего поколения на благо Лонелии – вот каковые мысли должны бы занимать ее ум.
На самом же деле Квинни с глубочайшей радостью сбросила бы тяжесть подобной миссии со своих плеч. Никогда-то ей и в голову не приходило желание занять пост ректора или другой какой руководящий. Тут столько нужно еще разобрать манускриптов незабвенного учителя! Столько собственных трудов ожидают ее свободной минутки!
Да какой минутки, тут время нужно, вре-мя!
Но вот пришлось принять на себя этакое бремя. Совет слезно просил, подменить ушедшую на покой прежнюю госпожу ректора, буквально вот на несколько месяцев. Пока не найдут подходящего человека.
И эти несколько месяцев превратились вот уже в полтора года, не дать соврать.
Госпожа ректор в сердцах выпрямила и без того прямую спину, и пошла на поводу у внучки.
В конце концов, внучка у нее одна.
– Ах ты же хитрюга, знаешь, чем бабушку взять, – с улыбкой сказала Квини, увидев, как зажглись радостью глаза девочки.
– Давай-ка, быстро переодевайся, и вперед, – продолжила она.
Переодеться было необходимо. Ну что за вид был у ребенка? Эти синие широкие штаны, эти нелепые белые башмаки. Нет, в герцогстве Лонельском девочки так не ходят.
Конечно, в другое время, чего греха таить, и сама Квини с удовольствием носила бы такие вещи. Да и носила, целых семь лет, когда благодаря упорству Фемини-младшего угодила на Землю.
С радостной улыбкой ребенок кинулся к столу, быстро выдвинул нижний ящик, где как раз для подобных случаев хранилась необходимая на выход одежда.
Ничего особенного.
Обычный комбинезончик, изумрудного, особенно любимого девочкой тона, с пышной юбочкой, и миленькие туфельки из замши, расшитые белыми жемчужинками. Именно так было принято одевать девочек на Лонелии.
Мгновение, другое, и вот уже перед леди Квиннией стоит обычный ребенок, ничем не отличающийся от любого другого.
– И Слава Сияющей! Меньше отличий, меньше вопросов, меньше проблем, – который раз уж подумала Квини.
Конечно, ее родной мир был не столь дик, как эта Земля, на которой ей пришлось жить, того не желая, но зачем лишний раз привлекать внимание? А одежда девочки, однозначно, внимание привлекала.
А там и вопросы пойдут.
Сначала, как водится:
– О, что за ужасные вещи на вашей девочке! Как такое можно носить?
Потом:
– А интересный крой… И обувь… Весьма, весьма необычна.
И наконец:
– Где вы одеваете свою девочку? Говорят, такие вещи сейчас очень модны, и удобны чрезвычайно.
Знала Квини таковую особенность дамских разговоров. А как тут скажешь, где взяла да откуда?
До сих пор никто ведь так и не дал «добро» на контакты с не магическими мирами, коим, как ни крути, а Земля являлась.
Предаваясь таковым раздумьям, леди Квинния, тем не менее, споро навела порядок на своем столе, закрыв манускрипт и убрав его на положенное место.
Взяв Леони за руку, она подошла к двери, которая, чуть скрипя, раскрылась перед ними и, выпустив пустившихся в загул бабушку и внучку, захлопнулась с чуть более громким звуком, чем обычно, выражая тем самым протест против нарушения правил.
Редкая аккуратистка была. Раз сказано: работать до шестнадцати, так и соблюдайте регламент, леди.
Глава 4
Взгляд назад.
А теперь, дорогие мои читатели, вернемся на назад.
Ведь именно тогда девушка попала в наш мир, и встретилась с Володей.
Шел первый день пребывания нашей Квини в другом мире. Владимир Савельев ведет девушку в ближайший населенный пункт, коим являлось небольшое село Прирядье. Совершенно рядовое, ничем не примечательное.
Именно здесь осел Володя, когда, к великому своему сожалению, покинул родное НИИ. Пришлось.
А куда деваться? Эти неожиданные приступы, которые могло спровоцировать все что угодно, совершенно не способствовали его работоспособности.
НИИ же с почетом отправило его «по собственному желанию» восвояси, горько о том сожалея.
Вова же, после этого события, свалился в очередной приступ и провалялся дома два дня, периодически блюя в тазик с водой.
На утро третьего дня он открыл глаза, и понял, что, пожалуй, жизнь продолжается. Голова была ясная и пустая. И очень есть хотелось.
Он встал, пошел в ванную и посмотрел в зеркало, все в мушиных точках и потеках от зубной пасты, на свою помятую физиономию. Включил контрастный душ и с наслаждением постоял под его упругими струями.
А потом отправился на кухню и заварил крепчайший кофе, который стал пить по глоточку, запивая каждый холодной водой.
А выпивши, сел в глубокой задумчивости о своем дальнейшем житье – бытье. Житье-бытье представлялось Вове размытым белым пятном. Всю жизнь он трудился, используя исключительно серые клеточки.
Похоже, наступил период, когда нужно что-то менять. Однако кроме того, как писать охренительно сложные уравнения и делать неимоверной же сложности расчеты он ничего не умел. И решил наш Владимир начать жизнь заново.
Неожиданно он вспомнил, что в селе, название которого так и вертелось на языке, покойный дядька оставил ему дом. В доме том Владимир бывал редко, а последний раз года два как назад, не раньше.
Тут у Вовы в голове щелкнуло название:
– «Прирядье!» – и он развил бурную деятельность, замучив свой ноутбук. Тот долго не выдержал, и выдал всю информацию, каковой владел. И информации той было маловато.