Дома, повесив костюм в шкаф, он переоделся в футболку и тренировочные штаны, заправил наконец волосы за уши и закурил. Обычные, с безвкусным фильтром, который на языке ощущался дерьмовым не больше, чем прошедший день. В такие моменты хотелось выдернуть табельное из кобуры и приставить к виску, но это бы значило только то, что он сдался.

– Не дождешься, старый козел, – произнес он, стряхивая пепел и представляя лицо отца, узнай тот, что он сломался.

Достав айфон, он полез в приложение банка и посмотрел сумму на счете, которую завел сразу, как смог хоть немного откладывать – с первого же жалования в полиции. Лео экономил на всем, все деньги вкладывая на разные счета – зная своего отца, с того сталось бы насолить ему, обобрав до нитки.

Первый его взнос на счет был всего десять баксов, а теперь там накопилась неплохая сумма, чтобы уехать с сыном, куда глаза глядят, и начать новую жизнь. Не хватало буквально двухсот тысяч, он все посчитал  – сыну еще доучиваться надо, а он, кроме как служить в полиции, ничего не умеет. Жировая прослойка в баксах должна была помочь им выжить первое время – год-два, пока он снова крепко не встанет на ноги. За год он должен правдами и неправдами отложить эти деньги. А «тревожный чемоданчик», с которым он может уехать с Джеком из страны, у него готов давно. Кстати, пора в нем сменить лекарства, у которых закончился срок годности. Вот этим он сегодня и займется.

***

– У него отец – известный в городе бизнесмен, и не только в городе – Коултон, не слышал раньше, разве? Сеть турфирм. Билетики от самых нищебродских до стоимости квартиры в центре.

Пойманный на перекур Дональд Андерсон, сержант из отдела Лео, поначалу строил из себя чёрт пойми кого, может, попросту опасался растрепать лишнего новичку, но после пары комплиментов его новой стрижке и очкам, сдался и выложил Хантеру всю подноготную о напарнике: что тот не женат и никогда не был, но у него есть взрослый ребенок, который живет с дедом; что он может месяцами работать без выходных, если вцепится в какое-то дело, что он ненавидит сладкое, дрючит всех за грязь на рабочем месте и что его основная омежья нота – лесные ягоды.

– Да это я понял, – кивнул Хантер, которого эти лесные ягоды преследовали с самого утра – очень дерзкий, свежий, как ледяные брызги, аромат.

– Только, если что, без вариантов, – хрипло хохотнул Андерсон, поправляя очки. – Много кто пытался. И много кто приходил утром с пластырями на морде.

– Я и не собирался, – презрительно фыркнул Хантер. – И вообще, не понимаю, чего вы перед ним стелитесь? Давно пора поставить его на место.

– Смелый? – хохотнул Андерсон. – Ну попробуй, а мы посмеемся.

– Что там пробовать. Просто у вас яйца уже меньше, чем у омеги.

– Да ты сам зассышь его за жопу полапать, Харрис.

– Спорим?

– Ставлю бутылку лучшего коньяка на то, что у тебя не выгорит.

– Отлично. Готовь коньяк, Андерсон, и учись, как надо обращаться с омегами.

Трахать начальника он не собирался – на кой ему связь с тем, кто потом может создать кучу неприятностей? А вот приспустить с него спесь – это всегда пожалуйста.

Хотя и без того сложно было абстрагироваться и думать о деле, когда прямо напротив, закатав рукава рубашки и скинув ботинки под столом, сунув ноги в тапочки из лав-отеля, сидел омега. Хантер теперь понимал, как тяжело думать, в принципе думать, когда поток воздуха от кондера доносит до его рецепторов все нюансы феромонов Лео. Несмотря на то, что одет тот был так же, как все, в абсолютно несексуальные брюки прямого кроя, обычные, альфьи, – на омег шили по фигуре, – в синюю форменную рубашку, и волосы у него были в хвосте, причем стянутом наспех, натура Хантера находила его привлекательным. С природой не поспоришь – красивый же, сука. К тому же, он видел Лео в другом варианте, подумав сперва, что у Коултона есть брат-близнец, настолько тот, холеный омега в безупречном костюме, был не похож на себя будничного.

– Ты работать будешь сегодня? – спросил вдруг тот, и Хантер понял, что смотрит на него не одну минуту. – Я все еще жду от тебя предложений по новому делу.

