– Я сегодня уезжаю из города, так что прости.

– Это печально, – поднявшись и в последний раз дав мне насладиться чистотой идеальных форм обнажённого тела, она начала одеваться. – И куда путь держишь?

Я не ответил, надев джинсы, я закурил ещё одну сигарету и вновь впился в заоконный пейзаж.

– Ну ладушки, Александр, – уже от двери сказала она, и в её голосе послышалась некая обречённость, какое-то чувство неизбежности. – Если что, я буду рада вновь встретиться, – дверь хлопнула, и я остался в номере один. «Очень интересная леди, – подумал я, – по голосу отчётливо слышалось, что не может она здесь жить, не её это занятие, не её этот город, не на своём месте она, ей бы вырваться. Хоть куда, хоть с кем, но убежать, улететь, уехать из этого города».

– Ну что ж, все мы заложники сложившихся обстоятельств, – пробормотал я, поднимая с прикроватной тумбы визитку. – Алика, – медленно прочитал и перевернул карточку. На другой стороне ручкой, наспех, был написан номер телефона, прямо на принте женского глаза, под которым красовалось название заведения «Синицы». Искупавшись в душе, где ещё присутствовал лёгкий аромат какого-то цитрусового шампуня недавней гостьи, я стал собираться. Комната всё так же пылала страстью, любовью и сексом, я улыбнулся.

– Ну что же, я очень надеюсь, что у нас всё получится и ты сможешь себя реализовать, так что всё впереди, Алика, всё ещё впереди.

Спустившись на стоянку, я натянул чёрный шлем, завёл свой цикл и, выехав на улицу с подземной стоянки, направился в сторону выездных ворот города. Душа была пуста и легка, под шлемом я улыбался, навстречу мне потянулась вереница стоящих у частных домов машин, в шлем бил дождик. Сбавив скорость перед почти перекрывшими всю дорогу несколькими грузовиками следственных служб, я посмотрел на стоящего под зонтом мужчину, что медленно курил сигарету. Он так же пристально смотрел на меня, я улыбнулся шире, хоть меня и никто не видел, и прибавил газу, поспешив к выезду из города.

Мэр медленно поднимался по лестнице к себе в кабинет, быстрее он не мог передвигаться, так как повреждённое бедро мешало ему.

– Чёртово бедро и сраный мотоцикл, удружил мне, теперь вот мучаюсь, – ругался Николай Исаевич. – Надо бы переехать пониже, а то забрался на верхотуру, кому это нужно.

Поднявшись на шестой этаж, он прошёл широким коридором, где не было никаких кабинетов, кроме помещения управленца городом, минул двух малоумных секретарш и вошёл в свой кабинет.

– Меня не беспокоить, – грозно приказал руководитель, вход только Анне, это понятно?

– Да, да, господин, никого не пускать, – в воздухе повисла пауза, и, поняв, что продолжения не будет, мэр рявкнул. – Пустить ко мне только Анну!

– А, да, господин, никого не упускать, кроме Анны, ещё что-то?

– Нет, – и он закрыл за собой большие двухстворчатые двери, инкрустированные золотом, серебром, артемкнутом и другими драгоценными металлами и камнями. Вообще сказать, мэрия была уж очень богато одета изнутри: золотые карнизы, барельефные своды, хрустальная лепнина, фиоцитовые ковры, неоновые вставки, подчёркивающие богатое убранство. По мнению некоторых работников, это скорее пылало пафосом, нежели богатством. Шестиэтажное здание, с балльной мансардой на крыше, не имело ни лифтов, ни подъёмных платформ, отсутствовали даже простые латоры.

– Господин мэр.

– Да, Анна.

– Вот ваш бурбон, – гувернантка поставила поднос с полной бутылкой напитка, два рокса и ведёрко со льдом.

– А где Мара? – поинтересовался мэр, откупоривая бутылку.

– Она сейчас приведёт себя в порядок и поднимется к вам, её лицо… она… в общем, вам нужно будет подождать, негоже девочку в таком виде опрашивать.

– Хорошо, хорошо, – согласился мэр. – Я подожду, и скажите Анна, моим помощницам, что я дал указ пустить Мару ко мне в кабинет, а не то они её на пороге оставят.

– Не беспокойтесь, господин, уж я этим клюшкам скажу, всё сделают правильно.

