В этот момент, когда Леша сказал, что нужно молчать после гипнотического сна три часа, чтобы в сознании все это удержалось и осталось, у Тани зазвонил телефон – ее ждала мама, она приехала на серьезный разговор с директором школы и положила своим звонком дочери конец этому безумному диалогу.

Таня убежала, а Леша остался в классе в состоянии недоумения и удивления от самого себя. Так он никогда еще не фантазировал. Ему было от этого немного не по себе. Ведь это полный бред, что он сейчас Тане с таким серьезным видом рассказывал. Однако в его голове постоянно всплывали слова Тани про то, что Леша бездарный математик и никудышный ученый; и он успокоился, проговорив про себя: «Так ей и надо». Единственное, что Лешу смущало, – он так и не понял до конца, как Таня все это восприняла. Оценила ли она эту шутку или нет? А может, она приняла вызов, и от нее следует ждать что-то подобное, и этот бред теперь у них перерастет в забавную игру. Леша был в смятении. «Она же артистка еще та, – думал он, – и если захочет, то сможет притвориться, что наивно поверила, или… А может, она и впрямь все в серьез приняла». Такая мысль пугала Лешу, и он к ее принятию и осмыслению был не готов.

Чушь. Играет. Ну, пусть играет, посмотрим, что будет дальше. И чтобы развеяться от всей этой кутерьмы, пошел играть в волейбол к своим друзьям, которые уже давно ждали Лешу в спортивном зале, колотили мячом по площадке, издавая приятные глухие удары, ласкающие слух любого мальчишки. А кто не любит играть в волейбол? Кто никогда не играл в него. Волейбол – это лекарство о любых проблем и печалей. Наколотив по мячу от души, Леша с приятной усталостью от игры ехал в маминой машине, уютно поджав под себя ноги и рассказывая маме, как он сегодня писал контрольную по русскому языку. И что не допустил ни одной ошибки – написал аккуратно, чем удивил учительницу, которая, пробежав глазами работу, осталась довольной. Так что четверка по русскому языку в четверти ему была обеспечена.

Леша очень любил, когда его забирала из школы мама на своем ниссанчике-жучке. Дорога домой занимала около сорока минут и была для него большим удовольствием. Можно было сидеть и ничего не делать. Или слушать музыку в наушниках, или беседовать с мамой, которая сама наслаждалась общением с сыном наедине. Это было время, когда никто не мог помешать им быть вместе. Мама с папой много работали и даже дома всегда были заняты своими делами: мама делала что-то по дому или сидела в ноутбуке допоздна. А потом встречала папу, поздно приезжавшего с работы, кормила ужином, и они на кухни еще долго потом обсуждали свои дела. Поэтому время в дороге с мамой было для Леши блаженством, где существовали только она и он. И в этот раз Леша наслаждался моментом, рассказывая про свои дела и мысли, беспокоившие его за этот день, как вдруг его блаженство прервалось сообщением от Тани.

«Какой кирпич, белый или красный в дырочку»?

– О Боже! Она кирпич ищет, – не удержавшись, проговорил тревожно вслух Леша.

– Что? – переспросила мама.

– Да нет, ничего особенного, мам, тут Таня пишет.

– А-а-а, привет ей передавай.

– Хорошо, передам, – ответил Леша, а сам про себя подумал: «Все – это конец! Она кирпич домой тащит. Теперь наверняка будет скандал. Мама Тани обязательно позвонит моим родителям, потому, как Таня несомненно расскажет, кто ее надоумил на такой эксперимент. Ее мама будет выяснять все подробности этого дела. Поднимет всех на уши. О Боже!»

– Здравствуйте!

– Здравствуйте, Антонина Леопольдовна.

– Я очень рада, что вы присутствуете при нашем разговоре, – начала Танина мама официальным голосом, обращаясь к учредителю и директору школы Анне Андреевне. – Я хочу обсудить несколько важных моментов, касающихся образования и воспитания моей дочери в стенах этой замечательной, как мне раньше казалось, школы. Последней каплей моего терпения, – продолжала вступительную речь Антонина Леопольдовна, – стал инцидент в Русском музее, куда Таня ходила давеча с классом. Я хочу знать, что там произошло? От Тани мне связных слов не добиться. Она только твердит, что «ангелы поют на небесе». И все. Какие ангелы, на каких еще небесе там поют у нее? Почему она захотела пойти в церковь после этой экскурсии? Они с отцом ходили на днях в храм Божий, для того, чтобы выяснить у священника в рясе какой-то очень важный, по словам Тани, религиозный вопрос. Вопрос, касающийся всей мировой истории, будущего человечества. Так она сказала. Что произошло в музее, вы мне можете объяснить? Таня пришла домой сама не своя, не выходила из своей комнаты весь вечер: не ела, не пила, была нездорова. Иуду ей теперь жалко стало, видите ли! Ну подумайте только! В чем дело? Я позвонила нашему семейному психологу – он сказал, что Таня пережила в музее экзистенциональный шок. Что это значит? Какие шоки там у вас происходят, объясните мне, пожалуйста, – дыхание у Антонины Леопольдовны сбилось.