Андерсон в углу хрюкнул почему-то восторженно, двое других сержантиков – Дэвис и Мартинес – сделали вид, что ничего не слышали, а Хантер молча вернулся к щелканью мышкой:

– Пока не соберу всю информацию, у меня для тебя ничего нет.

Видимо, Дональд уже поделился с коллегами причиной спора, и альфы с увлечением следили за напарниками, пряча ухмылки, в ожидании представления. Подходящий момент настал, когда Кей-Кей вызвал Лео по телефону к себе и тот вышел из-за стола и нагнулся, снимая тапочки и надевая ботинки.

Хантер подошел и положил обе руки на сочные, обтянутые форменными брюками ягодицы, и сжал их, чувствуя, что они удобно улеглись в его ладонях.

– А ничего так булочки, – успел сказать он, и даже слегка отшатнулся, заметив смазанное движение, как ему прилетело тапком по лицу. Ожег от удара его удивил, и он ощупал оставленный на лице ребристый отпечаток, чувствуя острый запах ягод, ввинчивающийся прямо в мозг.

Коултон спокойно взглянул ему прямо в глаза, даже ничуть не покраснев, и отвернулся, продолжив надевать ботинок:

– В следующий раз выебу пистолетом, если протянешь грабли.

И, прихватив стопку папок со стола, вышел из кабинета. Альфы заржали вслух, а Дональд прохрюкал:

– Этот выебет, если обещал. Растягивай очко, Хантер, тут тебе не столица. У нас шеф сказал – шеф сделал.

***

После полудня Коултон сообщил, что нужно уточнить кое-какие детали у опрошенного ранее свидетеля по делу исчезнувшего омеги, и Хантер, свернув всю работу по изучению архивных записей, отправился с ним.

Служебная тачка у Лео была совсем не омежья – пикап. И то – не тачка, а почти грузовик.

– И как, нормально тебе? Не великоват? – фыркнул Хантер, пристегиваясь и осматривая сплошную скамью с обивкой из винила вместо заднего сиденья.

– Отличная машина. Двойная кабина, люстра с маячками, светодиодные прожекторы, более шестидесяти миль в час. Я на него пять лет копил и забрал с тюнинг-шоу. А великоват тебе знаешь что? – Лео, поворачивая ключ в замке зажигания, впервые за время их взаимодействия улыбнулся.

– Не жалуюсь, – дернув бровью, ответил Хантер.

– Я про мозг. А маленький член считается признаком аристократии. Пристегнулся, аристократ? Тогда поехали.

Хантер поиграл желваками, но промолчал – себе дороже.

Повторно опрашивал свидетеля снова Коултон, пока Хантер слонялся без дела от окна к окну, вслушиваясь в толковые вопросы, задаваемые лейтенантом и чувствуя себя не на своем месте. Одно дело было ловить грабителей и выезжать на вооруженное нападение, а другое – шляться вот так на побегушках у младшего по возрасту, но старшего по званию. Он тут, в этой ситуации, вообще, как второгодник среди младшеклашек. Смешно.

В машине, после беседы со свидетелем, Коултон не курил – отошел к кузову и стоял там, затягиваясь и задирая голову, рассматривая что-то в небе, а Хантер наблюдал за ним в боковое зеркало.

– Завтра нужно будет заехать в «Магнолию». Это обычный, как и многие, клуб, который любит молодежь. Пропавший постоянно посещал его, нужно узнать, был ли он там в тот вечер перед тем, как вышел из своей квартиры и не вернулся. Поедем к открытию, к одиннадцати, я заеду за тобой на полчаса раньше. В десять тридцать чтобы ждал меня у входа.

Хантера начинала бесить его интонация и тон, с которым даже простые слова становились приказом.

Конечно, Хантер не ждал, что Коултон будет с порога тыкать всем в морду фото пропавшего и орать на весь танцпол, знает ли кто-то из присутствующих Майка Тейлора, омегу девятнадцати лет, студента колледжа искусств. Но и того, что увидел, видеть не ожидал.

Как и обещал, напарник заехал за ним в половину одиннадцатого вечера, одетый в джинсы и темную футболку, и лучше бы Хантеру было не смотреть на его руки, увитые тугими венами. Пальцы, сжимающие руль, тут же представилась на своем члене, и Хантер перевел взгляд выше, к локтю, где белел длинный узкий шрам.