– Как там помощник Ток?

– Уснул, господин, я ему подушку под голову подложила только да пледом прикрыла, а больше ничего и не успела – уснул на кресле, где и сидел.

– Хорошо, пусть спит, не тревожить его, и остальным скажите, пусть не колготят по коридорам.

– Сделаем, сэр, а вы сегодня домой-то поедете?

Я прикинул в уме, сколько времени может понадобиться на разговор с Марой, посмотрел на напольные часы, которые вот-вот должны пробить час ночи и сказал:

– Наверное, тут останусь.

– Так вам постель обновить?

– Не нужно, Анна, оно там свежее, ступайте, а я здесь подожду Мару.

– Как скажете, господин, мэр, доброй ночи, – и гувернантка вышла из кабинета, закрыв за собой массивную дверь.

Я прошёл к дальней стене помещения и уселся за свой рабочий стол. Сделал глоток бурбона и закурил сигару. Время шло, но Мары всё не было, стрелки на часах уже доходили до двух часов ночи.

– Хм, – грозно сморщился я. – Получается я… моё подозрение, – в дверь громко постучали, я аж подпрыгнул.

– Господин мэр, я могу войти? – послышался голос Мары из-за двери.

– Да-да, голубушка, входите.

Войдя, девушка, пройдя через весь кабинет, уселась в одно из двух кресел, что стояли перед моим рабочим столом. Лицо уставшее, видны наплывы, глаза красные, плечи опущены, в глазах пустота.

– Выпьешь? – она посмотрела на меня. – Бурбон? – не говоря ни слова, она протянула металлическую руку, куда я и вложил наполненный рокс.

– Ну что, девочка моя, рассказывай.

– Что вы хотите слышать?

– Что тебя так сильно выбило из колеи? Почему ты так близко приняла информацию о смерти Циллионы?

– Я бы очень не хотела об этом говорить, сэр, это скорее личное, чем ваше дело.

– Тут всё моё дело, внутри этих стен, на территории этого города, тут всё моё дело, – взорвался я, ишь какая выскочка, дала мне по губам своим бесстрашием, надо ломать её, надо её ломать.

– Простите, сэр, но мой утренний стул, тоже ваше дело?

– Язвить задумали, – поморщился я. – А не боитесь?

– Моё нынешнее чувство вряд ли что-то переплюнет, сэр, так что не старайтесь пугать меня, не получится физически.

– Я вас позвал не пугать, а поговорить, – неожиданно резко смягчился я, давая ей выход из загнутого пространства чувств, и она им воспользовалась, глупая.

– Простите, сэр, я просто неспособна сейчас контролировать своё поведение, – проговорила она, откидываясь на спинку кресла.

– Понимаю тебя, Марочка, поверь, я в своей жизни испытывал что-то похожее и с уверенностью могу сказать тебе, что понимаю.

– Вы тоже потеряли близкого, – на меня уставились наливающиеся влагой красивые женские глаза.

Оп-па, а вот и ключ ко всей этой истерике.

– Да, милая, я потерял свою любовь, – не мешкая, без раздумий соврал я, мне нужно вывести её на откровение и понять, что она хотела.

– И кто это был?

– Где? А-э… Моя жена-э-э… Моя первая жена, Мария. Да, да, так случилось, что я её потерял, она умерла у меня на руках, – собрался я, после чуть не провалившейся неподготовленной лжи. – Она болела, смертельно болела и исходила жизнью прямо у меня на руках, в своей постели, на Бурто-Стэйн, мы тогда жили там, я ещё не занимал должность высокопоставленного чиновника. Ох, как я тогда страдал, как было больно мне, не передать. Но я собрался, я пережил, и вот я перед тобой, излечен временем от душевных ран. Всё пройдёт, – она посмотрела на меня исподлобья, явно с недоверчивым выражением, чёрт моя ложь вот-вот провалится, надо уводить линию разговора.

– А, кстати, Мара, почему вы сказали помощнику Идри-Току, что я вам приказал подготовить дело о мадам Стэмковой? – Чёрт, чёрт, чёрт, успокойся, Николай, успокойся, не нужно паниковать, нельзя всё сразу раскрывать.

– А разве вы не собираетесь на саммит в ГолГрад?

Уместная тактика вопросом на вопрос, не так она и проста.