В машину поступил звонок, я принял, с экрана на меня смотрела Мара, мой секретарь, умная и очень красивая девочка, это такая редкость чтобы эти два свойства слились в одном человеке.

– Мистер Идри-Ток, – кивнула она.

– Да, Мара.

– Как всё прошло?

– Как всегда, Мара, как всегда, – улыбнулся я.

– Прекрасно, сэр, ваш профессионализм, так же как всегда, на высоте.

– Спасибо.

– Николай Исаевич попросил меня подготовить доклад по делу мисс Стэмковой, он хотел бы его представить на следующей неделе его высокопреосвященству Царю Рому. Не могли бы вы мне подсказать, где ваш оформленный процесс расследования, мне его не хватает до полной картины?

– Конечно, мисс Гвоздь, он у меня с собой, на накопителе, захватил на всякий случай с собой сегодня, думал пригодится по делу Савина. Я вам передам его, как только прибуду в управу.

– Спасибо, а Вы, когда будете?

– Я заеду в отдел на Пряничной, сдам дело Савина, после заеду домой и потом в управу, – я улыбнулся ещё раз и нажал отбой.

Уже совсем к ночи мы остановились у кружевных кованых и массивных ворот въезда в мэрию. К моему окну наклонился человек, я не разглядел его в сумерках, поэтому немного приблизился.

– Добрый вечер, господин Идри-ток, – сказал незнакомец. После представился сам как Александр. После стал расспрашивать по делу Стэмковой и напрашиваться на встречу с Циллионой, я сначала хотел прогнать его, подумал, это какой-то безумец, но после слов о деле Стэмковой я немного напрягся.

– Так, дальше, – хрипло сказал мэр.

– А дальше он медленно поднял отрезанную голову, голову… – голос Идри-Тока дрожал, порой слышалось поскуливание, он жадно глотал бурбон. – Голову моей Циллионы, сэр, он её убил и отрезал ей голову, – и тут, не выдержав, он сорвался в рёв, закрыв лицо руками.

– Ну, ну, – спокойно прогудел мэр. – Поплачьте, помощник, поплачьте, вам может это помочь. Анна!

– Да, господин, что-то нужно? – осведомилась появившаяся в дверях кабинета гувернантка.

– Да, мадам, постелите нашему другу постель, он сегодня остаётся здесь, и ещё, мадам, пригласите в мой кабинет Мару.

– Хорошо Николай Исаевич, ещё что-то нужно?

– Пожалуй, я ещё бы выпил бурбона и выкурил сигару, – задумчиво проговорил мэр, уткнувшись взглядом в стену.

– Ступайте, господин, я всё принесу.

Идри-Ток, затихнув, так и уснул в кресле.

Ну всё, дело сделано, и я надеюсь, что-то, что я сделал, даст нам шанс, иначе моя жизнь, да и не только, лишь пыль. Я бросил окурок под ноги подошедшей ко мне вызывающе одетой девушке.

– Александр, – улыбнувшись, сказала она прекрасным женским голоском.

Я молча оглядел её и, развернувшись, вошёл в широкий подъезд одного из многочисленных небоскрёбов. За нами закрылись металлические двери, и кабина гравимагнитного лифта беззвучно и очень плавно поплыла вверх.

– Молчалив, – сказала девушка. – Ну и хорошо, болтать не нужно много.

С этими словами она сняла с огненно-рыжих волос капюшон, встряхнулась, как собака, от мелких капелек и, сняв полупрозрачные очки, глянула на меня ядовито-зелёными глазами. Я еле смог удержать себя, чтобы не дёрнуться, и девушка, как ни странно, заметила моё смущение. Как оказалось, очки очень даже хорошо скрывали эти светящиеся глаза.

– Глаза? Да, понимаю, меня саму они пугают, но, к сожалению, ничего сделать не могу с этим, это не имплантаты, это настоящие глаза человека, родившегося в угрюмом устье Загорья.

– Ты из Загорья, – наконец прервал я своё молчание.

– Да, знаешь это место?