– Таня просто впечатлилась картиной Айвазовского «Предательство Иуды», – сказала Анна Андреевна, незаметно улыбнувшись.

– Только умоляю вас, не нужно мне говорить о том, что у нас Таня необычный ребенок, и так далее, и тому подобное, – я это слышу уже на протяжении всех лет учебы моей дочери в этой школе. На экскурсию дети ездили с Ефросинией Вячеславовной, я хотела бы ее расспросить обо всем. Вы ее пригасили, Олимпия Николаевна? – обратилась мама Тани к завучу, сосредоточенно что-то печатавшей на компьютере. Олимпия Николаевна отвела взгляд от монитора: «А-а-а-а, что? – как будто не услышала вопроса. – Да, вам Анна Андреевна все объяснит. Простите. Сейчас, одну минутку только, очень срочное письмо нужно отправить. И я к вам присоединюсь».

На самом деле Олимпия Николаевна искусственно создала себе дело, которым занималась во время этой беседы, чтобы переложить весь груз непростого диалога на Анну Андреевну, единственного человека, который мог выдержать напор Антонины Леопольдовны и погасить пожар гнева, исходящего из ее возмущенной материнской души. Сама Антонина Леопольдовна побаивалась Анну Андреевну и, когда зашла в учительскую, где ей была назначена встреча, при виде Анны Андреевны даже слегка поморщилась, потому что поняла – победителем ей отсюда теперь будет уйти непросто. Анна Андреевна умела держать удар Таниной мамы. Но все же на победу в этом разговоре у Антонины Леопольдовны надежда имелась: разгромных аргументов в запасе у нее было предостаточно.

– Я в курсе дела, – спокойно начала директор школы, Анна Андреевна. – Антонинина Леопольдовна, я выяснила подобности этого случая и сочла нужным не беспокоить учителя по этому поводу. Она сейчас с детьми проводит лабораторные эксперименты в оранжерее, – официальным тоном проговорила директор.

– Я хочу, чтобы вы вызвали учителя сюда и чтобы она отчиталась перед нами о том, что произошло, – требовательно произнесла мама Тани.

– Еще раз хочу сказать вам, Антонина Леопольдовна, никого отчитывать и никого вызывать мы не будем, – невозмутимо прямым взглядом смотрела на Антонину Леопольдовну Анна Андреевна. – Мы не вызываем тут никого и не ставим ни учителей, ни детей в позицию виноватого. А вы именно этого сейчас требуете. Я побеседовала с учителем, ее аргументы меня полностью устраивают. Отчитываться ей не за что, я полностью доверяю Ефросинии Вячеславовне, и вы, пожалуйста, доверяйте, Антонина Леопольдовна. И прошу вас, давайте все же поменяем тон нашего общения. Если между нами не будет взаимного доверия, то мы не сможем ни о чем договориться. Вы знакомы, Антонина Леопольдовна, с нашей концепцией, – продолжала Анна Андреевна спокойным тоном, – и знаете, что мы не нарушаем в жизни нашей школы, в ее традициях, ни законов юридических, ни законов нравственных. – В момент произнесения Анной Андреевной слова «концепция» Антонина Леопольдовна театрально поморщилась. – И у нас, – продолжала директор, – все, что происходит в школе, основывается на личном доверии учителей к детям и детей к учителям. Так же мы стремимся выстроить доверительный диалог и с родителями наших учеников. Хотя, признаюсь, это не самое простое в иных случаях. – Антонина Леопольдовна снова поморщилась. – Поэтому давайте оставим тон соперничества и претензий друг к другу и прейдем на конструктивный диалог. Я готова ответить на все ваши вопросы. Вы озвучили проблему, и мы сейчас постараемся ее решить. Но разговор у нас должен быть, я еще раз подчеркну, построен на уважении и желании не только выразить свое мнение, но и попытаться понять позицию другого, – сказала Анна Андреевна и улыбнулась своей красивой и искренней улыбкой. – Я вам сейчас сделаю кофе, присаживайтесь на диван, Антонина Леопольдовна. Располагайтесь.