Когда завывания за дверью изменили тональность, Абдул достал телефон и набрал евнуха, заведующего гаремом:

– Варака, тут второй русский истерит. Комната готова, о которой говорил господин? Нет, я сам справлюсь. Лучше не показывайся на глаза, пока он не решил, что его ведут удалять почку. Пуглив, как краб!

Ту комнату, что приготовили первой, но потом она господину разонравилась, отдали для пугливого Льошька, и Абдул решил, что пора бы его уводить, пока они вдвоем с Ванья не разработали какой-то гиблый план. У Никифороф, когда он смотрел на них с Басыром, «яд с лица капал» – как говорил про него достопочтимый отец, если молодой Абдул-Аваль гневался. «Разделяй и властвуй» всегда срабатывало, и сейчас сработает.

Когда дверь открылась, и Леха понял, что это была не дверь ванной и у порога стоит совсем не мокрый и довольный Ванька, а совсем даже наоборот, злой, бородатый, бритоголовый Абдул-куда-то-надул, сердце, и так бывшее не на месте, скурвившись, скрылось в голубой дали организма и слезы выключились, будто там внутри перекрыли кран с жидкостью. Зато напала икота, и, как Леха знал, это надолго. Икал Леха, при всей его нежной внешности, не тонко-звонко, а очень гулко и по-богатырски, что делало эту опцию в его организме смешной и нелепой, будто бы у него внутри помещался пустой колокол, в котором болтался крохотный язычок.

Все кто его давно знал, уже привыкли, но все равно каждый раз смеялись, стоило только Лехе сделать первое «ыык», вот и бородатый, здоровый Абдул солнечно усмехнулся, услышав неожиданный трубный глас неподходящего для таких звуков мелкого тела, хотя вошел в комнату нахмуренным и злым. Ну, может и не злым, но все бородатые с несбритой писькой под носом априори казались Лешке абреками, бандитами, злыми и сердитыми. Потому что какой нормальный человек будет эту тряхомудию на лице разводить?

– Фсо ф борядке? – играя интонацией и бровями, спросил «Вштанынадул», как обозвал про себя его Леха.

«Какой там, блядь, в порядке», – хотел Лешка ответить, но вырвалось, конечно же, предательское:

– Ыык!

«Вштанынадул» спрятал улыбку в кулак, но лучше бы он этого не делал, у Лешки и так пузо от икоты болело, еще и страшно стало до рези в животе так, что возник закономерный вопрос: хорошо ли он помыл руки салфеткой перед едой. Затем и очередной постучался – нахрена он столько сожрал? Теперь ведь и казус произойти может. Хрен его знает, от чего именно прихватило живот.

– Бойдем! Бойдем со мной! – поманил рукой абрек, страшно улыбаясь, и вот тут-то Лешка понял, что шуточки кончились. Даже живот его это понял и перестал икать. Стараясь не обделаться напоследок, он метнулся к двери в ванную, собираясь броситься под крыло смелому Ваньке – он же братан, брателла, братуха, он спасет.

Но был предательски схвачен в полете и закинут на плечо.

– Э! Нэ хочешь бойдем, я бонесу!

Не надо было давить своим каменным плечом Лешке на живот. Не надо было.

– Поставь! П-поставь! – заскулил Леха, и, на удивление, этот мужик со шрамом на правой брови и оттопыренными ушами послушался его и опустил на пол. Леха снова заикал, схватившись за живот. «Слава богу пронесло! – подумалось радостно, что не опозорился кое-чем похуже, и тут же мстительно пожелал Вшатнынадулу: – Шоп тебя так пронесло!»

Не вслух, конечно. Он хоть и дурак, но не дурак же.

– Бойдем, Льошька! – Бородач схватил его за руку и потянул – впрочем, вполне себе деликатно потянул, – за собой вдоль красиво отделанных белых дверей с позолоченными вензелями.

– Вилька, бля, ыыг! – возмутился Лешка. Вот так его еще точно не обзывали. – К твоему сведенииик-ю, вилька, булька, тарэлька – гык! – пишутся и произносятся без мягкого знака-ык!