– Бывал там несколько раз, вот и всё, – непринуждённо сказал я, при этом испытывая искреннюю жалось к родившейся там девушке. Шесть аккумуляторных заводов сливали свои отходы на полигоне Загорья. Тогда, совсем давно, это была экологическая катастрофа, до того, как учёные придумали новый способ создания компактных аккумуляторных устройств, взамен литий-ионных, после этого это уже не была катастрофа, это было вымирание. Но нашлись некие люди, которые на базе сверхъядовитой окружающей среды создали верование, вознесли в культ источающие радиационные земляные фонтаны. И стали покланяться им, веря, что это Суфирим, придуманный главарями епархии бог, даёт жизнь, превращая землю в тёмно-зелёную жидкость. Как ни странно, община прижилась на электролитионных болотах и живёт там уже не одно поколение. Создаются семьи, рождаются дети, умирают молодыми. И лишь Хозяин болот Загорья остаётся вечным, его уже очень давно никто не видел, но он с завидной регулярностью выступает на всех экранах, обращаясь к населению Угрюмого устья Загорья.

– Не то место, чтобы наслаждаться видами. Хотя ежегодное извержение центрального гейзера – зрелище завораживающее.

– Я по делу был, извержений не видел, – буркнул я.

– По делу, – медленно проговорила она. – Дела, дела, дела, понятно.

Двери открылись, и мы вышли в коридор не то 30-го, не то 40-го этажа. Я открыл дверь, и девушка вошла в номер.

– Душ?

Я молча показал дверь в ванну. Она скинула с себя мокрую меховую накидку, оставшись в одном топе, что почти не прикрывал её молодую, сочную и стоящую грудь. Я налил себе бурбона, скинул куртку, снял футболку и, взяв рокс, вышел на балкон. Гостиничный небоскрёб стоял последний в линии всех зданий, и все его номера были со свободной стороны. Так что балкон в этой части здания имел большую прибавку к стоимости. Ведь с него открывался прекрасный вид на зелёную долину, в глубине которой, извиваясь, убегала в даль река. Заповедная зона, вторгнувшемуся туда – немедленный расстрел.

Тёплые, нежные и необычайно мягкие руки обняли меня сзади, в ухе послышался шёпот.

– Ты напряжён. Пойдём в комнату, я помогу тебе расслабиться, всё уже позади. Я развернулся, за мной стояло прекрасное, смуглое, обнажённое тело, с красивым лицом и рыжим кудрявым взрывом на голове. Её глаза тускло светились в темноте глубины комнаты, куда она меня затащила. Чистое, стройное тело вызывало восхищение: и как ей удалось сохранить себя в таком первозданном виде, при всём при том, что родилась она в самом грязном месте на планете. Лишь две небольшие металлические линии вставок на бедре и голени немного сбивали, хотя и они гармонично вписались в идеал нагой женской красоты. Гладкие ноги, лобок, нет ни линий загара, ни изъянов кожи, словно скульптор изваял свою фигуру из карамельного, молочного шоколада. Сводящая с ума стоявшая грудь слегка покачнулась, и девушка упала на кровать, призывая меня к себе. Я не смог больше сопротивляться и, стянув штаны, упал в объятия красотки. Я жадно целовал её, поглаживая идеальные изгибы тела. Попадающий в окно свет, играл на капельках пота проявившихся на наших телах. От такой проблесковой игры желание всё увеличивалось, я работал как жеребец, напрягаясь всем телом, проступали мощные мышцы, играя по телу правильным рельефом. И вот наш экстаз достиг пика, её тело выгнулось, она запрокинула голову и из груди вырвался самый сладкий стон, что я слышал в своей жизни, стерпеть такое я не смог и извергся, рыча от удовольствия.

Я сидел на углу кровати, в темноте тускло освещённой вечерним уходящим солнцем комнаты. Его лучи еле-еле пробивались сквозь туман облаков, толи 30-го, то ли 40-го этажа.

– Это было, – взяв паузу, она улыбнулась: – Вкусно. Может, вернёшься и попробуем ещё раз этот чудесный десерт?

Я затушил сигарету в пепельнице, не оборачиваясь, встал и, подойдя к окну, сказал:

– Тебе надо идти.

– Так сразу?

Я обернулся и посмотрел на белоснежные простыни, где возлежала тёмная голая девушка.

– Именно так. Сразу.

– Ого, да ты прямо какой-то древний бог, слишком идеален, чтобы быть правдой, в одежде и не скажешь, импланты? – улыбнулась она мне, игнорируя мои потуги срочно проводить её.

– Одевайся, – бесстрастно сказал я и кинул ей её нижнее бельё чёрного цвета с красными точками.

– Ну хорошо, – обиженно сказала она. – Но я бы хотела встретиться с тобой ещё раз, ты не против? Не за деньги, а так, – она замешкалась. – Скажем, поужинать.