Лопоухий абрек внезапно захохотал так, что эхо прогулялось по коридору и вернулось обратно.

– Я для тебя, гык! – Алексей. Быстров Алексей Сергеевичгык! – с достоинством начал, но закончил икотой Леха.

– Захадьи, Алексэй Сэргээвичгык! – охранник открыл дверь и поклонился в этот бесячем восточном стиле.

Если бы не разница в росте и весе, Леха бы укусил этого абрека со всей дури, куда достал бы. Но он же не дурак. От злости икота снова куда-то спряталась. А в комнате, куда его привели – от психов Леха даже не заметил куда они и сколько раз сворачивали, – было шикарно: белые с золотом подушки, низенький столик, уставленный изумительной красоты посудой и кувшинами, и даже бутылка воды. Вот ее-то Леха и схватил, давясь и глотая, чтобы не дать больше икоте ни одного шанса высунуть свой паскудный гык! Весь столик был уставлен фруктами, орешками, сладостями, и у в общем-то неголодного Лехи руки так и зачесались попробовать необычные и офигенно красивые на вид конфеты и пирожные. Одернув себя, – ну не свинья же он! – Леха повернулся к Вштанынадулу, который смотрел на него, как на щеночка, заигравшегося со слишком большим для него мячиком – с умилением. И вместо вопроса, который крутился у него на языке, всхлипнул:

– Я домой хочу. К маме…

– Э, уважяймый! Алексэй Сэргээвичгык! Ты кушай, кушай. Смотри какой хороший комнат тебе даль. Явар ибн Абдул-Азиз в гости брывез. Бльохо не будэт.

– А телефон?! Где мой телефон? Мне надо маме позвонить! У нас две сториз уже пропало! Наши подписчики нас потеряли, в суд подадут!

Маленький и воинственный смешной петушок распушился перед Абдул-Авалем, и хоть он не знал, какую судьбу ему уготовил господин, но почему-то его захотелось успокоить и пожалеть. Хотя в душе у большого и грозного бойца жалости к мужчинам не было. Раньше.

– Нэт телефон. Телевизор смотреть. – покачал головой Абдул. – Отдыхать.

В джакузи Ванька еще не плавал, конечно, чего уж кочевряжиться, потому залез в этот мини-бассейн, включил подсветку и пузырьки, протяжно застонал от кайфа, который начал получать с первых же секунд – вот знают толк в удовольствиях эти арабы. И прямо-таки удивительно, что тут имеется европейская ванная и нормальной человеческий сортир. Хотя, даже два – один поменьше, другой побольше. Под разный размер жопы, что ли? Однако присмотревшись, он сообразил, что это биде и хмыкнул. Лакшери, емае. У богатых свои причуды и унитазы тоже свои. Потом, после того, как почти уснул в горячей воде, нашел на полке бритвенный набор, доделал то, что не смог в самолете, – а то вдруг «брынц» припрется, а у него морда небритая и подмыхи, – расчесался, надел белый, как в отелях, халат и вышел в комнату, собираясь поделиться ощущениями от водных процедур с Лехой. Однако вместо Лехи на полу, сложив ноги калачиком, сидел араб в белоснежных одеждах.

– Меня зовут Рауф, – представился незнакомец на сносном английском, поднимаясь. – Я пришел подготовить тебя к встрече с господином.

– Это еще как? – спросил Ваня с подозрением. – Где Леха?

– Абдул увел твоего друга. В другую комнату. Подними руки.

Ваня изогнул бровь, но руки поднял, поняв, что вот эта рафаэлка восточного розлива, порхающая вокруг с деловитостью пчелы, ему вреда не причинит, даже если захочет. Слишком мелкий, карманный какой-то, разве что владеет секретными приемами бесконтактного боя или задушит его ароматом своих духов. Они тут все, походу, благоухали, как лавка парфюмера. Обояйдя его со спины, Рауф остановился и дернул полы халата в стороны, глянув на Ванькины причиндалы и цокнув: